Читаем без скачивания Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений - Илья Голенищев-Кутузов

***

Бледной Силены лобзанияСердце пронзают,В зеркале вод сочетанияОбликов сладостных тают.

Облако тонкое, дальнее,Ты ли стезей неземноюЛунной свирели печальнееТихо скользишь надо мною?

Маревом легким не скроешься,О златострунное,В солнечном сердце покоишься,Сонное, лунное.

И. Г.-К.

P.S. Закончил легенду о последнем папе, о котором Вам говорил («Papa Angelicus»).

24 августа 1931

Дорогой Илья Николаевич,

Посылаю в Ваше распоряжение мое Предисловие. Не печатайте его, если оно почему-нибудь Вам не по сердцу или может повредить Вам (чего я боюсь) и успех Вашей книги затруднить. Простите, что посылаю его только теперь; но чтобы закончить его, я отложил на два-три дня мой отъезд в Швейцарию. Одновременно возвращаю рукопись, где Вы найдете несколько замечаний на полях. Желаю от души удачи изданию! Привет Евгению Васильевичу: что он скупится на экземпляр своей книги для меня?

Всем сердцем Ваш Вяч. Иванов.

Адрес остается: Collegio Borromeo, Pavia.

P.S. Серьезно и настоятельно прошу Вас не печатать предисловия, если оно окажется неподходящим. Не бойтесь обидеть меня этим: напротив, это будет доказательством Вашей дружбы, доверчивой близости Вашей ко мне, нашей действительной солидарности. Подумайте как следует, прежде чем решиться печатать. Мое имя для многих одиозно, а я не хочу, чтобы Вы от этого теряли. В.И.

23 сетября 1931

36, av. de Chatillon, Paris XIV

Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,

Я получил Ваше Предисловие к моей книге и рукопись с Вашими заметками. Я узнал, что Вы имеете власть проникать в сокровенные горницы сердца, что Вам но ранить и исцелять людские души, но такого проникновения в мое сердце и такого магического воздействия на мое воображение я не ожидал. Мне порой казалось, когда я перечитывал Вами написанное, что Вы лучше понимаете мою сущность, и мой путь, и все препятствия на этом пути, чем я сам. Я не знаю, следует ли благодарить Вас, – мое уважение к Вам переросло благодарность, уважение уже меркнет в лучах моей любви к Вам, любви сыновней и неизменной.

Я переживаю эти последние два месяца странные, еще не вполне мною осознанные состояния. Думаю, что Дионис на время одолел Аполлона в моей душе. Что-то оборвалось во мне и родилось нечто новое, и радость моя мешается с ужасом. Поэтому мне трудно писать (я слышу лишь стихи). Всё, что считаю лучшим из мною услышанного (подслушанного у сердца), посылаю Вам. И мне было бы бесконечно дорого, если бы Вы согласились написать мне хоть несколько строк о Вашем впечатлении от моей Vita Nova.

Глубокоуважающий и любящий Вас Илья Голенищев-Кутузов.

P.S. Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет Ольге Александровне. Ей будет посвящено в «Памяти» стихотворение «Парки» («О, дважды дано нам родиться… – И Логос наследует плоть…»). О заметках Ваших, столь ценных и проникновенных, напишу «по статьям» подробно, когда вновь овладею Аполлоновым началом.

ИГК

Все эти новые стихи войдут во вторую книгу «Звезда-Денница».

P.P.S. И.И. Фундаминский (Бунаков) 32) очень просил меня обратиться к Вам, не согласитесь ли Вы прислать стихи для «Современных записок». Они сами не решаются к Вам обратиться. Мой новый адрес (с 1-го октября): 27, rue des Bernardins, Paris V.

Я дал в «Современные записки» легенду в прозе «Рара Angelicus». Теперь судьба моя в руках Степуна!

30 сентября 1931

Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,

Спешу Вам сообщить, что с 1-го числа я буду жить не на rue des Bernardins, как Вам писал, а на rue St. Jacques. Таким образом, мой новый адрес: 216, rue de St. Jacques, 216. Hotel des Nations, Paris V.

Мне было бы очень радостно, если бы Вы написали несколько слов о новых моих стихах.

Книга моя выйдет, по всей вероятности, к началу ноября. В Париже остаюсь до января. Е. В. Аничков просил передать Вам сердечный привет; он на днях уезжает обратно – в Македонские дебри, праздновать осеннего Диониса.

Я же в свободные и праздные минуты перевожу… элегии Проперция, для успокоения мятущегося духа и очищения от «миазмов».

Искренне и глубоко Вам преданный,

Ваш И. Голенищев-Кутузов.

15. И.Н. Голенищев-Кутузов – В.И. Иванову

Белград, 3 февраля 1935 г.

Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,

Наконец моя книга вышла. Я уже было потерял надежду. Но писатель предполагает, а издатель располагает. «Память» без малого три года пролежала в наборе. Посылаю Вам книгу (еще два экземпляра вышлет Вам издательство из Парижа).

Я не могу Вас благодарить за Ваше царственное предисловие, которого я, право, недостоин. Все слова благодарности кажутся обыденными. Если бы я мог сказать как Данте 33):

O degli altri poeti onore e lume,

Vagliami il lungo studio e ‘l grande amore

Che m’ha fatto cercar lo tuo vlume.

Tu se’ lo mio maestro e ‘l autore.

(цитировать два следующих стиха не дозволяет мне благочестивая Память!) 34).

Из-за позднего выхода книги (издательство «Парабола» – берлино-парижское; издатель же Каплун 35,) – параболический Каплун!) мне пришлось прибавить с десяток стихотворений, Вам неизвестных, написанных позже, – простите великодушно!

Отобрал для Вас 18 новых моих стихотворений – те, что мне кажутся лучшими, – из будущей книги «Огонь над водами». Мне бесконечно важно , чтобы Вы мне написали о новых моих стихах (если не Вашим мнением – чем я измерю вне себя, беспристрастно, путь, мною пройденный?).

Теперь о внешнем в моей жизни: в 1932 году осенью я вернулся из Парижа в Далмацию. Весной 1933 поехал опять в Париж и докторировал. (Вам теза моя была послана издательством.) В мае 1934 меня выбрали приват-доцентом одновременно в Белграде и Загребе. Я предпочел Белград, где и нахожусь теперь.

Читаю лекции о старофранцузском языке и даю уроки в одной из белградских гимназий. Работы очень много; материально живется не очень легко, но есть надежда на лучшее будущее. Студентов у меня много (свыше ста), проявляют интерес – читаем старые тексты.

Об остальном – «стихи мои свидетели живые». Недавно был в Скопле (где крутящиеся дервиши по сей день пляшут в мечетях, воздвигнутых на развалинах богумильских капищ) – в гостях у Евгения Васильевича. Он собирается через год выйти в отставку и поселиться у самого моря, в Далмации. Пишет очень интересные и ценные воспоминания. К осени предполагаем издать сборник; я приготовляю статью о его научной деятельности (к 70-летию). Будет проза (Ремизов) и стихи (мои, Дуракова, Софиева, Е. Таубер). Если бы Вы разрешили напечатать Ваши стихи! (Я учитываю возможность оправданного отказа, и всё же прошу – для Е. В. была бы такая радость!)

Уже годами лишь скупые сведения о Вас доходят изредка до меня. В прошлом году я был в Милане, но Вы летом в Риме. Когда-то увижу Вас вновь? Что Вы пишете в Вашем великолепном уединении, напоминающем пустынничество Петрарки?

Передайте мой сердечный привет Ольге Александровне и всем Вашим.

Душевно Вам преданный и глубоко уважающий Вас

Илья Голенищев-Кутузов.

Мой адрес: Milesevska br. 27/1 Belgrad (Jugoslavie)

20 августа 1935

Roma, via Gregoriana 12, int 9

Дорогой Илья Николаевич,

Хронология наших сношений (как и хронология возникновения Вашей прекрасной книги стихов) измеряется столь астрономическими числами, что мое полугодовое молчание в ответ на присылку четырехлетней новорожденной с глубоко тронувшим меня посвящением и милым Вашим письмом, составляя само по себе тяжкое прегрешение, в каковом и винюсь, встретит, быть может, с Вашей стороны некоторое снисхождение, тем более что в смягчающих вину обстоятельствах недостатка нет: ведь, согнанный благоразумною политикой бюджетных сокращений с моего насиженного уголка в гостеприимном и блистательном Collegio Borromeo (место мое упразднено), я переживаю год великой разрухи и безвременья, туги и неустройства, что исключает не только возможность свободно располагать своим досугом, но и самый досуг. Что же до моего молчания по получении Вашей внушительной диссертации, которая меня глубоко обрадовала и с которою Вас восхищенно поздравляю, – то объясняется оно просто неосведомленностью о месте Вашего пребывания. Неустойчивость Вашего адреса препятствовала мне и раньше писать Вам в ответ на присланные (также какие-то неустойчивые) стихи, в которых нечто остро, но не до конца пережитое не могло – или не хотело – определительно (то есть художественно-завершенно) сказаться. Перечитывая теперь то, что я знал, когда писал свое предисловие, я уверяюсь в оценке, намеченной мною в этом последнем; в других же стихах, как напечатанных, так и рукописных, вижу больше поэтического субстрата, нежели формы, вследствие чего рассматриваю их только как переход ко второй эпохе Вашего творчества, а не как наступление его: окончательной кристаллизации еще нет; а так как Ваш второй сборник должен был бы утвердить Вас как художника вполне созревшего и Вашу новую эпоху представить не в эскизах, а в завершенных созданиях, то предостерегаю Вас от преждевременного выпуска в свет «Огня над водами» (не «над водами», как теперь неправильно говорят). Из этих новых стихов кое-что мне весьма нравится, но не достаточно нравится, чтобы ослабить высказанное общее суждение. На глупые ж критики (вроде полублагосклонной в последней книге «Современных записок» – увеселительны русские парижане, робко обезьянящие французских сюрреалистов и им подобных, чьи клички не стоит запоминать, tellement elles sont precaires [18] – на «парижские» критики, говорю я, не обращайте вовсе внимания 36).