Читаем без скачивания Спасение Шарпа - Бернард Корнуэлл

- Огонь!

И мушкеты выплёвывают огонь и клубы порохового дыма, и копыта лошади полковника роют землю позади шеренг, а он пытается, привстав в стременах, рассмотреть, что там, за дымом, происходит, а дальше, за шеренгами, полковые музыканты играют «Марш гренадёров», но никто не обращает на это внимания. Достал патрон, раскусил, зарядил и сделал своё чёрное дело…

Все они были ворами и убийцами, простаками и насильниками, и, конечно же, пьяницами. Они вступили в армию не из патриотических побуждений и, уж конечно, не из любви к королю. В армию шли потому, что были пьяны, когда вербовщик-сержант приехал в их деревню, потому, что судья предложил выбор: виселица или армия, потому, что надо было жениться на забеременевшей девчонке, или потому, что девчонка не хотела идти за них замуж, или потому, что они, как последние идиоты, поверили вранью вербовщика, что армия гарантирует пинту рома и трёхразовое питание, и с тех пор постоянно хотели есть. Их пороли по приказу офицеров, которые были джентльменами и не могли подвергнуться подобному наказанию. Этих чёртовых пьяных придурков вешали без всякого снисхождения за кражу цыплёнка. Дома, в Великобритании, когда они выходили из казармы, почтенные граждане переходили на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться с ними. В тавернах их могли отказаться обслуживать. Им платили ничтожно мало, штрафовали за каждую мелочь, которую они теряли или ломали, а те жалкие пенни, что им удавалось сберечь, они обычно проигрывали. Они были безответственными жуликами, злыми, как псы и грубыми, как свиньи, но у них были две вещи: чувство собственного достоинства и умение замечательно стрелять – быстрее, чем любая другая армия в мире

Строй красномундирников сеял пулями густо, как туча градом, неся смерть тем, кто стоял на их пути. Сейчас это были семь французских батальонов, и Южный Эссекский рвал их в лоскуты. Один батальон против семи, но французы так и не смогли перестроиться как следует в шеренгу, а теперь те, кто оказался с краю, пытались пролезть в более безопасные внутренние ряды колонны. Пули безжалостно секли скученных французов; к Южному Эссекскому присоединялось всё больше португальцев и британцев; потом с севера подошёл 88-й, Рейнджеры Коннахта, и теперь на захвативших вершину французов с двух сторон нападал противник, которого учили стрелять до тех пор, пока они не научились делать это в любом состоянии: вслепую, мертвецки пьяными, обезумевшими. Это были убийцы в красных мундирах, и в своём ремесле они знали толк.

- Вы видите что-нибудь, Ричард? – в перерыве между залпами крикнул Лоуфорд.

- Они не устоят, сэр.

По прихоти ветра, слабый порыв которого сдул в сторону завесу дыма, Шарп смог разглядеть побольше, чем полковник.

- В штыки?

- Не сейчас.

Французы несли ужасные потери. Только Южный Эссекский в минуту выдавал почти полторы тысячи пуль, а к обстрелу двух французских колонн присоединилось четыре или пять батальонов. Над вершиной, окутывая упрямо цепляющихся за позицию французов, сгущался дым. Шарпа всегда поражало то, какой живучестью обладали французские колонны. Они содрогались под сыплющимися на них со всех сторон ударами, но не отступали, а упорно сжимали теснее ряды, а те, кто оказался снаружи, умирали под безжалостным огнём британцев и португальцев.

Крупный мужчина в потёртом чёрном сюртуке с зажатым в жёлтых зубах окурком потухшей сигары и в ночном колпаке с растрёпанной кисточкой подъехал к Южному Эссекскому сзади. Полдюжины сопровождавших его адъютантов свидетельствовали, что этот неряшливый тип в гражданском большая шишка. Полюбовавшись, как под огнём Южного Эссекского умирают французы, он вынул из зубов сигару, мрачно оглядел её и скусил кончик.

- В вашем чёртовом батальоне есть валлийцы? – пробурчал он.

Лоуфорд обернулся на голос, только сейчас заметив гостя, и поспешно сказал:

- Сэр?!

- Так что, парень, есть у вас чёртовы валлийцы?

- Думаю, есть несколько, сэр.

Тип в ночном колпаке обвёл рукой с зажатой в ней сигарой шеренгу и заявил:

- Они слишком хороши, чтобы быть англичанами, Лоуфорд. Может, в Эссексе есть валлийские деревни?

- Уверен, что есть, сэр.

- Вы, чёрт вас дери, ни в чём таком не уверены, – буркнул сэр Томас Пиктон, генерал, командующий обороной на юге хребта. – Я видел, что вы, Лоуфорд, сделали. И я думал, что вы, дьявол, свихнулись. Я имею ввиду разворот шеренгой направо посреди чёртова сражения. У него мозги размягчились вовсе – так я решил вначале, но всё получилось, парень, и хорошо получилось. Горжусь вами. У вас просто наверняка должна быть хоть капля валлийской крови. Найдётся для меня сигара, Лоуфорд?

- Нет, сэр.

- Не слишком, чёрт побери, увлекаетесь этим, да?

Пиктон кивнул и поехал прочь, сопровождаемый своими адъютантами в мундирах настолько щеголеватых, насколько их начальник был небрежен в одежде. Лоуфорд приосанился, оглянулся на французов и увидел, что колонна рассыпается.

Майор Лерой, который внимательно прислушивался к речам генерала, подъехал поближе к Шарпу и заявил, вытаскивая пистолет:

- Мы на самом деле приглянулись Пиктону, раз он полагает, что Лоуфорд валлийской крови.

Шарп усмехнулся.

Лерой прицелился из пистолета в остатки самой близкой к нему французской колонны.

- Когда я был мальчишкой, Шарп, я частенько стрелял в енотов.

Шарп заметил, что в четвёртой роте мушкет дал осечку, вероятно, из-за того, что раскрошился кремень, окликнул солдата, и, достав из кармана запасной, бросил ему:

- Лови! – а потом повернулся к Лерою. – Что такое енот?

- Совершенно бесполезное мерзкое животное, Шарп, созданное Господом для того, чтобы мальчишке было на чём тренироваться в стрельбе. Почему эти ублюдки не бегут?

- Побегут.

- Как бы тогда они не прихватили с собой и вашу роту, – заметил Лерой и кивком указал Шарпу, что именно он имеет в виду.

Шарп направил лошадь к флангу шеренги и увидел, что Слингсби расположил роту ниже по склону и севернее, и горстка стрелков пыталась отсечь от колонны разрозненные группы французов, пытавшиеся к ней присоединиться. Неужели этот героический недоумок вообразил, что сможет силами одной роты отрезать колонну? Через несколько мгновений французы дрогнут, и около шести тысяч человек ринутся с вершины вниз по склону, спасаясь от полного уничтожения, с лёгкостью сметя на своём пути стрелков. И этот момент стал ещё ближе, когда Шарп услышал грохот орудийного выстрела с какой-то батареи. Это была картечь, заряд которой, вылетая из ствола пушки рассеивает град мушкетных пуль, словно сам дьявол палит из дробовика. Не медля более ни мгновения, Шарп направил лошадь вниз по склону, крича своим людям:

- Назад, к шеренге! Назад! Быстро!

Слингсби возмущенно запротестовал:

- Мы сдерживаем противника! Мы не можем сейчас отступить!

Шарп спрыгнул с лошади и бросил поводья Слингсби:

- Назад, к батальону, Слингсби! Это приказ! Немедленно!

- Но…

- Выполнять! – рявкнул по-сержантски Шарп.

Слингсби неохотно сел в седло, а Шарп крикнул стрелкам:

- Соединиться с батальоном!

И в этот момент французы побежали. Они взяли высоту и несколько великолепных мгновений праздновали победу, словно она уже была у них в кармане, но так и не получили хорошее подкрепление, в котором так сильно нуждались. Британские и португальские батальоны смогли перестроиться, окружили их с флангов и затопили залпами свинца, следующими друг за другом от роты к роте. Никакая армия в мире не смогла бы выстоять в этом аду, но французы стойко сопротивлялись. Они продержались дольше, чем мог бы предположить какой угодно генерал, но одной храбрости оказалось недостаточно, и теперь у них осталось лишь одно желание - выжить. Шарп увидел волну синих мундиров, перехлёстывающую через линию горизонта. Он бежал вместе со своими людьми изо всех сил. Хорошо было видно, как Слингсби, отчаянно пришпоривая лошадь, спешит к роте Джеймса Хупера. Те, кто оказался слева от шеренги батальона, были в относительной безопасности, но большинство стрелков оказалось прямо на пути лавины бегущего в панике противника.

- Собраться вокруг меня! – заорал Шарп. – В каре!

Этот отчаянный приём пехота использовала в минуты смертельной опасности для защиты от вражеской кавалерии. Тридцать или сорок человек, собравшись вокруг Шарпа, развернулись так, чтобы сражаться с окружившим их со всех сторон противником и примкнули штыки.

- Сдвигаемся к югу, парни, подальше от них, – спокойно скомандовал Шарп.

Харпер снял с плеча свою семистволку. Поток французов обтекал группу красномундирников и стрелков со всех сторон, но Шарп побуждал своих людей ярд за ярдом смещаться в сторону. Один француз, не видя ничего перед собой, напоролся прямо на штык Перкинса и повис на нём, пока парень не спустил курок, чтобы сбросить труп с окровавленного длинного клинка.