Читаем без скачивания Пришпоренный - Сесил Скотт Форестер

— Мы увеличили разрыв в направлении ветра, — сказал Провс, глядя в подзорную трубу. — Сейчас мы отрываемся от нее в направлении движения.

«Отчаянный» вернул часть своего бесценного разрыва. Вторая линия обороны Хорнблауэра оказалась надежнее первой.

— Еще раз возьмите азимут, мистер Провс, — приказал Хорнблауэр.

Как только поворот был закончен, вновь начали сказываться исходные преимущества «Луары». Она демонстрировала и свою быстроходность, и свою способность идти круто к ветру. Она переместилась с раковины «Отчаянного» на траверз; после этого она смогла ненадолго привестись и сократить разрыв в направлении ветра. Минуты проносились как секунды, часы как минуты. «Отчаянный» мчался вперед, его команда застыла в напряжении на кренящейся палубе.

— Пора снова поворачивать? — осмелился заметить Буш. Но теоретически правильный момент действительно уходил.

— Мы подождем немного, — сказал Хорнблауэр. — Мы дождемся вот этого шквала.

Шквал налетел, и мир скрылся за плотной завесой дождя. Хорнблауэр отошел от коечных сеток, поверх которых смотрел, и по круто наклоненной палубе подошел к штурвалу. Он взял рупор.

— Приготовиться к повороту оверштаг.

В реве ветра команда едва ли слышала его слова, но все смотрели на него, не отрываясь, и вышколенные матросы не могли спутать приказы. Непросто повернуть судно во время шквала, — ветер налетал порывами, непредсказуемо меняющимися на один-два румба. Но «Отчаянный» так хорошо слушался — пока маневр был точно просчитан по времени — и можно было пойти на этот риск. Легкое изменение ветра грозило потерей скорости, но это можно было преодолеть за счет инерции вращения. Порыв ветра стих, и дождь прекратился в тот самый момент, когда команда круто обрасопила реи. Шквал ушел в сторону, по-прежнему скрывая «Луару».

— Мы их перехитрили! — с удовлетворением произнес Буш. Он злорадно представлял себе, как «Луара» мчится на прежнем галсе, когда «Отчаянный» благополучно лег на другой и быстро увеличивает разрыв.

Они наблюдали, как шквал бежит по пенистому серому морю в сторону Франции. Потом они увидели неясный силуэт. Он постепенно вырисовывался все четче.

— Тысяча… — воскликнул Буш. Он был настолько ошарашен, что не закончил ругательства. Из-за шквала возникла «Луара». Она преспокойно шла тем же галсом, что и «Отчаянный», разрыв нимало не увеличился.

— Этот трюк мы больше пробовать не будем, — сказал Хорнблауэр. Он попытался улыбнуться, не разжимая губ.

Французский капитан явно не дурак. Он видел, что «Отчаянный» оттягивает поворот до последнего, и упредил его. Он повернулся одновременно с ним. Вследствие этого он очень мало потерял при повороте, и уже успел это наверстать. Да, он опасный противник. Это один из самых талантливых капитанов во французском флоте. Было несколько капитанов, отличившихся за время прошлой кампании, правда, вследствие превосходящей мощи британского флота к концу войны почти все они оказались в плену, но Амьенский мир освободил их.

Хорнблауэр отвернулся от Буша и Провса. Он попытался пройти по круто накренившейся палубе и подумать, что из этого вытекает. Ситуация опасная, опаснее некуда. Ветер и волны неуклонно приближают «Отчаянного» к «Луаре». Как раз тогда, когда Хорнблауэр попытался пройтись по палубе, он почувствовал, как корабль необычно вздрогнул — это была «бродячая волна», возникающая в результате необычной комбинации ветра и волн, и она ударяла в борт «Отчаянного», как таран. «Бродячая волна» набегала каждые несколько секунд, снижая скорость «Отчаянного» и снося его по ветру. Такие же волны набегали и на «Луару», но, при ее размерах, не так на нее влияли. Вместе с другими силами природы они неуклонно уменьшали разрыв между двумя судами.

Предположим, он решится на ближний бой. Нет, об этом он уже думал. У него хороший корабль и вышколенная команда, но при таком ветре эти преимущества практически сведутся на нет тем, что «Луара» обеспечит более устойчивую опору для орудий. У «Луары» в два раза больше пушек и в два раза более тяжелые ядра. Это неразумный риск. На мгновение Хорнблауэр представил себя занесенным в будущую историю. Он может прославиться как первый британский капитан, павший жертвой французов в нынешней войне. Вот так слава! Несмотря на холодный ветер, к щекам его прилила горячая кровь: он представил себе бой. Ужасы являлись длинной чередой, как короли в «Макбете». Он подумал о смерти. Он подумал о плене — это он уже испытал в Испании и лишь чудом вырвался на свободу. Прошлая война длилась десять лет — эта может продлиться столько же. Десять лет в тюрьме! Десять лет другие офицеры будут добывать себе славу и отличия, богатеть на призовых деньгах, он же будет гнить в тюрьме, постепенно превращаясь в дряхлого безумца, забытый всеми, даже Марией. Он предпочел бы умереть, как предпочел бы смерть увечью. По крайней мере (жестоко заметил он про себя) так он думает сейчас. Возможно, встань он перед выбором, он начал бы цепляться за жизнь — умирать он не хотел. Он пытался внушить себе, что не боится смерти, что ему просто жаль упустить все интересное и приятное, возможно, ожидающее его в жизни. И тут же запрезирал себя, зная, что просто не хочет видеть жестокую истину — он боится.

И тут он встряхнулся. Он в опасности, и сейчас не время копаться в своих чувствах. Сейчас требуются решимость и изобретательность. Прежде, чем повернуться к Бушу и Провсу, он постарался сделать безучастное лицо.

— Мистер Провс, — сказал он. — Принесите ваш журнал. Давайте взглянем на карту.

В черновом журнале были отмечены все перемены курса, ежечасные замеры скорости, и с их помощью можно рассчитать — или прикинуть — теперешнее положение судна, исходя из той точки вблизи Ар Мен, откуда они тронулись в путь.

— Мы сместились на целых два румба под ветер, — горестно произнес Провс. Пока они сидели в штурманской рубке, его длинное лицо все вытягивалось и вытягивалось. Хорнблауэр тряхнул головой.

— Не больше полутора. И отлив помогает нам последние два часа.

— Надеюсь, вы правы, сэр, — сказал Провс.

— Если я не прав, — ответил Хорнблауэр, орудуя параллельными линейками, — нам придется придумать другой план.

Отчаяние ради отчаяния раздражало Хорнблауэра в других — он слишком хорошо знал это чувство.

— Еще два часа, — сказал Провс, — и мы окажемся под пушками француза.

Хорнблауэр пристально посмотрел на Провса, и под этим взглядом Провс наконец исправил свое упущение, запоздало прибавив «сэр». Хорнблауэр не собирался допускать отклонений от дисциплины, какой бы критической не была ситуация — он слишком хорошо знал, к чему это ведет. Добившись своего, он не стал больше заострять на этом внимание.