Читаем без скачивания Оранжерейный цветок и девять растений страсти - Марго Бервин

Я шла уже несколько часов и вдруг увидела в джунглях просвет. Меня удивляло, что я все еще могу двигаться, но факт оставался фактом: я двигалась. На каждом шагу что-то острое в рюкзаке нещадно колотило меня по спине и вонзалось в позвоночник.

Просвет оказался намного обширнее, чем я могла надеяться. Когда-то это, видимо, был большой палаточный лагерь на прекрасном пляже из белого песка. Я стянула с плеч рюкзак и поволокла его к океану прямо по земле. Хотя я и безнадежно потерялась, никогда не забуду того удовольствия и радости от мысли, что вонючая, мрачная темнота и абсолютно безжалостная промозглость джунглей остались позади.

В одну секунду я перенеслась из сумеречно-зеленого, почти черного мира тропического леса в сияющий голубой мир солнечного света. Это было похоже на второе рождение.

Полуостров Юкатан — место, где встречаются Атлантический океан и Карибское море. Это место бурной, неистовой и яростной борьбы. Стоя на кромке берега, я наблюдала, как слева и справа от меня вздымаются волны, с грохотом сталкиваются, превращаясь в белую бурлящую пену. Я всегда полагала, что Карибское море — спокойное и ласковое, а Атлантический океан — холодный и бурный, но, глядя на массу воды, я подумала, что у берегов Юкатана она неукротима.

У воды в ряд стояли четыре сильно потрепанные ветрами и штормами бамбуковые хижины. Видимо, когда-то пляж был намного шире, ибо никто в здравом уме не построил бы свой дом так близко к воде.

Мне повезло, что я нашла их, потому что, похоже, им не продержаться больше чем полгода. Смоет в море. Я вошла в одну из них. Пол был песчаным, а посредине висел изорванный гамак с белой москитной сеткой над ним. Чувство, что здесь бывали люди, оказалось приятным. Я бросила рюкзак в гамак и открыла его, пытаясь выяснить, что там меня кололо в спину. Это оказались босоножки на высоком каблуке. Я расхохоталась: накануне моего отъезда из Нью-Йорка я упаковала их прямо перед тем, как лечь в удобную кровать и под воздействием лепестков от Сонали погрузиться в сладкие грезы, где собиралась танцевать на столах баров Индейской Ривьеры.

Я уронила туфли на пол и в совершенной ярости зарыла их в песок ногой, потом достала пару маникюрных ножниц из рюкзака и срезала москитную сетку, висевшую над гамаком. Я знала, что, когда вернусь в джунгли, она должна быть под рукой.

Я ощущала такие опустошение и усталость, о которых раньше даже и представления не имела. Когда лимонно-зеленый закат, цвет, который всегда казался мне самым чарующим, оповестил о приближающейся ночи, я забралась в гамак, подложила рюкзак под голову и закуталась в москитную сетку.

Я моментально и крепко уснула, но проспала недолго, потому что лунный свет был невыносимо ярким: невозможно представить, что когда-нибудь я произнесу это предложение или смогу испытать это ощущение. Не имея конкурентов в виде освещенных зданий, фонарей и всякого рода ламп, свет луны был почти таким же ярким, как солнечный. Всю ночь, проникая сквозь щели между разбитыми бамбуковыми рейками на крыше, он не давал мне спать. Как я ни вертелась, но укрыться от него так и не смогла. В качестве последнего средства я надела темные очки, но зудящие москиты заставили меня отказаться от попыток заснуть, и я вышла наружу.

Я подошла к морю. В свете луны мне были хорошо видны серебристые спинки рыб прямо под мелкой рябью поверхности воды. Я заснула на песке: должно быть, просто опустилась на песок и уснула. В середине ночи меня разбудил броненосец-армадилл, ползущий по ноге. Он безвреден, но — бррр — с этой своей броней на спине он выглядел как выходец из парка юрского периода. На икре осталась грязная дорожка из слизи.

С первыми лучами солнца я развернулась к морю спиной и увидела, как над джунглями поднимается солнце. Кричали попугаи ара, и деревья двигались как живые оттого, что обезьяны раскачивали ветки, пытаясь стряхнуть с них плоды. Земля содрогалась от града кокосовых орехов и манго. Они падали один на другой и сами собой укладывались в штабеля, слегка напоминая витрину элитного магазина «Дин энд Делюка». А потом с невероятной скоростью плоды начали исчезать, так как сотни обезьян спустились с деревьев, чтобы ухватить свою долю. Честно говоря, меня это не напугало. Все это было похоже на обычный субботний день на Кенел-стрит, где тысячи туристов снуют в поисках роскошных кожаных безделушек от фирмы «Фенди» и «Прада».

Когда и сами обезьяны исчезли, я наконец угостилась перезревшими манго и всякими объедками, которые оказались недостаточно хороши для местных обитателей.

Я вернулась к океану умыться. Соль щипала лицо. Я и не подозревала, что кожа так огрубела и воспалилась. Закинув рюкзак за спину, с москитной сеткой, болтающейся вокруг тела, как свадебное платье, я вернулась в джунгли.

В соответствии с картой Сонали, которую я теперь пыталась воспроизвести в памяти, я не могла быть от Касабланки дальше чем в милях пятнадцати, а может, даже и ближе, около десяти. Я не могла винить Армандо или Сонали за эту бесконечную дорогу — ведь проехать такое расстояние на машине было бы просто милой прогулкой. Идти пешком, конечно, совсем другое дело.

Саговниковые (цикадофиты)

Думаешь, ты старый? Цикадофиты (саговники) — единственные живые существа на земле, которым выпала редкая честь прожить две сотни миллионов лет. Когда сравнили недавно найденные окаменелые саговники приблизительно двухмиллионного возраста с ныне живущими растениями, выяснилось, что за все это время они очень мало изменились, так что можно их рассматривать как современников динозавров. Если развить эту мысль и пойти еще дальше, то можно задуматься, какая именно катастрофа, собственно, погубила динозавров: то ли ледниковый период, то ли столкновение с кометой; но, что бы это ни было, популяция саговников не пострадала. Выносливые ребята!

Не пройдя по джунглям и метра, я краем глаза заметила слева какое-то движение. Я повернулась как раз вовремя, потому что увидела закрывающиеся чаши лунного цветка. Их ярко-белые лепестки обычно мерцают в лунном свете и закрываются при первом луче солнца. Я завороженно смотрела, как крупные, тридцатисантиметровые, размером со столовую тарелку, цветы одновременно закрываются, словно сотни захлопывающихся дверей, и исчезают. Я всегда считала, что цветы красивы и неподвижны. Странно было наблюдать за их активным движением.

Сонали упоминала лунный цветок. Она говорила мне, что, если я когда-нибудь наткнусь на него, нельзя его срезать или вырывать из земли. Я помнила фразу дословно.

«Лоза лунного цветка — это пуповина, которая связывает всех женщин с луной. Обрати особое внимание на такие растения, которые откроются тебе в лунном свете, а при дневном уступят пальму первенства более крикливым и энергичным. Это женщины. Они помогут тебе, врачуя поврежденные женские органы».

Мне показалось странным, что я могу так точно цитировать Сонали. Я ведь и не знала ее совсем, но все, что она сказала, намертво застряло у меня в памяти.

Как только закрылся последний лунный цветок, я пошла дальше. Джунгли совсем не похожи на леса около северной части Нью-Йорка, где я, бывало, совершала длительные прогулки. Здесь деревья росли плотной стеной, и, чем больше я углублялась, солнечный свет гас, полностью поглощенный лесным покровом.

Было так темно, что в самый разгар дня мне приходилось низко наклоняться, чтобы разглядеть корявые, толщиной с мужское бедро корни, прикрытые листьями, или не принять голову питона за камень.

Больше всего я ненавидела в джунглях то, что каждый шаг мог привести к катастрофе. Он требовал максимальной осторожности и собранности, как во время спортивных соревнований, в которых я часто участвовала в колледже. И последствия — иссушающее опустошение — были такие же ужасные.

Мой рюкзак, казалось, сильно потяжелел. Он натирал плечи, ерзал по потной спине, как бы сильно я ни затягивала лямки. Я проклинала Сонали за то, что она не посоветовала мне прихватить с собой фонарь, чтобы видеть в темноте, куда я двигаюсь. Я проклинала Армандо за то, что он уехал в Мексику без меня. И я проклинала Эксли за все на свете. Армандо был прав. Визжать по утрам очень полезно и приятно.

Я остановилась на минуту; чтобы вытащить мобильник. Мне хотелось взглянуть на три фотографии, которые я взяла с собой, чтобы перед долгой и тяжелой дорогой хоть немного почувствовать себя дома. Первая — фотография Коди, держащего оладью в одной руке и сжимающего изюминку другой. Вторую, где Эксли убирал землю с пола в моей квартире, я немедленно удалила. А на последней была моя прекрасная райская птица, хотя в тот момент меня совсем не радовал зеленый цвет.

Засунув руку в карман, я ощутила липкую влажность. Вытащила телефон. Весь экран был заляпан грязью. На самом деле я и не ждала, что он заработает, ведь в джунглях нет ретрансляторов и вышек, но я совсем не ожидала, что он так быстро проржавеет. Кончиками потных пальцев я подцепила крышку отделения с батарейками и увидела, что жижа сочится изнутри: из батареек вытекла кислота. Я вспомнила, как Джоф Каунсил с мобильником в руке вещал о том, что этот «телефон нового типа неутомим, без недостатков, бессмертен, с вечным сроком годности». Какой дурак. Новый тип и суток не протянул в джунглях.