Читаем без скачивания Право на рок - Алексей Рыбин

Надо отдать ему должное, он устроил-таки несколько выступлений странному коллективу из Ленинграда - «Аквариум» - не «Аквариум», в афише название не значилось, да и афиши не всегда имели место. Все это называлось «Творческими вечерами» или «Творческими встречами» с самим Осетинским. Он сидел на сцене в компании нескольких знакомых и пил чаи-кофеи, а вокруг него буйствовали Майк, Борис, Дюша, Сева, Фан, Фагот и кое-кто еще, кто оказывался поблизости в данную минуту. Но это творческое содружество существовало недолго. Не понимая специфики жанра и всю жизнь занимаясь кино-театра-литературной деятельностью (а может и еще какой), Осетинский допустил ряд непоправимых ошибок в работе с молодыми талантами. Правда, он некоторое время занимался с ними (в частности с Майком) дикцией и сценодвижением, чем совершенно его очаровал - взрослый, именитый (какой-никакой) творческий работник принимает такое участие в его судьбе, тратит на него свое драгоценное время и деньги - тут было от чего разомлеть. Короче говоря, бородатый, высокий и толстый человек в костюме и сапогах-луноходах (видимо, последняя мосфильмовская мода) до поры до времени был для Майка и Б.Г. чем-то вроде света в окошке.

Быстро стало ясно, что тактика знаменитого сценариста не подходит для независимых героев рок-н-ролла. То, что возможно, проходило у него с Полиной, никак не могло пройти просто так, например, с Дюшей или другими представителями «Аквариума».

Он считал, что главное - покупать побольше коньяка и все будет «ОК», и покупал его, но поил им беспрерывно исключительно Майка и Бориса, игнорируя остальных, - а этого не прощают. Тем более, что Майк вообще предпочитал коньяку сухие вина, а в компании Бориса были гораздо большие любители этого напитка, чем он сам.

Творческий союз с Осетинским быстро прекратил свое существование. И дело здесь не только в коньяке, просто мэтр оказался недостаточно крут для занятий рок-н-роллом в СССР - он юлил, сбегал с концертов при первых признаках опасности (а она, по определению, сопутствовала любым формам занятий этой музыкой), неприлично ругался, вообще, вел себя нехорошо. Одни его ругали очень сильно, другие - поменьше, Майк же отмалчивался, а иногда говорил, что несмотря на все неприятности, О.Е.Осетинский лично для него сделал достаточно много.

Ну, сделал и сделал, за хорошее - спасибо, за плохое - да Бог с ним, с плохим - всякое бывает. А в Москве для Майка на Олеге Евгеньевиче свет клином не сошелся. Однажды, вернувшись домой из очередной поездки в столицу, Майк с трепетом показывал друзьям и жене фотографию лысого бородатого гражданина и говорил всем с несказанным уважением в голосе: «Вот один из крутых московских мафиози». Но при более близком знакомстве с необычным гражданином, выяснилось, что он ни какой не мафиози. Александр Липницкий - так его звали - стал просто отдушиной не только для Майка, а для целого сонма ленинградских музыкантов, мыкающихся в поисках кайфа между двумя столицами.

Об отношениях же Майка к этом у человеку можно судить хотя бы по тому, что в его доме он спокойно и с удовольствием пел свои песни для хозяина и гостей, чего вообще-то почти никогда и нигде не делал - квартирные концерты это совсем другое дело, это КОНЦЕРТЫ, а чтобы так - за накрытым столом, во время как бы отдыха… Нет - этого он не любил. Есть очень немного домов, где Майка могли попросить между тостами спеть «Сладкую N» или «Пригородный блюз», и он бы не отказал, а с удовольствием выполнил бы просьбу. Он не любил петь в гостях. На сцене всегда находился Майк - звезда рок-н-ролла, а дома, лицом к лицу со слушателем сидел Майк - помятый и страдающий от окружающего его идиотизма, мучающийся им, как зубной болью и похмельем, и эта боль всегда была в его глазах, и он не хотел, чтобы ее видели. Он не любил выглядеть слабым. Он не мог быть побежденным. Спустя несколько лет он надел черные очки и уже никогда больше на публике их не снимал.

Вокально-инструментальная группировка им. Чака Берри. «Рокси»N2, 1978.

30 декабря 1977 года мне довелось воочию наблюдать, как проводят свой досуг звезды ленинградского рока. Совершенно случайно мне удалось попасть на маленький, но миленький сейшн, который вокально-инструментальная группировка им. Чака Берри давала в некоем Гидрографическом предприятии.

Судя по всему, вы никогда не слышали о бэнде под таким названием. В состав этой супергруппы входили: Евгений Губерман (ленинградское экс - «Воскресенье» - барабаны), Борис Гребенщиков (вокал, гитара), Михаил Файнштейн (бас), Севастиан Гаккель (вокал, челло) - последние трое из «Аквариума», и (пока) мало кому известный человек по имени Майк (экс - «Союз ЛМР» - гитара, вокал).

Отдавая дань старой доброй санкт-петербургской традиции, ВИГ им. Чака Берри начала игру на два часа позже, чем это было предусмотрено. Но зато как они начали! Это был жесткий, яростный, агрессивный, громкий, 100% рок-н-ролл! А когда вам в последний раз приходилось слушать «живьем» настоящие рок-н-роллы (исключая, разве что, «Союз»)?

Впервые за много-много лет со сцены прозвучали «Свит литтл сикстин», «Свит литтл рок-н-роллер», «Рил ит ал», «Блю сайд шуз» и т.п Иногда, вероятно для того, чтобы дать людям отдохнуть от этого для некоторых слишком быстрого грохота, мальчики неожиданным образом пускались в такие авантюры, как «Бринг ит он хоум ту ми» или «Онли зе лонли».

Все это звучало несколько фантастично. Барабаны Губермана были просто чудесны. Бас Файнштейна был на высоте, как всегда Гребенщиков пел не хуже, если не лучше, чем всегда. А Гаккель! О, этот выдающийся ленинградский рок-виолончелист, впервые публично использовавший свой странный и загадочный механизм, название которого он отказался сообщить напрочь, но который преобразовывал звук его челлы в нечто, сравнимое лишь со скрежетом ножа по сковородке, пропущенным через синтезатор. Будучи включенным, этот прибор забивал всё, кроме барабанов, и приводил в недоумение людей, танцевавших в зале быстрые и медленные фокстроты.

В перерыве музыканты спустились в буфет и воздали должное советскому шампанскому, красной рыбе и жигулевскому пиву.

Из разговоров между членами группы выяснилось, что этой игре не предшествовала ни одна (!) репетиция, что все это страшная лажа, и что во втором отделении они будут играть «Твистин зе найт авэй» в соль-мажоре, и что, оказывается, несколько членов группы эту песню не слышали вообще. Майк ругался (по поводу того, что на такой маленькой сцене не разбегаться и не распрыгаться). А Файнштейн сетовал на отсутствие крепких напитков.

Во втором отделении играли «Гет иг он» («Т.Рекс»), упомянутую «Твистинг зе найт авэй» (Стюарт), «Мозговые рыбаки» и «Мужской блюз» («Аквариум») и многое-многое другое. Майк спел интересный и весьма странный вариант «Драйв май кар» и «Посторонись, Бетховен», который оказался несколько хуже. Но венцом всего была, пожалуй, «Джин Джини» (Боуи), где Борис и Майк соединили, наконец, свои вокалы в жутком рефрене, и в которой прозвучали длинные гитарные и виолончельные соло.