Читаем без скачивания Средневековые города и возрождение торговли - Анри Пиренн

Металлургия играла гораздо меньшую роль. Она ограничивалась почти всецело медными изделиями, которым некоторые города, особенно Динант в Бельгии, обязаны своим благосостоянием. Но как бы ни была различна по своей природе промышленность в других отношениях, всюду она подчинялась закону концентрации, который действовал уже в такую раннюю эпоху во Фландрии. Всюду городские группы, благодаря торговле, всасывали к себе сельскую промышленность. В XI веке Miracula Sancti Bavonis упоминают в Генте мирян, которые по своей профессии назывались сапожниками; эти ремесленники несомненно пришли сюда из внешнего мира.[124]

В эпоху замкнутого хозяйства каждый сельскохозяйственный центр, большой или малый, в меру возможности сам удовлетворял свои нужды. Крупный собственник держал в своем дворе ремесленников рабов, как каждый крестьянин строил свой собственный дом или своими собственными руками делал обстановку или посуду, в которых нуждался.

Коробейники, евреи, перехожие торговцы, которые через большие промежутки времени приходили на рынки, снабжали остальным. Они жили в условиях очень похожих на те, которые существовали во многих частях России. Все это изменилось, когда города начали предлагать сельскому населению промышленные товары всякого рода. В результате создался обмен хозяйственными благами между средним классом и сельским населением, как было установлено выше. Ремесленники, которые заполняли состав городского населения, находили в сельском классе верную клиентелу. Здесь приблизительно проходило резкое разделение труда между городом и деревней. Последняя давала продукты сельского хозяйства, первый предметы промышленности и торговли, и это положение вещей продолжалось в течение всего средневековья. И это было гораздо более выгодно среднему классу, чем крестьянам.

Поэтому города энергично прилагали усилия к тому, чтобы существующий порядок сохранить. Они никогда не переставали противодействовать всякой попытке ввести промышленность в деревенские округа. Они ревниво охраняли монополию, которая обеспечивала им их существование. Это был расцвет новой эры, когда они пожелали отказаться от исключительности, не совместимой с экономическим прогрессом.[125]

Средние классы, двойная деятельность которых, торговая и промышленная, была очерчена выше, были поставлены лицом к лицу перед многочисленными затруднениями, которые они преодолели, когда пришло к этому время. Не было продовольствия для принятия их в города и бурги, где они селились. Здесь они становились причиной пертурбации; сначала, и вероятно часто, их встречали, как нежелательный элемент. Прежде всего они должны были столкнуться с собственниками земли. Иногда это был епископ, иногда монастырь, иногда граф или сеньор, который владел землей и держал суд. Часто бывало, что место, занятое "portus" или новым бургом, было подчинено юрисдикции нескольких трибуналов или нескольких владельцев. Оно было предназначено для сельского хозяйства, и иммиграция новых пришельцев обращала эту землю в усадебную, для построек. Нужно было некоторое время, прежде чем собственники получали выгоду, которую они извлекали из нее. Сначала они особенно чувствовали неудобства, причиняемые появлением этих колоний, нарушавших образ жизни, обычаи, традицию.

Конфликты непосредственно росли. Они были неизбежны, ввиду того факта, что новые пришельцы, которые были чужеземцами, едва ли были склонны ценить интересы, права и обычаи, которые им были неудобны. Нужно было дать им место как можно лучше, а их число вырастало, их захваты становились более и более смелыми.

В 1099 году, в Бове капитул должен был принять меры против красильщиков, которые так захватили русло реки, что их стиральни не могли более действовать.[126] Всюду, время от времени, епископ или монастырь спорили с бюргерами из-за захваченных земель. Но желали они или нет, — они должны были поступиться. В Аррасе аббатство св. Вааста кончило тем, что поступилось своими пашнями и поделило их. Подобные явления происходят в Генте и Дуэ. При скудости известий, надо все же быть уверенным, что сделки подобного рода были очень обычны. В настоящее время имена улиц во многих городах напоминают об аграрном характере, который был им свойственен с самого начала. В Генте, например, одна из главных артерий обозначалась именем Полевая улица; близко от нее находилась Крестьянская площадь.[127]

Множеству собственников соответствовало множество форм правления, которым земли были подчинены. Некоторые подчинялись земельным оброкам и барщине, другие — пошлинам, предназначенным для содержания рыцарей, которые составляли постоянный гарнизон старого бурга; третьи обязаны повинностям, собираемым кастеляном или епископом, или стряпчим с титулом главного юстициария. Все, словом, получало печать эпохи, во время которой экономическая организация, как и политическая, базировалась всецело на владении землей. К этому добавлялись формальности и налоги, обычно собираемые во время передачи земли и которые, действительно, осложняли, если не делали совершенно невозможной куплю и продажу земли.

При таких условиях, земля, обремененная разнообразными повинностями, которые тяжело лежали на ней, не могла играть никакой роли в деловых операциях, получать рыночную ценность и служить базисом кредита. Обилие юрисдикции усложняло еще более уже запутанное положение. Было редкостью, что земля, занятая бюргерами, принадлежала только одному сеньору. Каждый из собственников, который был тут участником, имел домениальный суд, который был компетентен в делах земельных. Некоторые из этих судов обладали вдобавок высшей юстицией. Смешение компетенций усиливало смещение юрисдикции. Результат был тот, что некоторые люди были зависимы одновременно от нескольких трибуналов, касался ли вопрос долгов, преступлений или просто владения землей. Трудности, которые вытекали отсюда, были еще больше от того, что не все трибуналы были в городе, и иногда было необходимо проехать длинное расстояние, чтобы защищать дело перед ними. Далее они различались между собою по своему составу и по закону, который они применяли. Бок о бок с домениальным судом существовал суд более старый, суд ольдерменов, и он мог быть в городе, как и в бурге. Церковный суд диоцеза притягивал к себе не только дела, касающиеся канонического права, но и все те, в которых был заинтересован клирик, не считая вопросов наследования, гражданского состояния, браков и т. д.

При взгляде на положение отдельных индивидуумов, сложность кажется еще большей. Когда состав города оформился, то каждое различие и каждая градация в положении индивидуумов находила себе отражение. Ничего не было более странного, чем этот рождающийся средний класс. Купцы, как показано выше, были фактически свободные люди. Но дело обстояло иначе с очень большим числом иммигрантов, которые, привлекаемые надеждой найти дело, стекались в города.

Они были почти всегда происхождением из местной округи и не могли скрыть своего гражданского состояния. Вотчинный сеньор, от которого они скрылись, мог легко их отыскать и установить их личность, народ из их собственной деревни бежал к ним, когда они приходили в город. Их родители были известны, и было очевидно, что они родились в рабстве, поскольку рабство было общим состоянием сельского класса. Поэтому было необходимо для них требовать, подобно купцам, свободы, которою эти последние пользовались только потому, что их настоящее гражданское состояние не было известно. Таким образом, большинство ремесленников в городе удержало состояние рабства, в котором оно родилось.

Так образовалась несовместимость между их новым социальным положением и их традиционным законным положением. Они переставали быть крестьянами, но они не были способны стереть то пятно происхождения, которым рабство отметило сельский класс. Если они хотели скрыться, они могли быть грубо возвращены к действительности. Достаточно было для их сеньора потребовать их, они были обязаны следовать за ним и вернуться в вотчину, откуда они бежали. Сами купцы косвенно чувствовали несправедливость рабства. Если они желали жениться, то жена, которую они выбирали, принадлежала почти всегда к рабскому классу. Только самый богатый из них мог домогаться чести жениться на дочери какого-либо рыцаря, долги которого он платил. Для других их союз с рабыней имел своим последствием рабство их детей. Общий закон предписывал детям действительно наследовать состояние их матери в силу изречения "рожденный наследует состояние матери" (partus ventrem sequitur), и легко представить те абсурдные результаты, которые получались из этого принципа для семей. Брак приводит к тому, что рабство вторгалось в семейный очаг. Ненависть и конфликты неизбежно рождались из такого противозаконного положения. Старый закон, в стремлении приноровиться к социальному порядку, для которого он не был пригоден, приводил, в конце концов, к явному абсурду и несправедливости, которая взывала неизбежно к реформе.