Читаем без скачивания Операция «Моджахед» - Лев Пучков

— Есть речь, — Костя сел на подушку напротив Рашида и сообщил: — Ты должен меня выслушать, Рашид. Это важно.

— Мне всё равно, — надтреснутым голосом пробормотал абрек. — Не хочу слушать. Вам лучше меня убить...

— Всё равно?

— Всё равно...

— Ну, раз всё равно, давай позовём твоих родных и покажем им всем эту дрянную кассету, — Костя встал и с готовностью сделал шаг в сторону двери. — Позвать?

— Ты... Ты самый страшный шакал среди всех федералов, — тупая безысходность во взгляде абрека мгновенно сменилась жгучей ненавистью. — Единственное, что я попросил бы у Аллаха перед смертью, — чтобы дал мне шанс сначала перегрызть тебе глотку! Потом можно спокойно умереть...

— Какая длинная фраза! — Костя довольно осклабился и сел обратно. — Эмоции — это хорошо. Значит, не всё равно. Значит, можно общаться.

— Пошёл ты... — прошипел Рашид. — Не буду я с тобой общаться, шакал!

— Куда ты, на хер, денешься, родной мой, — Костя небрежно дёрнул плечиком и сообщил: — Для начала скажу тебе следующее: вот эту кассету видел очень ограниченный круг людей. Мы её никому не показывали. Более того, я могу тебе поклясться, что её не видел ни один чеченец. Ты понял намёк, нет?

— И что? — Рашид напрягся — не поспевал за ходом мысли психолога.

— Это я тебе сказал, чтобы ты знал: это пока тайна, никто ничего не видел.

— Какая разница, — прошептал Рашид, скривив губы в горькой гримасе. — Ей после этого всё равно не жить. На весь род — позор! Лучше уж сразу...

— Вот! — Костя поднял палец вверх, призывая собеседника ко вниманию. — Пару слов о позоре. Что мы имеем в данной ситуации, если судить с точки зрения развитого цивилизованного общества? Девчонку, по сути, ребёнка ещё, изнасиловали пятеро здоровенных мужиков. И сняли это дело на камеру. Это они улику на себя сняли, недоумки. Девчонку надо не медля отдать в реабилитационный центр, где с ней поработают дипломированные психологи, полечить и переселить — если уж сильно приспичит — в другое место, где ей ничего бы не напоминало о случившейся трагедии. А насильников — под суд и как минимум лет на двадцать каждого на строгий режим...

— Можешь не распинаться, давай сразу к делу, — покачал головой Иванов. — По-моему, он тебя не слушает.

— Он слушает, но ему пока поровну, — уверенно заявил Костя. — Потому что он понятия не имеет, как это вообще может быть — с точки зрения цивилизованного общества... Мы, нохчи, гордые дети гор, живём по своему средневековому укладу и клали с прибором на вашу цивилизацию...

— Ты что, тоже нохчо? — неожиданно спросил по-чеченски как будто бы и в самом деле не слушавший психолога Рашид.

— Он не нохчо, — ответил я на чеченском. — Просто говорит так, чтобы тебе понятнее было.

— Он что, думает, я совсем баран? — Рашид чуть оживился — обратил свой взор в мою сторону.

— Если не баран, слушай его, — предложил я. — Он только на вид вредный, а на самом деле очень умный и чуткий. Это его работа. Он спас не один десяток таких семей, как твоя. От позора, от смерти и так далее. Думаешь, ты один такой на всю Чечню?

— И о чём мы там журчим? — недовольно прищурился Костя.

— Я сказал, что ты самый отъявленный мерзавец, каких только видела чеченская земля, — перевёл я. — И не колеблясь покажешь эту запись его родным, если он тебя не будет слушать.

— Правильно сказал, — Костя с довольным видом кивнул. — Так вот, мы, нохчи, плевать хотели на вашу цивилизацию. Девчонку эту несчастную мы забросаем камнями, в сторону семьи, будем пальцем тыкать сто лет, а мерзавцы пусть себе гуляют и гнусно ухмыляются. У нас, нохчей, такой славный обычай. Нас ебут, а мы крепчаем...

— Сволочь, — отчётливо процедил сквозь зубы Рашид. — Совсем сволочь, шакал...

— Я, конечно, сволочь, — согласился Костя. — А вы все — жопошники и не мужчины. Трахнули, сделали запись, одели пояс, заставили взорваться. Куда ей деваться после такого? Кто защитит, спасёт от позора? Мужиков нет, одни жопошники кругом... Это не оскорбление, а просто констатация факта. Это уже не первый случай, и всегда всё происходит по одному и тому же сценарию. Других вариантов не было. Ну и скажи мне, кто вы после этого?

Рашид промолчал — только скрипнул зубами и покачал головой. Обидно выслушивать такие вещи из уст представителя «слабой и больной» нации. Убить его нельзя, а возразить нечего.

— Молчание — знак согласия, — продолжал развиваться Костя. — Что должен сделать мужчина в таком случае? Мне, простому горцу, плюющему на цивилизованные законы, это представляется так. Просто так видится в закономерно создавшейся ситуации... Я, горец, нахожу свою сестру, изымаю её из обстановки и прячу где-нибудь на чабанской «точке», где её никто не найдёт. Либо, вообще, вывожу в Россию, там точно не найдут. Это — первым делом. После этого что я делаю? Принимаюсь за планомерное уничтожение всех, кто хоть краем причастен к данной мерзости. Потихоньку отлавливаю и режу.

— Я их всех не знаю, — пробормотал Рашид, всё так же глядя в пол. — Как всех достать? А которые главные — к ним вообще на пушечный выстрел не подпустят...

Костя обвёл нас торжествующим взглядом. Есть контакт! Товарищ вписался в процесс. Перестал хлюпать носом, начал соображать по теме. Это уже полпобеды. Потому что имелось веское опасение, что товарищ будет пребывать в полном трансе, вытащить из которого его не представится возможным.

— Да, как достать? — подхватил Костя. — Безусловно, я не знаю их всех, но есть ведь такое понятие, как ниточка и клубок... Если я знаю хоть одного из этой банды, я его поймаю... и сразу не убью. И что я с ним сделаю?

— Их пытать — бесполезно, — покачал головой Рашид. — Это не такие люди. Они ничего не скажут.

— Не надо пытать, — небрежно махнул рукой Иванов. — Есть гораздо более эффективные способы...

Полковник, видимо, хотел упомянуть про «сыворотку правды», которая развязывает языки всем подряд независимо от убеждений и вероисповедания, но Костя остановил его жестом — сейчас он рулит, ему можно и полковника поправить — и предложил другой вариант.

— Пытать я его не буду. Ещё время тратить... Я приглашу двух своих знакомых грузин — у нас служат такие генацвале, до чужих жоп бо-ольшие охотники! Они этого товарища отжарят по полной программе, и без вазелина вовсе. А я сниму это дело на камеру...

Рашид перестал смотреть в пол и поднял на психолога удивлённый взгляд. Не ожидал абрек такого оборота. Видимо, ему показалось, что он ослышался.

— Он сделает, — сказал я по-чеченски. — Он, конечно, чуткий и добрый, но к людям, которые такие вещи делают, относится беспощадно. И плевать ему на закон — уж я-то знаю...

— Чего журчим? — недовольно скривился Костя.

— Язык учить надо, — буркнул я. — Ты не обращай внимания, это не в контры тебе, а в качестве дополнения. Развивайся, развивайся...

— За кадром я сообщу, что таким вот образом развлекается весёлый затейник, как бишь его... ну, допустим, Арби такой-то. А для того, чтобы грузины хорошенько возбудились, мы его, разумеется, перед этим делом нарядим в короткую юбочку, женские чулочки и кружевное бельишко...

Рашид вдруг хмыкнул. Видимо, представил себе, как это безобразие будет выглядеть. Крепкий мужик. Быстро вывалился из прострации. Помнится, пять минут назад кто-то тут хотел немедленно взорваться...

— А потом я его... отпущу.

— Зачем отпускать? — возмутился Рашид. — Ты думай, что говоришь, да!

— Затем отпущу, что к самым большим, как ты верно заметил, меня на пушечный выстрел не подпустят. А этот трахнутый моджахед будет моим информатором. И за неделю сдаст мне всех остальных. Укажет маршруты, места проживания и так далее, в общем, сдаст их всех. Они ведь не сидят безвылазно в горах, перемещаются, какие-то вопросы решают. Вкалывать он будет как папа Карло, и сачковать ни в коем случае не станет. Потому что я определю ему конкретный срок, по истечении которого, коль скоро я не получу результат, эта мерзкая плёнка будет опубликована самым широким тиражом. Нет, я понимаю: он в любой момент готов умереть с оружием в руках во благо Великого джихада... Но умереть солдатом — это одно. А умереть педерастом в кружевном бельишке, это, извини...

— Зачем вам это? — угрюмо поинтересовался Рашид.

— Не понял?

— Почему вы мне помогаете? Я вам — кто такой?

— Мы тебе...

— Какое вам дело до меня и моей семьи?! Когда собака волку помогала?

— Ты нам — никто, — согласился Костя. — И помогать тебе мы не собираемся. Это ты нам поможешь. Потому что это в первую очередь в твоих же интересах.

— А какой ваш интерес?

— Наш интерес очень простой. Если нам удастся найти твою сестру до того, как она взорвётся, мы тем самым спасём от гибели пару десятков наших баб и ребятишек, которые к этой войне — вообще никаким боком. У вас, нохчей, есть такая славная традиция... Короче, если ты в курсе статистики, ваши «чёрные вдовы» отчего-то не рвут наших больших людей с телохранителями, всяких там «новых русских», или чиновников, которые с вами сотрудничают и строят дачи за десять миллионов баксов... Рвут они обычно голытьбу, которая за неимением личных машин в метро ездит или в другом общественном транспорте. Вот. Это первый интерес. Второй и, пожалуй, главный: через твою сестру мы имеем шанс выйти на её куратора и дальше до самой верхушки. И потихоньку их всех уничтожить. Это лучше, чем поодиночке отлавливать смертниц, которых эти мерзавцы будут штамповать из ваших женщин до скончания века. Теперь тебе понятен наш интерес?