Читаем без скачивания Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

– Прошу вас, встаньте, – взмолилась она. – Вы выглядите так глупо. А что, если Мамушка зайдет и увидит вас?

– Она будет потрясена и не поверит глазам своим, впервые увидев, что я веду себя как джентльмен, – сказал Ретт, легко поднимаясь с пола. – Послушайте, Скарлетт, вы не дитя и не школьница, чтобы отделываться от меня под дурацкими предлогами приличий и тому подобного. Скажите, что вы выйдете за меня замуж, когда я вернусь, или, клянусь богом, я никуда не уеду. Я останусь здесь и каждый вечер буду появляться с гитарой под вашим окном и распевать во весь голос серенады, и так вас скомпрометирую, что вам придется выйти за меня замуж, чтобы спасти свою репутацию.

– Ретт, будьте благоразумны. Я вообще ни за кого не хочу замуж.

– Нет? Вы не говорите мне настоящей причины. Дело же не в девичьей застенчивости. Так в чем же?

Перед ней вдруг возник образ Эшли, такого непохожего на Ретта, – она увидела его столь живо, словно он стоял рядом: золотистые волосы его были освещены солнцем, глаза, ослепленные ярким светом, казались сонными, и в нем было столько благородства. Вот она, причина, из-за которой Скарлетт не хотела снова выходить замуж, хотя в общем-то не возражала бы против Ретта – ведь порой он ей даже нравился. Но она принадлежала Эшли на веки вечные. Она никогда не принадлежала ни Чарлзу, ни Фрэнку и никогда по-настоящему не сможет принадлежать Ретту. Каждая частица ее, почти все, что она делала, за что боролась, чего добивалась, – все принадлежало Эшли, все делалось потому, что она любила его. Эшли и Тара – она принадлежит им. Улыбки, смех, поцелуи, которыми она одаривала Чарлза и Фрэнка, на самом деле принадлежали Эшли, хотя он никогда их не требовал и никогда не потребует. Просто в глубине ее души жило стремление сохранить себя для него, хоть она и понимала, что он никогда не примет этого ее дара.

Она не знала, что лицо ее изменилось, мечты придали чертам мягкость, – такою Ретт еще не видел ее. Он смотрел на ее чуть раскосые зеленые глаза, широко раскрытые и мечтательные, на нежный изгиб губ, и у него перехватило дыхание. Потом один из уголков его рта вдруг резко дернулся вниз.

– Скарлетт О'Хара, вы просто дура! – вырвалось у него.

И прежде чем ее мысли успели вернуться из далеких странствий, руки его обвились вокруг нее, уверенно и крепко, как много лет тому назад на темной дороге и Тару. И нахлынула беспомощность, она почувствовала, что сдается, почва уходит из-под ног и что-то теплое обволакивает ее, лишая воли. А бесстрастное лицо Эшли Уилкса расплывается и тонет в пустоте. Ретт запрокинул ей голову и, прижав к своему плечу, поцеловал – сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей ее прижаться к нему, как к своему единственному спасению. В этом хмельном, качающемся мире его жадный рот раздвинул ее дрожащие губы, по нервам побежал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и не думала, что способна познать. И прежде чем отдаться во власть закрутившего ее вихря, она поняла, что тоже целует его.

– Перестаньте… пожалуйста, я сейчас лишусь чувств, – прошептала она, делая слабую попытку отвернуться от него. Но он снова крепко прижал ее голову к своему плечу, и она, как в тумане, увидела его лицо. Широко раскрытые глаза его страстно блестели, руки дрожали, так что она даже испугалась.

– А я и хочу, чтобы вы лишились чувств. Я заставлю вас лишиться чувств. Вы многие годы не допускали, чтобы это с вами случилось. Ведь ни один из этих дураков, которых вы знали, не целовал вас так, правда? Ваш драгоценный Чарлз, или Фрэнк, или этот ваш дурачок Эшли…

– Прошу вас…

– Я сказал: ваш дурачок Эшли. Все эти джентльмены – да что они знают о женщинах? Что они знали о вас? Вот я вас знаю.

Его губы снова прижались к ее губам, и она сдалась без борьбы, слишком ослабев, чтобы даже отвернуть голову, – да она и не хотела отворачиваться; сердце у нее колотилось так отчаянно, что ее всю сотрясало от его ударов, и ей становилось страшно от силы Ретта и собственной слабости. Что он с ней сейчас сделает? Она в самом деле лишится чувств, если он не отпустит ее. Если бы он только отпустил ее… Ах, если бы он никогда ее не отпускал!

– Скажите «да»! – Губы их почти соприкасались, а его глаза были так близко, что казались огромными и заполняли все пространство. – Скажите «да», черт бы вас подрал! Или…

Она шепнула: «Да», не успев даже подумать, точно он силой вырвал у нее это слово и она произнесла его, сама того не желая. Но как только она его произнесла, в душе ее наступило внезапное успокоение, голова перестала кружиться и даже чувство опьянения как будто прошло. Она пообещала выйти за него замуж, хотя вовсе не собиралась давать такое обещание. Она сама не понимала, как это случилось, но в общем-то не жалела о случившемся. Теперь ей казалось даже вполне естественно, что она сказала «да», – точно вмешалась некая божественная сила и некая могучая рука уладила все ее дела, разрешила все ее проблемы.

Ретт быстро перевел дух, услышав ее «да», и нагнулся над ней, словно хотел еще раз поцеловать; она закрыла глаза, откинула голову. Но он отстранился от нее, и она почувствовала легкое разочарование. Странное это было ощущение, когда он так ее целовал – странное и волнующее.

Какое-то время Ретт сидел неподвижно – ее голова покоилась у него на плече, и она почувствовала, как, словно подчиняясь внутреннему усилию, дрожь в его руках стала проходить. Потом он слегка отодвинулся и посмотрел на нее сверху вниз. Она открыла глаза и увидела, что пугавший ее пламень в его лице погас. Но встретиться с ним взглядом она почему-то не могла и в нарастающем смятении опустила глаза.

– Вы сказали это осознанно? – спросил он очень спокойно. – Вы не хотите взять свое слово назад?

– Нет.

– Вы так сказали не потому, что я… как же это говорят?.. «выбил у вас почву из-под ног» моей… м-м… моим пылом?

Она не могла ответить, ибо не знала, что сказать, и не могла встретиться с ним взглядом. Он взял ее за подбородок и приподнял ей голову.

– Я говорил вам как-то, что могу снести от вас что угодно, кроме лжи, и сейчас я хочу знать правду. Так почему вы сказали «да»?

Слова по-прежнему», не шли у нее с языка, но самообладание начинало возвращаться – она продолжала смотреть вниз, лишь уголки губ чуть приподнялись в улыбке.

– Посмотрите на меня. Из-за моих денег?

– Как можно говорить такое, Ретт! Что за вопрос!

– Посмотрите на меня и не увиливайте. Я не Чарлз, и не Фрэнк, и не какой-нибудь лоботряс из ваших краев, которого можно обмануть хлопаньем ресниц. Так из-за моих денег?

– Ну… частично – да.

– Частично?

Казалось, это его не раздосадовало. Он быстро перевел дух и усилием воли погасил желание, засветившееся было в его глазах, когда она это произнесла, – желание, которое так смутило ее.

– Видите ли, – беспомощно проговорила она, – деньги – они ведь никогда не лишние, вы это знаете, Ретт, а бог свидетель, Фрэнк оставил мне не так уж много. Ну и потом… вы же знаете, Ретт, мы понимаем друг друга. И вы единственный из всех знакомых мне мужчин, кто способен услышать правду от женщины, а ведь приятно иметь мужа, который не считает тебя полной идиоткой и не хочет, чтобы ты ему врала… и кроме того… ну, словом, вы мне нравитесь.

– Нравлюсь?

– Видите ли, – капризным тоном заявила она, – если бы я сказала, что влюблена в вас по уши, то соврала бы, а главное, вы бы знали, что я вру.

– Мне порой кажется, вы слишком далеко заходите в своем стремлении говорить правду, моя кошечка. Не кажется ли вам, что в данную минуту лучше было бы сказать: «Я люблю вас, Ретт», даже если это ложь и даже если вы вовсе этого не чувствуете?

Куда он клонит, подумала она, все больше и больше запутываясь. Вид у него был такой странный – он был взволнован, раздосадован и в то же время явно подтрунивал над ней. Он выпустил ее из объятий и глубоко засунул обе руки в карманы брюк – она заметила, что они были сжаты в кулаки.

«Даже если я потеряю на этом мужа, – все равно буду говорить правду», – мрачно подумала она, чувствуя, как закипает у нее кровь, что случалось всегда, когда он изводил ее.

– Ретт, это было бы ложью, да и вообще зачем нам нужны все эти глупости? Как я вам и сказала, вы мне нравитесь. Вы прекрасно понимаете, что это значит. Вы как-то сказали мне, что не любите меня, но у нас с вами много общего. Мы с вами оба изрядные мошенники, сказали вы тогда…

– О боже! – прошептал он, отворачиваясь от нее. – Чтобы так попасться в собственную ловушку!

– Что вы сказали?

– Ничего. – Он посмотрел на нее и рассмеялся, но это был неприятный смех. – Так назначайте день, моя дорогая. – Он снова рассмеялся, нагнулся и поцеловал ее руки.

Ей сразу стало легче оттого, что настроение его изменилось и к нему вроде бы вернулся благодушно-шутливый тон, а потому улыбнулась и она. Он поиграл ее рукой и с усмешкой посмотрел на нее.