Читаем без скачивания Угодило зёрнышко промеж двух жерновов - Александр Исаевич Солженицын

Принял нас с Алей премьер Балладюр, а мэр Ширак сам посетил меня в гостинице. Эти две последние встречи я использовал, чтобы со страстью внушать им мысли в пользу страдающей России (что́ бы им – простить нам царские долги?..). Было и прощание с издательским составом «Имки», с Клодом Дюраном и с моими многолетними переводчиками, неустанными, талантливыми и ещё высочайше добросовестными в проверке деталей, оттенков слов (присылали мне контрольные вопросники) – супругами Жозе и Женевьевой Жоанне. (И всё «Красное Колесо» легло на них, и частью попутное, что я за эти годы ещё издавал.)

А поездку в Вандею я ещё чуть ли не за год согласовал через Никиту Струве с президентом Генерального совета провинции Филиппом де Вилье. Я задумал её сокровенно – и теперь осуществил, к раздражению левых французских кругов[685]. (Так слепо у них до сих пор восхищение своею жестокой революцией.) Де Вилье угостил нас безподобным народным, массовым (но технически оснащённым современнейше), традиционным их спектаклем, изображающим на открытом воздухе, на огромной арене, в тёмное время, но при многих световых эффектах – историю Вандейского восстания. Ничего подобного мы с Алей никогда не видели и вообразить даже не могли. В последующие дни мы повидали историческую деревню, сохраняющую весь быт и ремёсла XVIII века, прошли и подземный музей, с большой силой воспроизводящий ухоронки повстанцев.

Щемящее впечатление! – и никогда не выветрится. Кто бы, когда бы восстановил в России вот такие картины народного сопротивления большевизму – от юнкеров и студентиков в Добровольческой армии и до отчаявшихся бородатых мужиков с вилами?!

Теперь предстояла поездка в Германию. Мне очень хотелось туда – ведь я её видел только с прусского края, в войну. Поехали (из Парижа поездом на Рейн) – в гостеприимный дом Шёнфельдов, когда-то привезших нам в Цюрих благоспасённый архив «Колеса»[686]. Петер Шёнфельд устроил встречу в Бонне с германским президентом Вайцзеккером. За обедом и после него я, вероятно слишком напорно, говорил в защиту русских интересов, Вайцзеккер стал вежливо сдержан и – как-то успел распорядиться погасить уже сделанные вокруг резиденции многочисленные корреспондентские фотоснимки, лишь один проскочил в печать случайно. – В остальном – германскую столицу мы обминули. Избранное тихое гощение у Шёнфельдов привело к заглушке моего пребывания в Германии, зато сохранило нам неповторимую возможность мирно осмотреть жизнь среднерейнских городков, побывать и у статуи «Великой Германии» – Стража на Рейне – на правом берегу, на круче, а лицом – против Франции, достопримечательность, переставшая быть туристской, а впечатляющая[687]. С подробнейшими объяснениями нам удалось осмотреть и соборы Майнца, Вормса. Почтительно озирали мы эту мрачную готику, любовались уютными уличками благоустроенных малых немецких городков – знакомились с древними камнями Европы и тут же прощались, – а в глаза так и наплывали ждущие нас российские полуразорённые поля, укромные среднерусские перелески, деревянные переходы через ручьи и бревенчатые избы, далеко перестоявшие сроки своей жизни.

Всё же интервью 1-му германскому телеканалу было заранее сговорено на 4 октября – так совпало! – в этом тихом доме Шёнфельда. А днём неожиданно накатило известие о пушечной стрельбе в Москве, пока смутно, неразборно, – но главный вопрос ко мне и был об этом. Разгон Верховного Совета[688], пока ещё не ясный ни в каких деталях, однако вытекающий изо всего предыдущего конфликта, я воспринял как тяжёлый, но выход из тупикового мучительного двоевластия в России. Казалось мне, нынешнее столкновение властей – неизбежный и закономерный этап в предстоящем долголетнем пути освобождения от коммунизма. Я понимал так: неизбежный, если Российскому государству суждено существовать и дальше, – в двоевластии ему нет бытия; и закономерный – что должна была проиграть сторона, державшая знамёна коммунистические[689]. (Примерно так, неделей позже, выразил я и в интервью российскому телевидению[690].)

Из Германии забрали нас приехавшие на автомобиле муж и жена Банкулы – в поездку через Австрию в Италию. Уже не оставалось времени ехать в Вену; но Зальцбург, проездом, и западная Австрия удивительно хороши. Когда-то великая Империя, вот сжалась же Австрия до маленькой, а с какой густотой сохранила отстоенную традицию веков. Сохрани её Бог от великих разорений Будущего.

Италия же не была для меня нова после нашей с Виктором Банкулом поездки в 1975 году. Тогда мы не докатили до Рима, теперь достигли его и прожили здесь даже четверо суток, много ходили. Подлинно сильное впечатление оставили Forum Romanum, Колизей и Катакомбы. Всё остальное – скорей разочаровывало сравнительно с ожиданием. Может быть, на меня накладывалась нарастающая болезнь.

В Риме же была аудиенция у папы Иоанна-Павла II. (Я пошёл с Алей и В. С. Банкулом, говорящим по-итальянски, но весь разговор переводила И. А. Иловайская, с неисследимо давних пор – преданная католичка, а теперь и активная помощница Папы.) Саму эту встречу Папа назначил в знаменательный для себя день 15-летия занятия им Ватиканского престола.

Величественная анфилада Ватиканского Дворца. К Папе я шёл с высоким уважением и добрым чувством. В прежние годы были между нами, в устных передачах третьих лиц, как бы сигналы о прочном союзе против коммунизма, это прозвучало и в нескольких моих публичных выступлениях. Он тоже видел во мне важного союзника – однако, может быть, шире моих границ. Я отчётливо выразил это в разговоре, напомнив, что католические иерархи в 1922–27 годах, при разгроме Русской православной церкви, налаживали сотрудничество с коммунистами в откровенном (но близоруком) расчёте – с их помощью утвердить в СССР поверх праха православия – позиции Церкви католической. Мои замечания явно не были для Папы новостью, но отемнили его лицо. Он возразил, что это была лишь инициатива отдельных иерархов (во что мало верится, зная дисциплину католиков). – В какой-то связи я упомянул энциклику «De rerum novarum» папы Льва XIII – и по его отзыву понял, что Иоанн Павел очень не чужд социалистических взглядов, – и это легко понять, и естественно для христианского иерарха[691].

______________

В декабре меня неожиданно поздравил с 75-летием телеграммою Ельцин. (Не знает, что в Европе я и критиковал его сильно?) Неизбежно отвечать. Я ответил суровым перечнем сегодняшних российских язв (в которых главная вина – его) [см. здесь].

Юбилей мой не обошли и некоторые западные газеты – но с оценками и мерками, давно у них устоявшимися: «Солженицын – в опасной близости от националистов, шовинистов; вернувшись в Россию, не примет ли объятий с ложной стороны?» (Какая нечистая совесть уже столько лет толкает их буквально взывать к Небесам, чтоб я оказался яростным «аятоллой», чтобы въехал в Москву на коне и сразу ко власти? Без этого у них почему-то не сходится игра. И как же они будут разочарованы, когда ничто такое не состоится? Впрочем, и утрутся с такою лёгкостью, как будто ничто подобное ими и не гужено-говорено уже второй