Читаем без скачивания В тупике - Пер Валё

Когда они вернулись на Паландергатан, дочка уже спала, а Гюн, свернувшись калачиком на кресле, читала книжку. Глаза у нее были заплаканы.

— Что с тобой? — спросил Колльберг.

— Еда остыла. Весь праздник испорчен.

— Ничего. У меня такой аппетит, что, положи на стол дохлого кота, я буду его есть.

— Звонил твой безнадежный Мартин. Полчаса назад.

— О'кей, — добродушно молвил Колльберг. — Накрывай на стол, а я ему звякну.

Он снял пиджак, галстук и пошел звонить.

— Да, Бек слушает.

— Кто там подымает такой шум? — спросил Колльберг.

— Смеющийся полицейский.

— Что?

— Пластинка.

— Ага, теперь я узнал. Давний шлягер. Чарльз Пенроуз, правда? Он был в моде еще перед войной.

В их разговор вторгались взрывы смеха.

— Ну его к черту, — сказал Мартин Бек не очень весело. — Я звонил тебе, так как у Меландера есть новости.

— Какие же?

— Он сказал, что наконец вспомнил, где ему попадался Нильс Эрик Ёранссон.

— Ну и где?

— В деле об убийстве Тересы Камарайо.

Колльберг расшнуровал ботинки, немного подумал и сказал:

— Поздравь его от меня и передай, что на этот раз он ошибся. Я прочитал дело от корки до корки, до последнего слова. И не такой я затурканный, чтобы этого не заметить.

— О'кей, я тебе верю. Что ты делал на Лонгхольмене?

— Получил одну информацию, слишком туманную и путаную, чтобы тебе ее так сразу объяснить, но если она не оправдается, то…

— То что?

— То все следствие по делу Тересы можно повесить в туалете. Веселых праздников!

Он положил трубку.

— Ты снова куда-то идешь? — подозрительно спросила жена.

— Да, но только в среду. Где водка?

Утром двадцать седьмого декабря Меландер выглядел таким разочарованным и озадаченным, что Гюнвальд Ларссон нашел необходимым спросить:

— Что с тобой? Не попался миндаль в рождественской каше?

— С кашей и миндалем мы покончили двадцать лет назад, когда поженились, — ответил Меландер. — Нет, просто до сего времени я никогда не ошибался.

— Когда-то же надо начать, — утешил его Рённ.

— Да, конечно. Но я все равно не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — спросил, входя в комнату, Мартин Бек.

— Случая с Ёранссоном. Как я мог ошибиться?

— Я вот вернулся с Вестберга, — сказал Мартин Бек, — и узнал об одной вещи, которая может тебя утешить.

— Что именно?

— В деле об убийстве Тересы не хватает одной страницы. А если быть точным — тысяча двести сорок четвертой.

В три часа пополудни Колльберг остановился перед автомобильной фирмой в Сёдертелье. В кармане у него лежала чуть подретушированная фотография с рекламного рисунка «моррис минор» модели пятидесятых годов. Из трех свидетелей, видевших машину на Стадехагсвеген шестнадцать с половиной лет назад, двое уже умерли — полицейский и механик. Однако лучший эксперт, мастер автомобильной мастерской, был жив-здоров и работал в Сёдертелье.

Колльберг подошел к нему и, даже не показывая своего удостоверения, просто положил на стол фотографию:

— Что это за машина?

— «Рено КВ-4». Старый шарабан.

— Вы уверены?

— Конечно, уверен. Я никогда не ошибаюсь.

— Благодарю, — сказал Колльберг и протянул руку за фотографией.

Мужчина озадаченно посмотрел на него и сказал:

— Постойте, вы хотите меня обмануть?

Он присмотрелся внимательней к фотографии и секунд через пятнадцать произнес:

— Нет, это не «рено». Это «моррис». «Моррис-минор». Но с этой фотографией что-то не в порядке.

— Да, — ответил Колльберг. — Она немного подретуширована, словно сделана при плохом освещении или в дождь.

Мужчина вытаращил глаза.

— Слушайте, кто вы?

— Из полиции, — ответил Колльберг.

— Как я не догадался? — сказал мужчина. — Ранней осенью здесь уже был один полицейский.

Под вечер того же дня, в половине шестого, Мартин Бек собрал своих ближайших сотрудников на совещание. Нурдин и Монссон уже возвратились, следовательно, можно сказать, что команда была в полном составе.

— Так, недостает одной страницы, — удовлетворенно сказал Меландер. Кто же ее взял?

Мартин Бек и Колльберг быстро переглянулись.

— Кто-либо из вас может сказать о себе, что он мастер производить обыск? — спросил Мартин Бек.

— Я, — вяло ответил Монссон. — Когда где-то что-то пропадает, обязательно найду.

— Чудесно, — молвил Мартин Бек. — Обыщешь квартиру Оке Стенстрёма на Чёрховсгатан.

— Что же мне там искать?

— Страницу из полицейских протоколов, — сказал Колльберг. — Ее номер тысяча двести сорок четыре, а в тексте, возможно, фигурирует Нильс Эрик Ёранссон.

— Пойду завтра, — сказал Монссон. — Днем лучше искать.

— Прекрасно, — ответил Мартин Бек.

На следующий день в два часа на столе у Мартина Бека зазвонил телефон.

— Привет, это Пер Монссон. Я в квартире Стенстрёма. Здесь нет той страницы.

— Ты уверен?

— Конечно, — обиженно сказал Монссон. — Но уверены ли вы, что это он ее взял?

— По крайней мере, так думаем.

— Гм, тогда поищу в другом месте, — сказал Монссон.

Мартин Бек потер пальцами лоб и спросил:

— Где это «в другом месте»?

Но Монссон уже положил трубку.

— Ведь в архиве должна быть копия, — сказал Гюнвальд Ларссон, — или в прокуратуре.

Поиски протоколов по делу Тересы начались после рождества, но наступил новый, 1968 год, прошло некоторое время, прежде чем они дали какой-то результат.

Только утром пятого января кипа запыленных бумаг очутилась на столе у Мартина Бека. Не надо было иметь глаз детектива, чтобы сразу узнать, что их извлекли из самых глубоких закутков архива и что много лет их не касалась ни одна человеческая рука.

Мартин Бек быстро переворачивал бумаги и нашел тысяча двести сорок четвертую страницу. Колльберг наклонился через плечо Мартина Бека и стал читать вместе с ним:

«Допрос продавца Нильса Эрика Ёранссона 7 августа 1951 года.

О себе Ёранссон говорит, что в настоящее время работает в фирме „Все-импорт“: Холлендарегатан, 10, Стокгольм.

Ёранссон признался, что с Тересой Камарайо встречался два раза. Первый раз — в квартире на Свартсмангатан, где присутствовало много других лиц. Из них он помнит только какого-то Биргера Свенссона-Раска. Вторично Ёранссон встретился с нею в погребке на Холлендарегатан. Ёранссон говорит, что не помнит точной даты, но уверяет, что эти встречи имели место через несколько дней одна после другой где-то в конце ноября и в начале декабря прошлого, то есть 1950 года.

Со 2 по 13 июня Ёранссон находился в Экшё, куда поехал на своей собственной машине номер А 6310 и, выполнив задание — продав партию одежды для фирмы, где он работал, — возвратился в Стокгольм. Ёранссон имеет машину марки „моррис-минор“, модель 1949 года. Допрошенный прочитал протокол и согласился с ним.

Вел допрос (подпись).

Нахождение Ёранссона в Экшё подтверждает персонал городской гостиницы. Допрошенный по этому поводу бармен названной выше гостиницы Сверкер Юнссон свидетельствует, что 10 июня Ёранссон сидел в гостиничном ресторане до 23:30, пока ресторан не закрыли. Ёранссон был пьян. Показания Сверкера Юнссона подтвержают записи в гостиничном счете Ёранссона».

— Ну вот, — сказал Колльберг, — все ясно.

— Что ты теперь думаешь делать?

— То, что не успел сделать Стенстрём. Поехать в Экшё.

Колльберг ехал целую ночь, триста тридцать пять километров в метель, по заносам, но не очень устал. Городская гостиница около рынка оказалась старинным зданием, которое чудесно вписывалось в идиллическую картину зимнего городка, словно взятую с праздничной открытки. Бармен Сверкер Юнссон умер десять лет назад, но копия гостиничного счета не потерялась, хотя нашлась лишь через несколько часов в запыленной картонной коробке на чердаке.

Счет подтверждал, что Ёранссон жил в гостинице одиннадцать суток. Он ежедневно ел и пил в гостинице и подписывал ресторанные счета, которые добавлены к плате за проживание. Были и другие добавления, например, счет за телефонный разговор, но номер, по которому звонил Ёранссон, не был указан. Однако внимание Колльберга сразу привлекло кое-что другое.

Шестого июня 1951 года гостиница в счет Ёранссона внесла пятьдесят две кроны и двадцать пять эре, выплаченные одной автомастерской. Сумма предназначалась «за ремонт и буксирование».

— Существует ли эта мастерская в настоящее время? — спросил Колльберг хозяина гостиницы.

— Да-да, и на протяжении двадцати пяти лет не меняла владельца. Поезжайте в направлении Лонганеса и…

Человек, что двадцать пять лет держал мастерскую, недоверчиво посмотрел на Колльберга.