Читаем без скачивания Миллион загадок - Виктор Гребенников

Почему именно на сто пятьдесят третьем километре я советую вам остановиться? А вот почему. Остановились? Теперь посмотрите влево от автострады. Метрах в трехстах увидите оградку, вроде тех, которыми обносят пастбища: деревянные невысокие столбы и несколько рядов проволоки. Но за оградой не пастбище, а лес и поляны с высокими травами. На некоторых столбах ограды — щиты, на них какие-то надписи. Сойдем с автострады на проселочную дорогу, ведущую влево, подойдем поближе.

На металлическом щите четкими буквами натрафаречено:

За оградкой — пышно разросшиеся травы, которых явно не трогала коса много лет, живописные колки, между ними просматриваются чуть холмистые поляны, усеянные цветами.

Вы — у границы первого в стране участка, где взяты под охрану… насекомые. Да, именно ради этих крохотных, но полезных существ Омский облисполком по требованию ученых-энтомологов 21 декабря 1972 года принял официальное решение, которое гласит:

«В целях проведения опыта по охране, привлечению и размножению шмелей — природных опылителей культурных и диких растений: 1. Принять предложение Исилькульского райисполкома от 20 марта 1971 г, об организации заказника площадью 6,5 га на земельном участке совхоза „Лесной“ без исключения его из состава земель совхоза. 2. Обязать Исилькульский райисполком и совхоз „Лесной“ обеспечить сохранение заказника».

Вот такой серьезный документ был обсужден и подписан в Омском облисполкоме. К тому времени совхоз «Лесной» обнес страну насекомых оградой, там перестали косить, зря топтать травы, даже убирать старые мертвые деревья: в них гнездятся полезные муравьи и другие хищники — маленькие осы, верблюдки, а также разнообразные дикие пчелки. Помните, как я нашел гнездо пчелы-листореза в трухлявом обрубке (глава «Зеленый домик»). Но главный объект охраны в удивительном заказнике — шмели.

Как и почему возник этот заказник?

…Все на том же мотовелосипеде с трескучим «Д-4» я разъезжал по лесам и полям — с маленьким Сережкой, сачком, блокнотом и другим нехитрым энтомологическим снаряжением. Хорошо помню этот день — двадцать первое июня 1969 года. Уютные поляны, переходящие одна в другую, манили в глубь лесов… Далеко мы укатили от жилья, вокруг — ни души. И вдруг сынишка кричит сзади: «Папка, гляди, собака!» Смотрю влево — а там вовсе не собака, а лиса! Громко и странно тявкая, бежит не торопясь рыжая, на нас поглядывая, — думаю, уводит от норы, которая, наверное, недалеко. Соскочив с велосипеда, решили мы ее обхитрить: побежали в разные стороны, чтобы потом сойтись на той поляне, где она тявкает.

Но куда там! Рыжей и след простыл, никакой норы не попалось, а мы выбежали на слегка всхолмленную поляну. Да какую поляну! Лиса мгновенно была забыта, когда я оказался по пояс (а Сережа — чуть ли не с головой) в высоченных густых травах, небывало сочных, густо и разнообразно цветущих, никем не топтанных.

А на красных, желтых, синих цветках чин и горошков, на белопенных и кремовых шапках таволги и зонтичных, на розовых стрелках подорожников, на лиловых гроздьях шалфея — шмели. Да столько, сколько я никогда не видел. Большие и малые, серые, рыжие, пестрые, они с коротким гудением перелетали с цветка на цветок, копались в них, перемазавшись в цветочной пыльце; потом, повиснув в воздухе, сгоняли цветень с мохнатого тела кзади, где на лапках виднелись золотистые шарики обножки — спрессованной пыльцы, служащей кормом для личинок. Цветочная холмистая поляна гудела от великого множества маленьких трудяг, вдохновенно и умело совершающих свою, судя по всему, очень для них важную работу.

Но важно не только для них: здесь, на шмелиной поляне, сразу было видно, что эта работа очень нужная и для растений: перемазанные в цветочной пыльце шмели перелетали с цветка на цветок; значит, пыльца, попавшая на шмеля с тычинок одного растения, переносилась насекомым на пестик другого — происходило перекрестное опыление, гарантия того, что на месте цветка обязательно теперь образуются добротные семена. Шмели помогали травам размножаться, травы же снабжали шмелей сладким нектаром и вкусной пыльцой — кормом для личинок.

Вот тут, в те минуты, я вдруг полно и глубоко осмыслил то, что вроде и помнил по школьным учебникам, но до сознания это, в общем, не доходило: ведь цветы-то созданы не просто так, не столько для украшения природы и услаждения взора людей, сколько для них, для насекомых. Только потому цветы ярки, пахучи, наполнены сладким нектаром, чтобы привлечь к себе вот таких крылатых тружеников, накрепко связавших свою жизнь с цветущими растениями в результате совместной с ними многомиллиоинолетней эволюции. Без насекомых-опылителей многие цветущие растения попросту не дадут семян; без цветков же, с их нектаром и пыльцой, в один сезон вымрут и шмели, и пчелы, и многие представители удивительного и сложного мира насекомых. И все это у нас с Сережей было сейчас перед глазами: нагляднейшая картина тесных, но хрупких экологических [5] связей насекомых с растениями.

Почему хрупких? А потому, что вот сюда, на эту поляну, в ближайшие дни приедут косцы, под свистящими «литовками» которых полягут цветущие травы, а шмелиные семьи, обездоленные, перейдут на голодный паек. Но еще хуже придется тем шмелям, которые построили здесь гнезда не под землей, а на ее поверхности, в виде кочек из мелко искрошенной листвы и сухой травы. Такие гнезда непременно гибнут во время сенокошения — срезаются косами и затаптываются людьми. И это, как правило, происходит до того, как в шмелиных семьях выплодятся молодые самочки — будущие продолжательницы рода. Эстафета шмелиных поколений прерывается, шмелей в такой: местности становится все меньше и меньше.

Это давно уже вызывает справедливую тревогу ученых, подсчитавших, что в зоне земледелия число шмелей уже сократилось во много раз. И если не будут приняты срочные меры, то шмелей придется заносить в печальную «Красную книгу». А шмели очень нужны сельскому хозяйству для семеноводства клевера: в узкие и глубокие цветочные трубочки клевера охотнее всего суют свои длинные хоботки именно шмели, а вот, например, домашние пчелы, у которых хоботок короче, работают на клевере неохотно и куда медленней. От количества шмелей на клевере самым прямым образом зависит количество его семян, очень нужных сельскому хозяйству для новых посевов клевера — этого ценного корма для скота.

Так что многих представителей разнообразнейшей армии насекомых нужно сохранить не только для инженеров будущего — биоников, а и для сегодняшних насущных нужд человечества, в первую очередь связанных с его питанием. Но как это сделать?

Мне встречались научные статьи, где энтомологи давно уже высказывали мысль: для вытесняемых человеком, но ценных насекомых неплохо бы устраивать маленькие охраняемые участки — этакие насекомьи заповеднички и заказники, где не косили бы травы, не выпасался бы скот, не тревожились бы гнездовья насекомых и все было как можно более по-природному, чтобы шестиногим аборигенам было где селиться и размножаться, а исконный их корм был бы рядом. И, что очень теперь важно, чтобы ядохимикаты, применяемые для борьбы с вредителями на полях, не попадали на эти участки: ведь многие яды, применяемые для истребления насекомых — инсектициды — не щадят ни вредных, ни полезных и губят всех без разбору.

Вот тогда, на дальней цветочной поляне, под многоголосое гудение шмелей и родилась у меня мысль: а что если именно здесь и организовать такой вот энтомологический заказник, о которых мечтают ученые-энтомологи?

Я пометил расположение шмелиной поляны, быстренько набросав схематический план местности в блокноте, и мы с Серегой, вдоволь насладившись чудесным уголком, покатили домой. И все время у меня не выходила из головы мысль об устройстве на этой поляне — сразу ставшей заветной — энтомологического заказника.

В первые годы после открытия нами «шмелиной страны» осуществить это не удалось. Наверное, слишком непривычно было читать в документах и слышать странные слова: «заповедник для насекомых», «заказник для шмелей». Заповедник для косуль или, скажем, заказник для зайцев — это разумно, но заказник для шмелей… Наверное, это казалось со стороны очень смешным. И на шмелиных полянах и опушках продолжали косить траву на сено, после чего уголок, кипящий жизнью, вдруг становился лысым и мертвым.

Веские доводы ученых и здравый смысл областных и районных руководителей взяли верх, и в декабре 1972 года шмелиная страна была узаконена. Но еще до этого, в 1971 году, совхоз поставил ограду вокруг участка и даже сделал специальный уютный домик для жилья и научной работы. Каждую весну, зацепив эту полевую лабораторию трактором (ломик сделали на полозьях), привозили ее к заказнику. В домике мы жили и работали многие месяцы — я, уже выросший Сергей, студенты-биологи, специально приезжающие в заказник на летнюю практику из Новосибирского университета, Омского сельскохозяйственного и педагогического институтов. И это были удивительно романтичные времена: ведь обитали мы в лесу, далекодалеко от всякого жилья. Жаркие солнечные дни, степные восходы и закаты, серые многодневные дожди, таинственные крики сов в лесной глухомани, свирепые налеты непривычно бурных дневных и ночных гроз, сотрясавших наш затерявшийся в далеких безлюдных колках домишко — этого не забыть никогда.