Читаем без скачивания В Курляндском котле - Павел Автомонов

В лесу им встретился Капустин. Тот был с группой бойцов, ходивших дублировать движения групп, ушедших на связь. Вместе с Капустиным были Сергей и Коржан. Это они со своим пулеметом пришли на помощь Колтунову и новичкам.

Утром, по указанию Капустина, дед Галабка ходил к коменданту докладывать, что к нему приходили партизаны. По той же дороге гитлеровцы увезли подобранных в кустарнике убитых солдат из тех, что были в засаде.

В начале февраля мы перенесли лагерь в густой еловый лес и вместо шалашей, в которых мы страдали от холода, поселились в только что выстроенных землянках.

«ТЫ ЛЕНИНГРАД ПОМНИШЬ?»

Седьмого февраля 1945 года, в час дня, на третий день перехода на новое место, я, разбросав антенны, присел на спиленное дерево и начал обычную работу. Но едва на свой вызов принял ответ Большой земли, как в лагерь прибежал запыхавшийся Казимир Большой.

— В ружье! В лесу гитлеровцы!

Через несколько минут все были на ногах.

— По местам! На оборону! — подал команду Капустин.

Лагерь опустел. Там остались раненые да повар Михаил, который с автоматом в руках ходил около костра с висящим над огнем котлом.

Ударил пулемет. Это Сережа и Коржан били вдоль просеки. Несколько фашистов, пытавшихся перейти просеку, упали.

Тарас, дважды легко раненый, крикнул:

— За мной! Покажем гадам!

Перебегая от дерева к дереву, его бойцы оттесняли фашистов под огонь Сережи и Кор-жана.

Бой не затихал. Гитлеровцы, во много раз превосходившие своими силами партизан, не наступали. Они залегли, обстреливая нас разрывными пулями из винтовок и автоматными очередями. Партизаны отвечали на огонь. Я слышу неподалеку голос Коржана:

— Нажми, Сережа, по леску. Вот так. — Коржан корректировал стрельбу друга.

— Ура-а! — вдруг раздалось на правом крыле.

Это не выдержало горячее сердце Кости Толстых.

Враги немного отхлынули.

— По березняку, Сережа, — раздается голос Коржана. — Еще… Сережа! Сережа, что же ты?..

Пулемет молчал. Сережа, опустив на него окровавленную голову, был неподвижен. Коржан, оторвав от пулемета пальцы друга, бережно отнес его в сторону и, уложив на снегу, подложил под голову его свою шапку.

Пулемет снова заговорил — это стрелял Коржан.

Ударяясь о ветки, хлопали разрывные пули.

Враги возобновили атаку.

— Хох… хох… — неслось из лесу. Небольшой группе гитлеровцев удалось прорваться в лагерь. Казалось, еще минута — и произойдет что-то страшное.

— Ты Ленинград знаешь? — крикнул Колтунов.

— Помним! — отозвались рядом.

Фашисты, прорвавшись сквозь огонь пулемета Коржана, бежали от просеки прямо на нас. Они совсем близко, рядом.

Я не могу передать чувств, которые охватили меня в эту минуту. То, что переживал я, мне кажется, переживали и Колтунов, и Капустин, и Агеев, и все…

Я стреляю в упор. Ни на секунду не мелькнуло мысли об опасности. Впереди, на снегу, я вижу закутанные в маскировочные халаты неподвижные туши гитлеровцев. Эти больше не воюют, но живые…

— Вперед! За Родину! — слышу голос Капустина.

— Вперед!

— Ура! Товарищи! — подхватил Зубровин.

И случилось неожиданное для врагов. Четыре десятка автоматов и винтовок, два пулемета дружно ударили по врагу. Окрыленные внезапным «ура», мы ринулись вперед. Горстка партизан, лежавших в обороне, теперь, в минуту, когда весь лес дрожал от трескотни и гранатных взрывов, казалась грозной и непобедимой силой, способной смести врага. И… не выдержали «прочесчики»! Дрогнули, побежали, бросая оружие.

Пятнадцать часов. Вот и бою конец.

Выстояли…

Вечером хоронили убитых. Я смотрю на лицо-Сергея. Оно всегда было чистое, румяное, юношески прекрасное. Теперь лицо Сергея осунувшееся, бледное, с пятнами засохшей крови.

Тяжело расставаться с товарищем, с которым сутками мокли в болотах, с которым делили последнюю корку хлеба, курили одну цыгарку, с которым, плечо к плечу, исходили сотни километров по вражьему тылу, чья жизнь знакома так, как своя. Больно и тяжело прощаться с другом.

— Мы никогда не забудем тебя, наш дорогой Сережа! — говорит последнее слово Капустин. — Мы отомстим за тебя, за всех наших: людей. Враги почувствуют нашу силу, мы отомстим. Прощайте, боевые товарищи! Вечная вам слава!

Капустин замолчал, наклонился, поднял горсть свежей земли и бросил ее в могилу.

Мы решили ночью покинуть этот район и уйти за реку Абаву.

Выступила разведка, а за ней двинулся весь отряд.

В тот же вечер на хуторах появились бежавшие из лесу после боя с нами гитлеровцы и полицейские.

— Поймали партизан? — спрашивали крестьяне.

— А «катюша» не била?

Полицейские отмалчивались или грозили, что завтра с партизанами будет покончено.

Риман, организатор похода на партизан, был ранен. В своих сводках враги увеличили наш отряд до шестисот человек. Фашистское командование отдало распоряжение всем мелким вооруженным группам сняться с хуторов и занять оборону вокруг Ренды. Разнесся слух, что ночью партизаны начнут наступление на волостные пункты. До утра не прекращались телефонные звонки. Коменданты местечек звонили в Кулдыгу, требуя помощи.

Всю ночь, каждые десять минут, взлетали вверх осветительные ракеты.

Отряд приближался к шоссе. Позади — повозка с ранеными. Дорога неровная, то и дело попадались колдобины, корни деревьев. Толчки причиняли раненым неимоверную боль. Но сделать что-нибудь, облегчить страдания товарищей мы не могли.

Шедшая впереди в разведке группа Тараса была у самого переезда. Вдруг от стоявшего неподалеку хутора, из-за сложенных штабелем дров, донеслось:

— Хальт!

Тарас, не отвечая, ударил на окрик из своего ППШ. Началась перестрелка; заговорил пулемет Коржана.

Наткнулись мы на вражеское войсковое подразделение. Внезапный огонь наших разведчиков безжалостно сек гитлеровцев минуты полторы-две. Тем временем, поддерживая раненых, мы отошли в лес. Лошадь с санями пришлось оставить.

— Сашок, всыпать бы гадам! — просили партизаны.

— Нет, ребята, мы уходим. Путь далек, а у нас раненые, — возражал Капустин, не разрешая задерживаться.

Из ветвей, плащ-палаток и кольев соорудили носилки для тех, кто не в силах идти сам. Раненный в ногу Федор Куйбышевский ковыляет около меня.

— Ты меня не оставишь, Виктор, ежели что? — спрашивает он.

— Не оставлю. А ты крепись, опирайся на меня, — говорю я.

— Я ничего… Ноге больно. Встретилась небольшая речушка. Ее надо переходить вброд. Федор остановился, посмотрел на меня, но ничего не сказал.