Читаем без скачивания Литературная Газета 6495 ( № 8 2015) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«ЛГ» поздравляет коллегу и друга правдиста В.С. Кожемяко
с 80-летием!
Теги: Виктор Стефанович Кожемяко
Адвокатские истории
Михаил Фёдоров. Дело поверенных. Хроники. - Воронеж: ОАО "Воронежская областная типография – издательство им. Е.А. Болховитинова", 2014. – 236 с. – 500 экз.
К 150-летию Российской адвокатуры в Воронеже вышла книга адвоката и писателя Михаила Фёдорова «Дело поверенных». Её выход символичен тем, что 150 лет назад Судебная реформа привнесла в жизнь Российской империи новый институт – суд присяжных. В стране с недавно отменённым крепостным правом, полной старых предрассудков, зазвучали голоса присяжных поверенных. Их голоса оказались проявлением демократии, в которой нуждалась тоталитарная страна. Взлёт российской адвокатуры помнит своих Цицеронов – Фёдора Плевако, Владимира Спасовича, Александра Урусова. Но не настолько долги, как хотелось, были светлые для присяжных и благие для россиян годы.
Замолкли голоса адвокатов сразу после революции 1917 года. Но общество не могло жить без помощи защитников, пусть и в урезанном виде. Адвокат, которого теперь называли ЧКЗ – член коллегии защитников, не мог свободно выступать, согласуясь со своим мнением, он теперь мог говорить только в рамках программных задач большевиков, и всякий, кто это нарушал, оказывался за решёткой. Так в 1938 году оказался на воронежской «Лубянке» адвокат Немировский, который позволил себе неосторожно высказаться в адрес власти. Глядя на пожар на одном воронежском заводе, он сказал: «Это горит Советская власть». Чекисты под пытками выбили из него показания о якобы существовавшей среди адвокатов контрреволюционной организации. Сразу за решёткой оказались четверо членов коллегии защитников, кого назвал Немировский, один из которых – Майзель – был присяжным поверенным до революции. Адвокаты готовились себя защитить, но им не дали – они попали на внесудебную расправу. Но им повезло: пока они сидели, менялись веяния в чекистском ведомстве, одни чекисты уничтожали других, и адвокаты оказались в лагерях, за исключением Немировского, который чудом освободился, и Майзеля, который не выдержал испытаний и умер. Адвокаты отбыли сроки, в пору хрущёвской «оттепели» реабилитировались и пытались вернуться в Воронеж в своё адвокатское сообщество, но им этого не позволили их же прежние коллеги. Ведь вернувшиеся реабилитанты могли спросить с тех, кто их «заложил». И они, хоть и победили неправду осуждения, всё равно оказались в проигрыше, так и не вернувшись в родную адвокатскую среду.
На фоне рассказа об адвокатах читатель узнает о судьбе председателя Воронежского областного суда Михаила Лазаревича Израэля, в прошлом путиловского рабочего, до мозга костей большевике, который также оказался не угоден властям за мягкость выносимых приговоров. Имел смелость не всех приговаривать к расстрелу, и его же коллега приговорил Израэля к расстрелу, который в тот же день привели в исполнение.
Эта книга о противоположной стороне времени расцвета российской адвокатуры в пору судебных реформ – о времени её унижения и зажима, чем она и важна для читателя нашего времени, и нет в том ничего зазорного, что она вышла в год 150-летия российской адвокатуры.
В ней помещены многочисленные фотодокументы о годах репрессий, личные дела адвокатов, из которых видно, как строились отношения ЧКЗ с властью.
Игорь ЗАХАРОВ
Теги: Михаил Фёдоров , Дело поверенных
Сообщающиеся сосуды с дырками
Фото: РИА "Новости"
Санкции, падение цен на нефть вынудили государство озаботиться наконец проблемой импортозамещения и создания собственного конкурентоспособного высокотехнологичного производства. Для выполнения этой задачи требуется полное соответствие трёх базовых структур: государственной научно-технической политики, прикладной науки и высшего технического образования. Все эти структуры должны быть связаны между собой как сообщающиеся сосуды, наполненные до самого верха. Если хотя бы в одном из них дыра, нужного результата не добиться.
Термин "технологическая безопасность" звучит у нас крайне редко. А ведь он обозначает способность страны самостоятельно производить все технические средства, необходимые для обороны и безопасности: продовольственной, энергетической, информационной. Казалось бы, что-то в этом плане у нас делается, но успех может быть достигнут только на фундаменте развитых базовых отраслей - машиностроения и приборостроения, а они в большинстве своём разгромлены, и мы по-прежнему рассчитываем на те источники, которые могут быть в любой момент перекрыты.
Всё это приводит к печальному выводу: государственной научно-технической политики у нас пока просто нет. Второй «сосуд» – прикладная наука – превратился просто в груду черепков. Те организации, которые ещё имеют название НИИ (не считая академических), на самом деле представляют собой КБ оборонного или космического направления, и если не принять меры к восстановлению прикладной науки, никакого научно-технического прогресса не будет. Кто должен отвечать за её наличие и жизнеспособность – Минпромторг, Минобрнауки, Ростехнология? Пока что за неё не отвечает и соответственно о ней не заботится никто, и единственным решением видится образование отраслевых государственных научных центров на бюджетном финансировании. Их задачей должно быть проведение исследований вплоть до разработки и изготовления экспериментальных образцов, а также анализ мирового состояния соответствующей отрасли техники, и ни в коем случае не по договорам (если не считать возможных заказов промышленности).
Я 46 лет проработал в научно-исследовательском тракторном институте НАТИ, из них 35 лет в ранге руководителя подразделения, и более 15 лет преподаю в государственном техническом университете – сначала по совместительству, а после разгрома НАТИ как штатный преподаватель. Как ни странно, труднее всего писать про третий «сосуд». Все новации последних лет почему-то носят отпечаток намеренного унижения профессорско-преподавательского состава. Даже повышение зарплат в государственных вузах имеет малоприятные особенности. В одних университетах всех заставляют писать заявления о переходе с полной ставки на 0,6; в других половину сотрудников вынуждают перейти на 0,3 ставки; а в-третьих – просто массово сокращают, сводя роль учёных в управлении жизнью и деятельностью учебного заведения к нулю.
Самая острая проблема высшего технического образования – пагубные последствия введения болонской системы, особенно по конструкторским специализациям. Я каждый год работаю с группой бакалавриата, и мне искренне жаль мальчиков и девочек, которых мы обрекли быть недоучками. Приведу только один пример. Курс «Устройство и принципы действия машин» по пятилетнему (инженерному) циклу мы преподаём два семестра по четыре часа в неделю, а этим студентам – только один семестр и по два часа, т.е. в четыре раза меньше. И так во всём. В результате эти бакалавры по уровню квалификации ниже, чем былые выпускники техникумов, которые были научены хотя бы практическим делам (кстати, я знавал многих высококлассных специалистов только с таким образованием).
Сегодня о практике и стажировке мы вообще забыли. НИИ практически прекратили существование, количество действующих в промышленности КБ снизилось в разы, и посылать студентов некуда, да и средства для этого у вузов крайне ограниченны, а действующие стандарты и программы отводят на практику очень малые сроки, стажировки же не предусматриваются вовсе. Образовательный стандарт начинается с длиннющего перечня «компетенций», в котором отсутствует главная – а что должен уметь человек, получивший соответствующий диплом?
Стандарт делит все изучаемые дисциплины на три группы: базовые, вариативные и факультативные. Первые должны изучаться в обязательном порядке, и с этим всё ясно. А вторые и третьи? Вуз из-за отсутствия (сокращения штатов-то продолжаются) в его профессорско-преподавательском составе нужного специалиста может не обучать студентов чему-то, отнесённому в эти разделы? А какова процедура выбора студентами дисциплин из третьей группы? И как быть, если какую-то дисциплину захочет изучать только один студент?
Государственный заказ на издание учебников действует только на предметы из первой группы. Остальное – учите, как хотите. Да, мы обязаны отслеживать развитие техники в своей области, чтобы иметь возможность передавать студентам те знания, которые ещё не описаны в учебниках. А ещё лучше, чтобы мы сами вели исследования и разработки. Но это дело недешёвое, особенно в машиностроительных направлениях, где зачастую не обойтись без изготовления и испытания образцов, а средств на это вузы не получают, если не считать редких случаев заказов от промышленности или государственных структур. Правда, существуют гранты Минобрнауки. Но они довольно скудны, даются редко, а формально-отчётная документация по ним часто по объёму превосходит ту, где описываются результаты. Самое же неприятное в том, что всё это носит, по существу, издевательский характер. Структура заявок недвусмысленно указывает, что на грант может претендовать тема, по которой уже есть заделы (а их в машиностроении на голом энтузиазме не получить), процедура принятия решений по заявкам абсолютно непрозрачна, и очень похоже, что и здесь влияют связи, знакомства, а возможно, и более грязные мотивы. А ещё оказывается, что каждый из нас может претендовать только на один грант, и даже если откажут, в других участвовать не имеешь права.