Читаем без скачивания Легенды Чёрной скалы - Сергей Ким

Разгневался тогда Вождь. Взял он свой меч и одним ударом снёс голову Малинал-Шочи. И увидели тогда Стражи, как вместо крови из раны её сыпется песок и поняли, чтобы была она колдуньей.

Но не в силах смертных было убить песчаную ведьму. Прошло время, минула пыльная буря, и вновь возродилась Малинал-Шочи. Вновь пришла она ко двору Вождя и оборотилась проклятым золотом. Начали Стражи ссориться между собой, ибо каждый хотел владеть золотом, не делясь им ни с кем другим. Сначала шли в ход лишь слова бранные, потом последовали удары, а когда пролилась первая кровь, и забрало проклятое золотое первые жизни стражей, вновь разгневался Вождь. Отобрал он проклятое золото у Стражей, но возроптали Стражи, считая, будто бы захотел их повелитель сам владеть сокровищами.

И расплавил тогда Вождь проклятое золото в древних кузницах Чёрной Скалы, выплавив из него двенадцать золотых масок. И спали тогда чары Малинал-Шочи, ибо вновь она была повержена. Пало колдовство песчаной ведьмы, прозрели Стражи и бросились на колени, вымаливая прощение своего повелителя. Простил их Вождь, потому как хоть был суров, но был справедлив.

Минуло время – вновь вернулась в мир смертных Малинал-Шочи. Поняла она, что ни жадность, ни похоть, ни один из грехов не способен сломить Вождя. И тогда она вновь подняла песчаную бурю, что не кончалась и день за днём пела Песнь Безумия.

Сходили с ума Стражи, поддавшись безумию. Уходили в бурю, чтобы сгинуть в ней. Убивали друг друга и себя.

И дрогнул тогда дух Вождя, видя, что творится с его людьми. Не сломили его соблазны, но сокрушило безумие и отчаяние его воинов. Помутился рассудок Вождя, и когда в третий раз явилась к его двору Малинал-Шочи, пообещавшая излечить безумие Стражей, то согласился он и отдал ей своё сердце.

Конечно же обманула Вождя Малинал-Шочи. Сварила она из его сердце дурманящее зелье, что навсегда закрепляло её чары. Содрала она кожу с его лица, натянув на себя и приняв облик Вождя.

И превратила Малинал-Шочи Стражей Чёрной Скалы в песчаных демонов, что служили теперь лишь ей. И открыла она вновь врата в царство мёртвых – страну Миктлан…

18

Крошечный кусок серого городского неба стиснут стенами домов. Небо – наверху, а я – на дне этого колодца. Я всё так же на дне.

Метрономом скрипят цепями старые качели. На земле скользит тень, качели больше не кажутся пустыми – там мелькает смутный образ. Зыбкая дрожь марева, над раскаленной полуденным зноем землёй. Смешивающаяся горячая и холодная вода, порождающая зону диффузии.

Силуэт отдалённо напоминает человека. Но это даже меньше, чем какой-нибудь призрак – лишь тень привидения.

– Если в тебе бьётся лишь сердце, то ты можешь и справиться, – голос вновь идёт отовсюду и ниоткуда.

С чем именно справиться?

– А тебе разве не с чем бороться?

Совсем наоборот. Поэтому и такой вопрос.

– Верно. Но хочешь ли ты этого?

Глупый вопрос. Меня никто не спрашивает – я просто должен это делать. Как плывущая акула. Пока двигаюсь – дышу. Останавливаюсь – иду камнем на дно, задыхаюсь и умираю.

– Движение – это жизнь?

Именно.

– Ты уверен?

Может, хватит уже этих вопросов? Может, хватит уже этих игр?

– Возможно. А возможно – нет. Но ты движешься за чем-то или просто так?

А разве это важно?

– Возможно. А возможно – нет, потому что итог может быть один. Если ты сам по себе – то можешь в любой момент остановиться. Если тебя что-то гонит вперёд, а потом вдруг перестанет – ты тоже можешь остановиться.

А что если я за чем-то гонюсь?

– А что если ты не сможешь это догнать?

Открываю глаза.

Сколько я проспал? Понятия не имею. Но тело вроде бы не затекло, хотя в какой позе я утух, в точно такой же и проснулся… Только вот когда я в последний раз жаловался, что неудобно спал? Спал, когда было холодно, когда было жёстко… А неудобно – это как? Забыл уже.

Встал. Немного размялся. По новоприобретённой привычке поправил одежду и снарягу. Подумал.

Ну и когда нас изволит вызвать для испытания мистер Сёрт? Через час? Через два? Через семь? Через сто двадцать семь?

А до этого времени и от голода скопытиться легко. Кушать я за последние месяцы привык. Причём привык делать это досыта и вкусно. Дамиан во время подготовки на еде не скупился, щедро делясь деликатесами с барского стола. Правда, я все эти мидии и омары категорически не понял, хотя и попробовал. Ну… съедобно, в принципе. Но по сравнению с тарелкой наваристого супа и жареной картошкой – так себе. Понты, но стрёмные какие-то, в общем.

Итак, так что же наша жизнь? Игра? Еда? Или всё вместе? В любом случае подкрепиться было бы нелишним.

Автомат с собой, разумеется, брать не стал. Пусть даже и заявлено, что в конце останется только один, вряд ли стоит опасаться того, что на общем собрании кто-то просто кинет гранату, а сам спрячется. И останется в конце только один, ага.

Это было бы слишком просто. Как и правила убийства одного из участников «Кайзеркриг», скажем, раз в неделю. Судя по Сёрту – его бы такой примитив не устроил.

Открыл дверь, шагнул в коридор. Принюхался. В воздухе витал запах чего-то жареного. Похоже, что мысль заморить червячка пришла не только в мою голову.

Пошёл по следу. Побродил немного по коридорам, между делом обнаружив тир, тренажёрный зал и библиотеку. Зачем она была нам нужна – было не просто неясно, а абсолютно неясно. Сёрт бы сюда ещё консерваторию запихнул и скрипок с роялями, чтобы малолетние убивцы в свободное от убивст время музицировали…

На кухне уже вовсю хозяйничала Гаджет, азартно готовя что-то вроде жаркого.

– Тоже решил червячка заморить, Блэк? – дружелюбно поинтересовалась у меня Иви.

– Типа того, – буркнул я, подходя к холодильнику.

– Прааавильное решееение!.. – протянула девчонка и неожиданно запела:

Повстанец Юга гордого – вот, собственно, кто я.А Северу проклятий пошлю я до хрена.Я дрался с ним и рад тем. Жаль лишь не победил,Но каяться не буду я в том, что сотворил.

Я шлю к чертям весь Север и конституцию.Я ненавижу Север и форму синюю.Пусть катится подальше ощипанный орёлИ вороватых янки с собою заберёт.

И ненавижу янки – всё, что по нраву им,Свободу, Декларацию и весь их гнусный мир.Союз их ненавижу, стоящий на крови.И тряпку полосатую, что флаг наш заменил.

Меня вёл Роберт Марсе четыре года всеБыл ранен, голодал я, но побывал везде.Шёл сквозь песок и ветер, в снегу атаки ждалПрикончил кучу янки, но мало всё же жаль.

Три сотни тысяч янки легли в наших степяхТри сотни тысяч сдохли, не видя Юга крах.Взяла их лихорадка и добрые стрелкиЖаль, что не получилось убить миллиона три.

Мне не поднять винтовки, в седло мне не вскочитьНо янки из-за этого не стану я любить.Не надо мне прощения – их сам я не простил.Повстанец Юга гордого – я этим только жил.[4]

Я пару раз хлопнул в ладоши, изображая аплодисменты.

– Браво. Хорошо поёшь.

– Благодарю, – Гаджет присела в шутливом реверансе, а затем продолжила азартно мешать лопаткой своё блюдо. – В детстве я пела в церковном хоре. Эх, были же времена!..

Пахло весьма вкусно и аппетитно. Урчание в животе сражу же стало громче.

– А чего такая песня-то злая? – равнодушно спросил я. Не то чтобы мне так уж хотелось поддержать разговор… Просто мне было действительно немного интересно, почему песня такая злая.

– Не песня такая – жизнь такая, – философски заметила Иви. – Полтора века уже ей. Самая правильная американская песня.

– О, правда? – я достал из холодильника нарезанный хлеб и бекон, и подошёл к длинному кухонному столу. – Про ненависть к американцам?

– А ты янки с настоящими американцами не путай, – шутливо погрозила мне Гаджет. – Эту песню сочинил майор Иннес Рэндольф, и она стала гимном всех солдат Конфедерации после окончания Гражданской. Вот она – про настоящих американцев и для настоящих американцев.

– А, да. Конечно же. «Сайлент Сторм». Террористы.

– Неа, я не террористка – я идейная анархистка! – девушка встала в горделивую позу, патетично взмахнув большой ложкой, которой мешала жаркое. – Борец за свободу, можно сказать! Сражаюсь за то, чтобы американцы вновь предпочитали смерть бесчестию! Жертва Конфедерации не должна быть забыта! Юг возродится вновь!

– Какой слог… – хмыкнул я, надкусывая сделанный бутерброд. – Какой пафос… Вот только слышал я кое-что о вашей банде. И… я бы сказал, что вы очень странно чтите память мёртвых, убивая ещё живых. Я не судья, но ведь это уже не война. Это просто какое-то… безумие. Иви, по-моему такие как ты – просто больные уроды.