Читаем без скачивания Живешь только трижды - Сергей Донской

– Вода, правда, холодновата.

– Ты успел окунуться? – огорчилась Ариана. – Жаль. Искупались бы вместе. Между прочим, мы предпочитаем заниматься этим нагишом.

– Дурной пример заразителен, – сказал Бондарь, дивясь тому, каким сиплым сделался его голос. – Но я предпочел бы, чтобы ты оставалась в купальнике.

– Вот так новость! Впервые сталкиваюсь с таким деликатным мужчиной.

– Дело не в деликатности, а в благоразумии.

– При чем тут благоразумие? – притворно удивилась Ариана.

– Уж очень солнце припекает. – Бондарь потрогал ладонью макушку. – Можно запросто потерять голову. Взыграют древние инстинкты, тогда пиши пропало.

Ариана расхохоталась, не забыв позаботиться о том, чтобы выгнуться как можно более соблазнительно. Она откровенно демонстрировала себя, и ей было что показать, отметил про себя Бондарь. Все эти чахлые манекенщицы, механически марширующие по подиумам, годились, по его мнению, разве что для анатомического театра, где изучают строение человеческого скелета. По-настоящему красивая женская фигура немыслима без слоя жирка, так уж было задумано при сотворении Евы. Это не значило, что Бондарю нравились пухлые женщины, но какой прок от партнерши, которую даже ущипнуть не за что? В этом смысле Ариана не подкачала. При наличии осиной талии и мускулистого живота, у нее имелись также округлые бедра и парочка налитых полушарий, едва умещавшихся в чашечках купальника. И ноги у нее росли не от ушей, а оттуда, откуда положено расти ногам женщины.

Короче говоря, Бондарь с удовольствием любовался Арианой, а она видела это и с не меньшим удовольствием принимала картинные позы. Наконец, когда ей надоело красоваться и хохотать на всю округу, она лукаво сказала:

– Не беспокойся. Мои верные ангелы-хранители не позволят тебе выйти за рамки приличий, даже если тебе того очень захочется. Кроме того, насчет купания нагишом я пошутила. – Опираясь на локоть, Ариана повернулась к Бондарю и, прищурившись, добавила: – Я никогда не плаваю и не сплю голой. Разве что с мужчинами, которые умеют настоять на этом.

При этих словах четверо музыкантов одновременно подобрали животы, пожирая певицу взглядами. Каждый из них считал достойным мужчиной себя. Чужака же они с наслаждением утопили бы в море или закопали живьем в песок.

Улыбнувшись им, Ариана адресовала такую же улыбку Бондарю:

– Извини. Забыла представить вас друг другу.

– Евгений, – назвался он.

Ни один из сидящих на песке музыкантов не потрудился хотя бы приоткрыть рот, и тогда заговорила Ариана:

– Этот, с обгоревшим носом, Ипполит. Стриженый наголо – Александр, Шура. Рыжего зовут Николай. А наш силач носит настоящее греческое имя – Талос. Ну вот, а теперь можете пожать друг другу руки.

Бондарь встал и приблизился к квартету с заранее вытянутой пятерней. Ни один из них не сделал ответного движения. А что касается Талоса, так тот вообще сплюнул, угодив в большой палец на ноге Бондаря.

– Очень рад, – сказал Бондарь, втыкая ступню в песок. – Особенно приятно было познакомиться с парнем, у которого повышенное слюноотделение. Только как его зовут на самом деле? Я не расслышал первую букву… Пэ или эф?

Влажные губы здоровяка разлепились с неприятным чмоканьем, после чего из образовавшегося отверстия донесся еще более неприятный голос:

– Полегче на поворотах, умник. «Скорая помощь» сюда не доберется, так что на санитаров с носилками можешь не рассчитывать.

– Я сумею подняться на горку самостоятельно. А ты, Палос? – участливо спросил Бондарь.

– Не Палос, а Талос, – рявкнул тот.

– Пусть Фалос, – примирительно сказал Бондарь, – как тебе будет угодно. Меня другое беспокоит, Фалос. Не перегрелся ли твой могучий организм на солнце? У тебя багровые щеки. Это плохой симтом.

– Я его сейчас поломаю, – во всеуслышанье объявил здоровяк, вставая.

– Как мальчишки, честное слово. – Прикинувшись возмущенной, Ариана демонстративно отвернулась. Тем самым она предоставляла своему орангутангу полную свободу действий.

Бондарь прищурился. «Неужели она заманила меня на этот безлюдный пляж лишь для того, чтобы мне здесь без церемоний свернули шею? Или в ней проснулся инстинкт самки, не привыкшей сдаваться без боя… без боя самцов за право обладания своей избранницей?»

Талос не дал Бондарю поразмыслить над этими вопросами, надвигаясь на него своей внушительной тушей.

– Классика? – поинтересовался Бондарь, оценив его оттопыренные уши и покатые плечи борца.

– Хуясика, – сострил тот, выставив вперед свои лапы. Каждая из них была толщиной с ногу взрослого мужчины.

Трижды Талос бросался на противника, и трижды его руки загребали лишь воздух, что ему, конечно же, не нравилось. Остальные музыканты напряженно наблюдали за ходом поединка и толклись совсем рядом, норовя подставить Бондарю подножку или очутиться у него за спиной в тот момент, когда он отпрыгнул назад. Хотя всем скопом они на чужака пока не наваливались, в их действиях ощущалась некая подлая слаженность. С коллективным музицированием дела у них обстояли хуже.

Бондарь понял, что продержаться долго ему не дадут. Либо Талос припрет его к скале, либо загонит в воду, где он потеряет маневренность, либо остальные музыканты перейдут к более активным действиям. Требовалась молниеносная и безоговорочная победа, но как ее добиться? Ведь пускать в ход кулаки было нельзя, поскольку полноценная потасовка могла привести к ссоре с Арианой.

Уж не этого ли она добивалась? Как бы то ни было, Бондарю оставалось лишь избегать прямого столкновения, тогда как Талос разошелся вовсю.

Он не стеснялся пользоваться преимуществом в весе и незавидным положением соперника. Он бросался вперед снова и снова, яростный и неутомимый, как буйвол. Толстые руки Талоса уже несколько раз задевали Бондаря, и ему удавалось выворачиваться лишь благодаря вспотевшей коже, с которой соскальзывали чужие пальцы.

Стремясь вывести Талоса из себя и заставить его потерять голову, Бондарь заговорил, беспрестанно перемещаясь по импровизированной арене:

– И чего ты завелся, не пойму? – Несмотря на сбившееся дыхание, он говорил громко и отчетливо. – Нормальное греческое имя. Не покупай яиц, вот и все. – Бондарь вильнул, избегая столкновения с рыжим Николаем, после чего насмешливо закончил: – Не то скажут: «Вон, пошел фаллос… с яйцами».

– Агр, – прорычал Талос в ответ, – гр-рым.

Его правая лапища едва не вывихнула Бондарю плечо, так что пришлось упасть на песок и кувыркнуться в сторону. Но, вскочив на ноги, Бондарь не прекратил свою психическую атаку.

– Мой тебе совет, – прохрипел он, беспрестанно уворачиваясь от наседающего противника, – наплюй на светский этикет, запрещающий сидеть в присутствии дамы… «Вставший фаллос» тоже звучит не очень…

Ариана не удержалась от смешка, и Талос совсем потерял над собой контроль. Рявкнув по-звериному, он поднял с песка овальный камень величиной с мяч для игры в регби и занес его над головой. Игнорируя инстинкт самосохранения, Бондарь остался на месте. Другого шанса закончить поединок достойно у него не было.

– У-ух! – выдохнул Талос.

– Ах-х! – откликнулись зрители.

Бондарь лишь крепче стиснул зубы. Ни разу не кувыркнувшись в полете, тяжелый снаряд летел прямехонько в центр его грудной клетки. По-вратарски выставив перед собой руки, Бондарь слегка присел, готовясь принять подачу. Правильно угадав момент, когда камень должен был соприкоснуться с кончиками его пальцев, он начал падать на спину. Руки сработали как амортизаторы, подавшись назад, чтобы погасить силу удара. В результате Бондарь упал навзничь, держа пойманный камень на уровне груди.

Талос, которому пот заливал глаза, не сумел правильно оценить ситуацию. Издав победный возглас, он бросился на Бондаря, стремясь как можно скорее добраться до его уязвимых конечностей. Да только напрасно он посчитал противника поверженным, ох, напрасно. Потому что, приподнявшись, Бондарь метнул каменное яйцо обратно.

– Лови!

– О? – произнес застывший на полпути Талос.

Но сначала прозвучал отчетливый сухой звук, какой можно услышать в бильярдной при точном попадании по костяному шару.

Кнок! Это камень врезался в центр его лба.

Тумп! Камень упал на песок.

Шурух! Талос рухнул на колени.

– Немедленно прекратите! – крикнула Ариана.

Как истинная женщина, она ненавидела любые проявления жестокости. Вот только вспомнить об этом она удосужилась с пятиминутным опозданием, когда ее призыв не имел особого смысла. Потому что Талос уже прекратил. Все, на что он был способен, это стоять на карачках, свесив голову до земли. Казалось, он всецело поглощен разглядыванием каждой ракушки, каждой песчинки, находящейся в поле его зрения. Но это было обманчивое впечатление. Ничегошеньки Талос не видел, ничегошеньки не соображал. И, как бы смиряясь с этим, тяжело зарылся лицом в песок.