Читаем без скачивания Невидимки - Чак Паланик

О, папа, папа, папа, папа, папочка!

Я так и не смогла сдать биологию. Потому что ничего не знала об эмбриональном периоде развития свиньи.

А теперь я труп.

Прости меня, мама.

Прости меня, Господи.

Эви стояла бы рядом с моей мамой. Рядом с моим гробом. Эви притворно пошатнулась бы и вцепилась бы в Мануса, якобы чтобы не упасть.

Из одежды Эви, несомненно, выбрала бы для меня и дала представителю похоронного бюро что-нибудь нелепое.

Итак, мои похороны. Свободной рукой Эви обнимает мою маму. А Манус не уходит с погребальной церемонии сразу же просто потому, что не желает показаться невежливым. Я лежу в гробу, обитом синим вельветом, как будто в синем нутре машины "линкольн-таун".

Благодаря Эви на мне желтое кимоно из шелка с огромными разрезами по бокам и вышитыми красными драконами в районе груди и бедер - вечерний наряд китайской наложницы. На моих ногах черные ажурные чулки.

И красные туфли на высоких каблуках.

А челюстной кости у меня нет.

Эви, естественно, говорит моей маме:

- Ей нравился этот наряд. Желтое кимоно было ее любимым.

Чуткая Эви бормочет:

- Представляю, как вам тяжело. Потерять обоих детей…

Я с удовольствием прикончила бы эту Эви.

Я заплатила бы змеям, чтобы те ее ужалили.

На мои похороны Эви надела бы черный костюм для коктейля от Рея Кавакубо: шелковую юбку с асимметричным краем и топ без бретелей. А плечи и руки покрыла бы прозрачным черным шифоном.

У Эви с собой драгоценности - крупные изумруды, подчеркивающие зелень ее глаз. А также смена аксессуаров. Так что по окончании этого мероприятия она может спокойно отправляться на танцы.

Я ненавижу Эви.

Мой удел - гнить обескровленной в этом отвратительном трансвеститском наряде, в платье токийской розы Сюзи Вонг. Оно мне велико, поэтому работникам похоронного бюро пришлось заколоть его на спине в нескольких местах булавками.

Мертвая, я выгляжу как дерьмо.

Я выгляжу как мертвое дерьмо.

Мне хочется зарезать Эви прямо сейчас, по телефону.

Мы поставили бы урну с ее прахом где-нибудь в техасском фамильном склепе. Я сказала бы миссис Кот-трелл, что Эви действительно всю жизнь мечтала быть кремированной.

Что касается меня, я надела бы на похороны Эви то черное кожаное коротенькое платье от Джанни Версаче, плотно облегающее фигуру. И длиннющие шелковые перчатки.

Я сидела бы на заднем сиденье огромного черного траурного "кадиллака" рядом с Манусом. На моей голове красовалась бы та шляпа с черной вуалью от Кристиана Лакруа, напоминающая автомобильное колесо. Позднее я могла бы ее снять и преспокойно идти на предварительный осмотр выставленных на аукцион роскошных вещей, или на распродажу жилья, или в какой-нибудь ресторан.

А Эви была бы дерьмом. Вернее, пеплом.

Сидя одна в гостиной Эви, я беру со столика, похожего на глыбу малахита, хрустальный портсигар и швыряю его в камин из красного кирпича.

Раздается звук бьющегося стекла. Сигареты, спички и осколки разлетаются в разные стороны.

Потерянная девушка, представительница буржуазного класса, я вдруг жалею о своем поступке, встаю с дивана, подхожу к камину, опускаюсь на колени и начинаю собирать осколки и сигареты.

Эви… Ее портсигар… Почему-то мне в голову лезут мысли о представителях последнего поколения.

И спички.

Я чувствую боль в пальце. В него вонзился один из осколков - настолько тонкий и прозрачный, что я его не вижу.

Я поворачиваю руку и замечаю ослепительный блеск.

Только когда из ранки начинает струиться кровь, я разглядываю в своем пальце осколок. И вытаскиваю его. С одной стороны он ярко-красный.

Моя кровь капает на коробок из-под спичек.

О, миссис Коттрелл, Эви действительно хотела, чтобы ее кремировали.

Я беру коробок, поднимаюсь с пола, из месива осколков, сигарет и спичек, и обегаю дом, выключая перепачканной кровью рукой все лампы и светильники. Когда я проношусь мимо ниши для верхней одежды в прихожей, Манус кричит:

- Прошу тебя!

Но я занята обдумыванием неожиданно осенившей меня мысли.

Я выключаю свет во всех комнатах на первом этаже. Манус зовет меня. Ему нужно в туалет. Он кричит:

- Пожалуйста!

В огромном плантаторском доме Эви с мощными фасадными колоннами властвует тьма. Я ощупью пробираюсь в столовую, иду наугад вперед от двери и упираюсь в стол. У меня под ногами восточный ковер. На столе - кружевная скатерть.

Я чиркаю спичкой о стенку коробка.

Я зажигаю одну из свечей в большом серебряном канделябре.

Я чувствую себя героиней средневекового романа.

Я зажигаю остальные четыре свечи и беру канделябр в руки.

Он очень тяжелый.

На мне все тот же шелковый пеньюар со страусовыми перьями. Я, призрак умершей красивой девушки, с серебряной штуковиной со свечами иду по длинной винтовой лестнице мимо картин, написанных маслом, на второй этаж дома Эви.

Войдя в спальню Эви, красивая девушка-привидение в шелковом пеньюаре, освещенном сиянием свечей, открывает шкафы, наполненные ее же одеждами, безбожно растянутыми и приведенными в негодность этим гигантским средоточием зла - Эви Коттрелл.

Мои бедные измученные платья и свитера, и платья и слаксы, и платья и джинсы, и костюмы и туфли, и платья - почти все они изуродованы и изменены до неузнаваемости. Они умоляют меня прекратить их страдания.

Фотограф в моей голове кричит:

Покажи мне гнев.

Вспышка.

Покажи мне месть.

Вспышка.

Покажи мне полностью оправданное возмездие.

Вспышка.

Безжизненный призрак, безнадежное, абсолютное ничто - иначе меня теперь не назовешь, - я подношу канделябр к своим искалеченным одеждам. И…

Вспышка.

Передо мной разгорается настоящий ад. Ад в излюбленном гротескном стиле Эви.

Все полыхает.

Потрясающе! Я хватаю с кровати одеяло - пуховое, выполненное под старину, подношу его к огню, и оно мгновенно занимается.

Занавески, зеленые бархатные портьеры мисс Эви, вскоре воспламеняются и они.

Абажур лампы тоже горит.

Черт! Огонь подбирается и ко мне. Вот уже тлеют страусовые перья на моем пеньюаре. Я поспешно хлопаю по ним первой уцелевшей тряпкой, которая попадается мне под руку, и выхожу из спальни Эви, превратившейся в чудесную преисподнюю, в коридор второго этажа.

На этом этаже десять других спален, к каждой из них примыкает ванная. Я вхожу во все ванные. Как здорово горят полотенца. Как великолепен ад в ванной комнате! Вот "Шанель № 5". Духи вспыхивают.

Пылают картины, написанные маслом, с изображенными на них скаковыми лошадьми и мертвыми фазанами. И восточные ковры. Безвкусные композиции из сушеных цветов на столах в считанные секунды превращаются в миниатюрные геенны.

Красота!

Кукла Эви по имени Катти Кэти тает на глазах. Потом воспламеняется коллекция чучел животных Эви, купленных ею во время карнавалов. Их зовут Кути, Пучи, Пам-Пам, мистер Баните, Чучи, Пу-Пу и Ринджер - все они подвергаются массовому сожжению.

Здорово! Незабываемо!

Я вбегаю в одну из ванных и хватаю нечто, еще не объятое огнем.

Бутылочку валиума.

Я спускаюсь вниз по винтовой лестнице.

Ворвавшись в дом с намерением убить меня, Манус оставил открытой парадную дверь. Поэтому сейчас огненный ад, оставшийся позади меня на втором этаже, притягивает к себе холодный поток уличного воздуха. Этот поток плывет вверх, обтекая меня со всех сторон, задувая мои свечи. Теперь свет излучает только зажженное мной пекло. Оно дышит мне в спину и улыбается.

У меня такое чувство, что я только что получила огромную награду за какое-то грандиозное достижение.

Что я стала "Мисс Америкой".

Я спускаюсь вниз.

Ко мне приковано всеобщее внимание, и это безумно меня радует.

Манус хныкает за дверью ниши для верхней одежды. Он чувствует запах дыма.

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне умереть…

Можно подумать, меня еще волнует его судьба.

Манус хотел, чтобы его кремировали.

Я пишу в блокноте на столике с телефоном:

через минуту я открою дверь, но винтовка все еще у меня в руках.

а сейчас я дам тебе валиум, просуну под дверь, съешь его. если не сделаешь этого, я тебя убью.

Я вталкиваю записку в щель под дверью ниши.

Я посвящаю Мануса в свои планы. Мы выйдем из дома и направимся к его машине. Теперь мой бывший жених должен выполнять все, что бы я ему ни приказала. Если он ослушается, я расскажу полиции, что этот тип ворвался в дом, в котором я спала, поджег его и похитил меня при помощи винтовки. Я сообщу и о

грязном любовном романчике, завязавшемся между ним и Эви.

Любовном!

Когда я применяю это слово, описывая связь этих двоих, мне кажется, что у меня во рту ушная сера - до того делается гадостно.

Я ударяю прикладом винтовки по другой двери ниши. Раздается звук выстрела. Какой-нибудь дюйм - и я распрощалась бы с жизнью. В таком случае выпустить Мануса из ниши было бы некому. Его сожрало бы пламя.