Читаем без скачивания Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выход в бумажной обложке похожим образом повлиял и на «Безмолвную весну», отодвинув ее еще дальше от истеблишмента и сблизив с контркультурой шестидесятых. «Безмолвная весна» продолжала появляться в бумажной обложке, а экологический кризис, описанный в ней, и не думал сходить на нет. К изданию 1994 года предисловие написал известный экологический активист, демократ Эл Гор; он обращается к новой читательской аудитории и трактует книгу тоже по-новому. Гор вспоминает, что «Безмолвная весна» еще с детства определила образ его политического мышления; это была «одна из книг, которую мама велела нам читать и которую мы потом обсуждали за о беденным столом». А подзаголовок издания, вышедшего к сорокалетию первого появления книги, словно бы задавал точку отсчета: «“Безмолвная весна”: классика, с которой началось экологическое движение». В ней было помещено биографическое предисловие Линды Лир (история жизни самой Карсон, в том числе и безвременная смерть от рака груди в 1964 году, органично встроилась в мифологию ее книги-бестселлера) и послесловие биолога Эдварда Уилсона. Помимо всего прочего, Карсон предупреждала против пассивного принятия прогресса, консьюмеризма и экономического роста, характерного для Америки (и не только) 1960-х годов: и по иронии судьбы ее книге суждено было стать одним из самых выгодных объектов печатной промышленности. Но различные ее издания и в то десятилетие, и впоследствии показывают, как широко разносится экологический набат Карсон от журнала до бестселлера, от острожного «вопроса» до сурового осуждения.
Издание, выпущенное к сороковой годовщине выхода «Безмолвной весны», присвоило ей статус «классики». Парадокс тут в том, что в эту элитную категорию она попала из-за своего массового успеха. Но если формат определяет авторитет, место Карсон в пантеоне великих американских писателей окончательно закрепил сборник «“Безмолвная весна” и другие произведения об окружающей среде», вышедший в твердой обложке в 2018 году в серии «Американская библиотека» (Library of America). Эта серия специально задумана для того, чтобы установить американский канон, издавая красивые книги в твердых обложках, на которых разборчивым курсивом написано имя автора. Это способ, при котором прошитые тетради (сфальцованные листы) скрепляются вместе, что придает прочность книжному блоку: открытая книга из «Американской библиотеки» ровно лежит на столе, как авторитетный текст, с которым можно обращаться серьезно, а не просто баловаться. Переплет у них цельнотканевый, концевой титульный лист - из крафтовой бумаги, к верхней части корешка прикреплена ленточка-закладка: перед нами формат класса люкс в век массовой продукции. Издатели уверяют, что формат чуть уже обычного и элегантные пропорции, подчеркнутые трехцветной горизонтальной полосой, расположенной чуть ниже половины страницы, основаны на евклидовском «золотом сечении», рождающем эстетическую красоту. Тома доставляют и зрительное, и тактильное, и интеллектуальное удовольствие, составляя библиотеку «для будущих поколений». Это, наверное, и есть самое лучшее определение классики.
Книги «Американской библиотеки» безусловно красивы, не слишком тяжелы, хорошо смотрятся и на полке, удобны в руке. Они представляют собой печатный апофеоз экологического манифеста «Безмолвной весны», перенесенного из еженедельного журнала в классическую книгу. Но, может статься, этот материальный переход в канонический статус несколько лишает произведение Карсон актуальности, выводит его из сферы общественной жизни и нейтрализует стерильностью библиотеки. Карсон начала писать «Безмолвную весну», признавая усилия всех тех, кто сражается, чтобы «во имя благоразумия и душевного здоровья одержать победу в нашем приспособлении к окружающему миру», а закончила горячим призывом «не идти по пути применения химических инсектицидов». Предположение Кальвино о том, что со временем классика становится «фоновым шумом», похоже, уводит «Безмолвную весну» если не в область абсолютного молчания, то, по крайней мере, на более скромное место. Классическое произведение всегда ближе к тихой и несуетной жизни книжного собрания, о которой мы поговорим в следующей главе, чем к злободневной актуальности протестной литературы. Но книгу Карсон еще слишком рано ссылать в библиотеку: нужно еще много поработать, чтобы вернуть весне ее голоса.
6
«Титаник» и книжный трафик
На портрете Гарри Элкинса Уайденера мы видим кроткого молодого человека с мечтательным лицом и аккуратнейшим прямым пробором; указательным пальцем левой руки он заложил книгу небольшого формата - наверное, это дорогой его сердцу сборник стихотворений Китса. Уайденер родился в 1885 году в одной из лучших семей Филадельфии, вырос среди людей, не нуждавшихся в деньгах, в том самом мире, в котором экономист Торстейн Веблен наблюдал то, что потом убийственно метко назвал «показным потреблением». Показным потреблением Гарри были книги. К двадцати четырем годам он уже был обладателем солидного книжного собрания более чем из полутора тысяч томов. В 1909 году, подавая прошение о вступлении в нью-йоркский клуб богатых книголюбов Grolier, он с достоинством указал, что собирает «в основном интересные мне самому книги», особенно авторов и иллюстраторов XIX века. «В настоящее время лучшими книгами моей библиотеки являются издания Шекспира, богато иллюстрированные книги... а также почти полные собрания первых изданий Суинберна, Патера, Рида, Стивенсона и Роберта Браунинга». Однако мы точно знаем, что, по контрасту с этим изысканным собранием, любимейшим его чтением был «Остров сокровищ». С помощью потакавшей ему во всем состоятельной матери он сделался более серьезным собирателем, вступив в Grolier. Абрахам Розенбах, поставщик книг для высшего общества Филадельфии, сотрудничая со своим молодым протеже и клиентом, отпечатал частным образом каталог собрания Уайденера. Почетное место в нем заняло самое последнее приобретение - экземпляр романа «Аркадия» издания 1613 года, принадлежавший графине Пембрук, с дарственной подписью от автора: «Любящий тебя брат Филип Сидни». Каталог, как и положено уважающему себя библиофилу, был роскошен сам по себе: сто экземпляров было отпечатано на бумаге, два - на пергамене, в формате ин-кварто (это когда на одном типографском листе помещаются восемь страниц книги), с репродукциями, защищенными папиросной бумагой. Эдмунд Госс поздравил Уайденера с тем, что он «обладает великолепно подобранным собранием книг». Владелец составил завещание, по которому книги доставались его матери, которая потом должна была передать все собрание (в виде именной коллекции) Гарвардскому университету.
Собирательство книг было одним из статусных занятий состоятельных американцев времен «позолоченного века», когда и для Джона Пирпонта Моргана, и для Генри Эдвардса Хантингтона, и для Генри Клея Фоулджера их библиотеки служили скорее «прачечными» для отмывания огромных доходов от корпоративных финансов, железных дорог и нефти. Социолог Рассел Белк определяет коллекционирование как «активное, избирательное, увлеченное приобретение и обладание вещами, выведенными из обычного для них употребления»: книга,
