Читаем без скачивания Год 1914-й. Время прозрения - Михайловский Александр Борисович

Но это была еще только увертюра сражения, или, как говорят любители секса, прелюдия к большому и чистому акту любви. Передовые подразделения, постепенно откатываясь под вражеским натиском, выигрывали время для оборудования основной линии обороны. Можно было бы сказать, что земля с лопат ветеранов Бородина веером летела во все стороны, но это было не так. Траншеи в три ряда и ходы сообщения были выдавлены в земле магическим способом, и теперь их торопливо накрывали маскировочными сетями, ибо разведывательная авиация в распоряжении австрийского командования имелась и пользовалось оно ею весьма активно. Местные русские смотрели на эти полеты как на бесплатный цирк, а Артанский князь приказал своим пресекать и препятствовать. И егеря-снайперы, и пулеметчики, и обычная пехота прошли тренировки по стрельбе по воздушным целям местного разлива - со скоростями до ста двадцати километров в час. Аэроплан для них - цель приоритетная, ибо человек не птица, и должен не летать, а ходить по земле ножками...

А вот летит один такой любопытный альбатрос. Видимо, австрийское командование, взбешенное появлением на пустом месте ранее нежданного противника, решило таки выяснить, к чему весь этот шум и гам. Но до основной линии обороны корпуса генерала Тучкова австролитак не дотянул. Грохнулся где-то километрах в трех южнее, над недальним леском, где как раз снималась с позиций гаубичная батарея с той целью, чтобы, отступив еще на пятьсот-семьсот метров севернее, снова открыть огонь по наступающему врагу. Аэроплан не загорелся в воздухе - скорее всего, пуля снайпера или пулеметная очередь сразили пилота, поэтому он, неуверенно покачнувшись, боком пошел к земле, упав прямо на деревья. Ведь австрийские пилоты, наивные как дети, для того, чтобы разглядеть остановку на земле получше, опускаются и на двести, и на сто метров - но это верная смерть, когда под крылом злобные и умелые артанцы, а не наивные местные русские.

Командный пункт корпуса Тучкова располагался в Стефановке, из которой вчера вечером вторую стрелковую бригаду прогнали обратно в расположение четырнадцатого корпуса. Мол, идите отсюда, парни, вы тут больше не нужны. И в самом деле, присутствие в одной полосе частей с разным подчинением и морально-психологической устойчивостью может стать причиной великого хаоса и неразберихи. Парни посмотрели, как из множества раскрывшихся порталов выходят бряцающие оружием и снаряжением отборные пехотные батальоны, конные упряжки катят легкие пехотные пушки и тяжелые гаубицы. История о неведомой Великой Артании, внезапно записавшейся в союзники Сербии и Российской империи, давно уже вышла за пределы второй армии и Северо-Западного фронта, и вот теперь русские солдаты воочию наблюдали мощь артанского воинства. Разговоров теперь пойдет по четырнадцатому корпусу, и вообще по его ближним и дальним соседям...

Однако после недавних событий в штабе армии у осведомленных господ офицеров тихо закипали мозги. А то как же: вчера после плотного обеда там все были расслаблены и довольны собой, имея по поводу завтрашнего (то есть уже сегодняшнего) дня самые радужные ожидания, - и вдруг в пространстве открывается дыра, и оттуда вылезает всероссийский император, разозленный словно голодный василиск, а за ним - главком Николай Николаевич и комфронта Иванов, и оба мрачные, как грозовые тучи. А это Артанский князь Серегин перед визитом приоткрыл просмотровое окно и дал императору и его старшим генералам посмотреть и послушать, как себя ведут и о чем говорят господа штабные офицеры после сытного обеда, случившегося накануне роковой битвы. Тут уже не просто крик души «не заслоняйте!» - нет, тут дело пахнет подставой грандиозного размера. А подстава есть деяние преднамеренное и злонамеренное, с тяжкими последствиями как для самого императора, так и всей российской государственности. Смена командующего на этом фоне - сущая ерунда, своей команды Флуг не привел, так что будет использовать тех, кто под рукой, а там видно будет, кто кого подсидит.

Впрочем, прогнав прочь генерала Зальца, высокое начальство не забыло взгреть и его подчиненных, не принявших меры для отражения неприятеля. Подчиненные им войска простояли на позициях более трех суток, но палец о палец не ударили для того, чтобы оборудовать рубеж обороны. Более того, разведку вперед никто не высылал, языков из австрийского тыла не таскал, и поэтому о предстоящем наступлении противника в штабе армии оставались в блаженном неведении. Завтрашним утром они сами собирались наступать широким фронтом примерно в направлении пограничной реки Сан. До этого наступательные позывы сдерживались недостаточным количеством гужевого транспорта, который был необходим армии для снабжения после отрыва от линии железной дороги. На то, чтобы отойти от станции разгрузки на двадцать верст, обозных телег хватало, а вот чтобы на сто двадцать - уже нет7. И эта проблема, в принципе одинакова во всех армиях. Например, немцы создали специальную обозную телегу на железном ходу с каучуковыми шинами. На этот продвинутый для начала двадцатого века транспортный девайс можно было грузить до двух тонн разного имущества, но и у него имелись недостатки: в запряжке, чтобы тащить такой вес, должны стоять артиллерийские першероны, а под колесами должны быть отличные европейские дороги. А иначе, простите, никак. Влипнет эта германская убер-телега в русскую грязь по самые ступицы, и ни туда, ни сюда.

Австрийцев этот вопрос тоже касался, между австро-венгерскими и российскими дорогами в приграничной полосе имелся разрыв, а кроме того, не совпадала колея. Поэтому австрийский удар на Люблин и Холм в первую очередь имел демонстрационную цель - отвлечь русскую армию от Восточной Пруссии, которой та отвлекала Германию от победоносного шествия по Франции. Впрочем, если против Восточной Пруссии русский генштаб сосредоточил две армии, то на галицийском направлении были развернуты целых четыре, и еще две должны были находиться в окрестностях Варшавы, предназначенные к наступлению на Берлин. Теперь, когда наступление на Берлин выпало из планов русского командования, девятая армия генерала Лечицкого по железной дороге перебрасывалась в район Ивангород-Радом, чтобы по завершении сосредоточения западнее Вислы перейти в наступление на Краков, отрезая австрийским войскам возможность отступить в западном направлении.

В Основном Потоке из-за упрямства командования (Сухомлинов, Янушкевич и прочих), желавшего именно берлинской эскапады, с этим маневром запоздали на пять дней, и армии Данкля и Ауффенберга, выиграв сражение при Краснике и Комарове, сумели ускользнуть из захлопывающейся ловушки как раз в сторону Кракова и Ченстонхова. Но теперь все будет не так, так как главком Великий князь Николай Николаевич и сам был сторонником как можно более полного разгрома Австро-Венгрии, а не наступления на Берлин. Поэтому к Варшаве перебрасывалась одна лишь десятая армия, в то время как в задачи первой армии теперь входили осада и штурм Кенигсберга. Все возражения его оппонентов перебивались визами на приказах «Быть посему. Николай», а противодействия против этого лома в монархической системе координат еще не придумали.

Но в Вене об этом пока не знали, и веселились. В ходе Люблин-Холмской операции австрийскому генштабу и лично генералу Конраду фон Хётцендорфу в дополнение ко всему прочему хотелось получить моральное возмещение за провальное начало наступления на Сербию. Уже несколько дней в боснийско-сербском пограничье шли ожесточенные кровопролитные бои, притом, что партизанские вылазки в австрийском тылу не прекращались ни на минуту. Если раньше сербские четники шли в бой с дедовскими кремневыми ружьями и охотничьим оружием, то теперь у них во множестве завелись новенькие винтовки Маузера и пулеметы МГ. Артанский князь, как и обещал, неприкрыто играл на сербской стороне, сразу же переправляя своим подопечным трофеи выигранной Восточно-Прусской кампании. Больше винтовок, больше станковых и ручных пулеметов, больше полевых пушек и гаубиц Круппа, и больше австрийской, венгерской, хорватской крови, пролитой при усмирении этой балканской страны.