Читаем без скачивания ...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Наверное именно из-за боли мне почудилось…

— Пап?

Это же его голос?! Нет, не может быть. У меня галлюцинации.

— Это еще что такое?

Его! Его! Точно его! Я хотела верить и одновременно боялась. А что если от страха и боли я схожу с ума?

Я принялась еще отчаянные вырываться, вгоняя когти в картон до умопомрачительной агонии.

— Дай сюда!

Коробку резко дернули и опустили. Потом послышался странный звук, как будто бумагу рвали на клочки, и крышка распахнулась. Я зажмурилась от яркого света и волны холодного ветра.

— Боже… Что они с тобой сделали? – Теплые руки коснулись моих боков и с нежной осторожностью достали из коробки.

Я с трудом открыла глаза. Дима… Он вернулся. Мой идеальный, красивый и храбрый Дима.

Если бы могла, заплакала бы. Он прижал меня к груди, совсем как в последнем сне, и я жадно уткнулась ему в шею.

— Какого хрена, отец?! Тише-тише, милая… Все хорошо. – Он так ласково меня гладил, что я обмякла. Просто повисла на нем без сил. Надеюсь, он не отпустит меня и не заставит идти самостоятельно. Потому что я просто не смогу.

— Прости, Дим… Но Нина… она просто с ума сошла с этим котом. Он ей житья не давал.

— Что?! Ты ничего не путаешь? Может, это ОНА не давала Злыдне покоя?

Когда он говорил, его грудь сладко вибрировала, и эти вибрации растекались по моему телу лаской и жаром.

— Дима… Сын… Слушай, только не говори матери, что я тебе рассказал… Но мать переживает, что ты один. Кроме кота никто тебе не нужен. А сегодня он еще и список твоих невест подрал.

— Пап! Вы вообще в своем уме?! Ты что, собирался выбросить ее? На мусорку? Замуровав в коробку?!

Пальцы Димы сжимались на моей спине все сильнее, причиняя уже ощутимую боль, но я не сопротивлялась. Пусть делает что угодно, только не отпускает.

— Нина приказала…

— Вы больные?! Оба?! Что значит «приказала»? Это живой че… существо!

На нас оборачивались редкие прохожие, но мне было все равно. Я пыталась обнять Диму, чтобы показать всем – он мой. И принадлежит только мне.

— Тише ты, не кричи так… Просто… ты и ее пойми. Она за тебя переживает, волнуется. Внуков ждет, а ты с котом возишься. Мать когда увидела, сколько ты на него тратишь… сильно огорчилась. Да еще белье это и покупки…

— Что-о-о?! Вы в моих вещах копались?! Да вы охренели?!

— Не смей так со мной говорить! Я твой отец! А Нина – мать! Мы хотим, как лучше для тебя!

Я чувствовала адское напряжение, исходящее от Димы. Волны черной ярости и боли. Он снова ранен? Пострадал? Я знала, что могу избавить его от боли и залечить любую рану. Только бы добраться до нее. Но сейчас я чувствовала, что он ВЕСЬ источает боль. Не было какого-то одного места. Но бóльшее средоточие ощущалось в груди. Там, где билось его сердце. Что произошло в его проклятой командировке?! Или это какая-то болезнь?

Я пыталась понять, что происходит, тыкалась носом в его грудь, но чувствовала только бешеную ярость. Я вцепилась в нее лапами и потянула черную пушистую нить.

— Сильно они тебя обижали? – Дима погладил меня по голове и заглянул в глаза.

Какой же он… Родной и любимый. Любимый? Нет! Нет, это просто благодарность. Благодарность тому, кто не выбросил меня на произвол судьбы и заботился, как о человеке, а не о животном.

Благодарность за то, что поверил, а не испугался. За то, что не выбросил странное существо – не человека, но и не животное.

Это не любовь. Ни капли любви. Просто он выглядит таким похудевшим, словно месяц голодал. Щеки впали, а в темной щетине видны серебристые волоски. Круги под глазами делали его взгляд… колдовским, завораживающим. А растрепанные ветром волосы так соблазнительно падали на глаза, что руки чесались их убрать.

Я потянулась к черным прядям, но увидев собственную лапу, тут же поспешила спрятать ее. Глупости в голову лезут…

Дима схватил меня за лапу и, нахмурив брови, начал сурово рассматривать. Неужели решил, что я хочу его поцарапать?

В пространстве лифта я отчетливо ощущала его запах. Осенней горечи и немного – пряностей.

— Ты поранилась? Наверное, пыталась освободиться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Дим, ну в самом деле! Разговариваешь с котом, как с живым человеком!

Мы с Димой одновременно повернули головы в сторону его отца.

— Лучше. Помолчи.

Он чеканил каждое слово так, словно обрубал. От нового Димы веяло холодом и необратимой смертью. В этот раз он снова убивал. Многих – я это чувствовала. Опасный и безжалостный, вселяющий страх. Но только рядом с ним я не боялась.

Наш этаж и знакомая, темно-вишневая дверь. Прошло не больше двадцати минут, но я соскучилась до безумия. Ощущение было таким, будто возвращалась домой после долгого отсутствия. Даже когда приезжала к родственникам в отпуск, так себя не ощущала.

Родственники… Про них я старалась не думать. Не думать и забыть. Я ужасно хотела дать им знать, что жива. И Дима даже обещал что-нибудь придумать, но… в глубине души я понимала: лучше обрубить все сразу. Чтобы у них не было ложной надежды, что однажды я вернусь.

Но думать о том, как они страдают, считая, что я умерла, было невыносимо. Я – единственная дочь. Родители всегда меня любили и заботились. Известие о моей смерти могло убить их. И в то же время я была на них обижена. Из-за Киры.

В последнее время мы постоянно ругались по телефону и видео-связи из-за нее. Мама называла меня избалованной и эгоистичной. Думающей только о себе. Даже жестокой. Не хочу помочь собственной сестре устроиться в жизни! Ну и как? Теперь они довольны? Наверное, я действительно жестокая. До сих пор купаюсь в собственной обиде.

Интересно, где сейчас Кира?

Да ну ее! Мне о себе подумать надо.

Дверь распахнулась так резко, что едва не сбила нас с Димой с ног.

Нина Павловна в шикарном красном платье стояла на пороге. Когда только успела. Даже волосы красиво уложила.

— Димочка! Ты вернулся! Даже раньше, чем обещал!

Значит, все-таки следила за происходящим с балкона и все видела. Она распахнула объятия, не давая Диме даже войти.

Он промолчал, уверенно входя в прихожую.

— И цветы мне принес!

— Они не тебе.

Я осторожно посмотрела вниз. Цветы… Я даже не заметила. На его плече висела серая спортивная сумка, с которой он ездил в командировки, а в руке был зажат букет цветов. Я вздрогнула всем телом.

Из коричневой бумаги, исписанной строчками из стихов, выглядывали нежно-розовые бутоны и голубые лепестки. А среди веточек декоративного папоротника сидел белый кролик с длиннющими ушами.

Он тоже видел… Это был не только мой сон. Он был НАШИМ. И Дима воплощал его в реальность. Он принес цветы мне. Мне! Возвращаясь из долгой командировки, возможно раненый, он помнил обо мне.

Я не хотела испытывать к нему то, что выворачивало меня наизнанку. Эти безумные чувства не могли принести мне ничего хорошего. Они вытягивали из меня всю душу. Но глядя на цветы я понимала, что эти чувства становятся больше и сильнее. Они словно заполняли меня изнутри, выталкивая все остальное.

— Дима? – Нина Павловна выгнула бровь. – Что за поведение? Мы с отцом его ждем, а он… – Тут она наконец заметила меня и начала покрываться алыми пятнами. Но быстро взяла себя в руки: – О, ты нашел своего кота? А мы с отцом с ног сбились, пока искали его.

— Да неужели? – Даже мне стало страшно от его ледяного голоса. Дима медленно надвигался на мать, заставляя ее отступать вглубь квартиры. – Сейчас я уйду и дам вам с отцом время собраться. Когда вернусь, вас обоих здесь быть не должно. Вы приедете тогда, когда я приглашу.

Больше он ничего не сказал – разулся и прошел в свою спальню. Я отчаянно цеплялась за его майку в распахнутых полах куртки. Только сейчас я поняла, что эта же одежда, которая была на нем и во сне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Дима! Ты что такое говоришь?! Как ты смеешь? Я – твоя мать!

Крики Нины Павловны вдруг зазвучали глухо и совсем стихли. Дима вошел в спальню и резким ударом двери оборвал все посторонние шумы.