Читаем без скачивания Исполнение желаний - Владимир Круковер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И подходили к этому листу люди, и читали, и ни кто не смеялся.
И где-то ползли машины, дыша железом, и оставались за ними круглые бетонные пятаки, обносимые проволокой. И шли по планете существа в защитной форме и с красными лепестками на плечах. Шли, охраняя толпы людей в мешковатых комбинезонах. Лиц у этих людей не было, были маски. И никто не умел смеяться.
3
Если читатель еще не запутался окончательно в моих временных скачках и стилистических изысках, напомню: все это — абсолютная реальность и как всякая реальность кажется выдумкой. Мне нет необходимости фантазировать, что-то домысливать или приукрашивать. Это не литературное произведение, а отчет о контакте с иной технологией, не побоюсь сказать — сверхчеловеческой. И, чтоб как-то объяснить те или иные поступки человека, преждевременно эту технологию использовавшего, надобно, наверное, рассказать (пусть отрывочно) его биографию. Не фактическую, а эмоциональную. Его собственную трактовку прожитого, его подсознательные оценки прошлого.
Ну, а сверхпамять Проводника позволяет мне это делать БУКВАЛЬНО.
Почему же я вижу необходимость вводить в отчет биографические экскурсы из жизни человека не слишком умного, тщеславного, неуверенного в себе, и, в то же время, претендующего на роль Бога? Ответ ясен: чтоб мои ошибки стали уроком тем, кто столкнется с чем-нибудь подобным. Как иначе перейти мне к рассказам о попытке клонировать Иисуса Христа, об уничтожении целого поселка, о наивных (как я сейчас понимаю) экспериментах по созданию совершенного общества… Впрочем, с появлением Материализатора я достаточно наломал дров. Обидно, обретя почти абсолютное могущество, я не смог им воспользоваться! Одно утешает — человечество и без меня достаточно наламывает этих самых дров. По сравнению с водопадами крови и слез, пролитых людьми во имя людей мои поступки кажутся мизерными.
А сколь наивно я мыслил в то время, видно из моего видения мира, интерпретированного Проводником в одном из полуснов в больнице, в обычную, достаточно прозрачную аллегорию.
МИР ЗА НЕДЕЛЮ
(хроника ХХ века, композиция)
В огромной пустой комнате играет мальчик. Он бросает в глобус хлебные шарики. То тут, то там на глобусе вспыхивают взрывы.
Глобус растет, превращается в Земной шар. Видна Азия. Европа. Взрывы продолжаются, теперь это на стоящие взрывы, в которых гибнут люди.
Земной шар приближается, вращаясь. Вот уже виден небольшой поселок. Еще ниже. Магазин, у магазина сидят бичи. Они пьяны, но не очень. Все разные, но с общей неухоженностью в одежде и лицах. Чувства у них проявляются с чрезмерной аффектацией, гротескно.
За магазином бесшумно приземляется голубой космический корабль. Оттуда выходит стройный Пришелец. Он, легко ступая, идет к группе у магазина.
Улица в Японии. Нескончаемый поток машин. К перекрестку подходит маленький мальчик, достает из ящичка желтый флажок, идет через дорогу. Все машины остановились, дают ему перейти.
«Дадим шар земной детям… Дадим, как раскрашенный шарик, пусть с ним играют…» (Назым Хикмет).
Чье-то лицо, видное в щель окна. Губы шевелятся, голос слышен плохо:
— Ты хочешь, чтобы дети тебя любили, а сам должен втискивать их в душные формы современной жизни, современного лицемерия, современного насилия. Дети этого не хотят, они защищаются… Голос прерывается, пропадает совсем. Слышен свисток милиционера.
У магазина бичи о чем-то спорят с Пришельцем. Они машут руками, лица их дергаются. Из магазина появляется потрепанная баба с большими темными бутылками в обеих руках. Внимание переключается на нее.
Согбенная фигура Льва Толстого. Он пишет неспешно: «Образование есть потребность всякого человека. Поэтому образование может быть только в форме удовлетворения потребности… Образование на деле и в книге не может быть насильственным и должно доставлять наслаждение учащимся».
Толстой смотрит на написанное и подчеркивает слово «наслаждение».
Группа школьников привязывает к хвосту кота консервную банку. тот шипит, вырывается. Появляется учительница — хорошенькая женщина в спортивном костюме. Школьники разбегаются. Кот бежит в другую сторону, уносясь от грохота банки. Учительница смотрит на кота, чуть заметно улыбается.
В очень чистом небе рекламный самолет пишет буквы:
«Все здоровы: вы, мы, ты,
Если руки вы-мы-ты!».
Дым медленно расплывается над городом…
Стеллаж с потрепанными книгами. На каждой книге — хрустальный колокольчик. Колокольчики тихо звенят. Появляется надпись: «Детям до 16 лет…» Вместо книг — дверь кинотеатра. Выходит распаренная, возбужденная толпа подростков. Слышны реплики: «А он ему как дал!». «А она как снимет кофточку!».
«Ребенок превосходит нас силой чувств. В области интеллекта он, по меньшей мере, равен нам, ему не достает лишь опыта» (Янош Корчак).
Пестрый плакат здравоохранения. Надпись: «Одна пара мух может расплодиться за лето так, что вся планета покроется слоем мух в 14 метров толщиной».
Еле слышно взмывает в небо голубой звездолет. У магазина, не видя его, дерутся бичи.
Толстая женщина несет кошелку с продуктами. Ей жарко, душно. Идет высохший старик с портфелем. Из портфеля высовывается туалетная бумага. Голубоглазый мальчик играет в самолет, жужжит, раскинув руки. Мимо, пробегает измученный кот с консервной банкой. Мальчишка опускает руки, смотрит вслед. Лицо искажает гримаса боли.
Кот врезается в группу бичей. Слышен свисток милиционера. Все разбегаются, остается женщина. Около нее лежит пустая бутылка, красное дешевое вино раз мазано по лицу, изо рта течет желтая струйка, глаза полузакрыты.
Дымят гигантские трубы.
Едет чудовищная, нелепая машина. Она глотает зеленые деревья, выплевывает спички. По тайге за ней тянется широкая просека — шрам. Бьет выброшенная на песок рыба, немо открывая рот.
По школьной тетрадке идет нарисованный лев. В него стреляют карандашные человечки из пулеметов.
Очень старый человек сколачивает гроб. Вдруг задумывается, подбирает какой-то корешок и вырезает красивую голову коня.
В большой башне сидит человек. Он красив. Ночами не спит, ходит по тесной каменной камере. Глаза полны страдания. «Десять лет, — кричит он в гулкую тес ноту башни. — Боже, десять лет!» В ярости колотит кулаком по стене. Стена недвижима. Круглый музыкант играет на трубе. Напротив останавливается мальчишка, сосет лимон. Труба захлебывается, музыка прекращается.
Маленькая девочка кормит несуществующей грудью куклу.
Голубоглазый мальчишка снимает с кота банку. Кот не сопротивляется. Мальчик раскидывает руки, жужжит. В небе расплываются колоссальные буквы:
«Все здоровы: вы, мы, ты,
Если руки вы-мы-ты».
В темнице человек колотит кулаками по каменным стенам. Стены трясутся, рушатся. Человек бежит по зеленому лугу, За лугом что-то грохочет, появляется силуэт машины, изготавливающей спички.
«Если кто-то совершил плохой поступок, лучше его простить. Если он совершил проступок потому, что не знал, теперь он уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительней. Если он совершил проступок потому, что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше не станет их слушать.
Если кто-нибудь совершил плохой поступок, лучше всего его простить, в надежде, что он исправится». (Кодекс детского товарищеского суда Дома сирот Яноша Корчака).
Девочка пускает с балкона мыльные пузыри. С другого балкона девочка пускает бумажную птичку. Птичка парит в воздухе, медленно летит к земле. Тощая дворничиха машет ей кулаком.
Какой-то человек достраивает дом. Дом добротный, каменный. Человек поднимает голову — это заключенный из башни.
На черный бархат падают снежинки. Через лупу они хорошо видны на черном. Все разные.
Голубоглазый мальчик строит самолет. Самолет больше похож на стрекозу. У него четыре крыла — спереди и сзади, крылья прозрачные. Из дома выбегает девочка, которая пускала бумажную птичку. Она останавливается, зачарованная.
По ветру летит большой мыльный пузырь. Солнце играет на его синеватых боках.
Человек из башни достроил дом, обвел его высоким забором, забор обтянул колючей проволокой, во двор выпустил волкодава.
Волкодав бегает по двору, человек выглядывает в окошко.
Мальчик с девочкой испытывают самолет. Самолет шевелит крыльями, как живой, вот-вот взлетит.
По пыльной улице идет оборванная бичиха. Она собирает пустые бутылки, заглядывает в урны, подворотни.
С тихим шорохом взлетает самолет-стрекоза. На нем мальчик с девочкой. Дворничиха внизу машет кулаком, на нее наталкивается бичиха. Женщины начинают ругаться, но голоса их неслышны.
