Читаем без скачивания Сидим, курим… - Маша Царева

— Это будет так романтично, — она закатила едва заметно подведенные глаза, — сначала мы отправимся на вручение оскаровской премии. У нас будут ВИП-места, естественно. Я давно мечтала познакомиться с Джорджем Клуни.

— А я — с Антонио Бандерасом, — пискнула Анфиса.

Лена не обратила на нее ни малейшего внимания: сразу чувствовалось, что в горячем трио она играла первую скрипку.

— Потом отдохнем немного на пляжах Калифорнии, потом, возможно, метнемся в Лас-Вегас. Ну знаешь, поиграть. Петечка азартный такой! — Она любовно постучала Пупсику кулачком по лысине, тот осклабился, разомлев. — Потом вернемся в Европу. Шопинг в Риме, коррида в Барселоне, парочка приемов в Лондоне. Потом арендуем яхту — где-нибудь на побережье Сардинии: Петечка любит рыбу ловить. Ну и напоследок — Париж.

— Город любви, — мурлыкнула Лола, совершенно безо всякого стеснения заползая рукой в Пупсиковы штаны от Гуччи.

Я отвела глаза: смотреть на потеющую от возбуждения лысину Пупсика было неприятно. Жестом незаметно показала Ленке: может, выйдем покурить? Та, поколебавшись, кивнула.

Сидим, курим…

Вернее, это Ленка сидит — услужливый охранник вынес ей стул с бархатной обивкой, и теперь она восседала возле входа, как царица, в своем роскошном платье, в шубке, небрежно наброшенной на плечи. Меня же охранник отказывался воспринимать как человека, поэтому я просто стояла рядом.

— Ну как они тебе? — спрашивает Lena'a (crazy), лениво затягиваясь и не глядя на меня (видимо, боится прочесть в моих глазах правду и рассчитывает на мое чувство такта).

Но миндальничать с ней я не собираюсь.

— Дуры, — пожала плечами я.

— Дуры, — уныло согласилась Лена, — но для меня оно и лучше, понимаешь? Не будь они такими дурами, живенько прибрали бы его к рукам.

— Тоже мне призовой кубок, — усмехнулась я, — то ли время это такое, то ли город… Чтобы три красивые бабы в самом соку бились из-за стареющего мужичонки с пузиком, похожего на продукт тайного романа Винни Пуха и голливудской звезды Дэнни де Вито?…

— Да ладно тебе, не так уж он и плох! — оскорбилась Ленка. — Вот кольцо Bulgari мне подарил… И вообще, не смей меня отговаривать! — вдруг как-то подобралась она. — Это моя жизнь.

— Еще скажи, что я тебе завидую.

— Ну а у тебя как на личном фронте? — Она решила переключиться на более безобидную тему.

— Да что у меня… — со вздохом я развела руками. — Полный шпик плюс непонятные отношения с мужчиной, который пригласил меня в кино на места для поцелуев, чтобы просмотреть трехчасовой скучнейший фильм, а потом обсудить детали в кафе за зеленым чаем.

— Шутишь? Это тот…

— Донецкий! — подсказала я. — Именно так. И я его совсем не понимаю.

— А тебе это надо? — прищурилась Лена. — Я давно хотела сказать, у меня есть на примете один мужик. Он недавно развелся, скучает…

— Такой же привлекательный, как Орлов? — хмыкнула я.

Лицо Лены окаменело.

— Если хочешь знать, такой товар, как Орлов, долго на полках не залеживается. Не знаю, что именно в нем показалось тебе таким забавным. Его окрутила такая девица, закачаешься. Не то модель, не то танцовщица. Мулатка, блондинка. Крашеная, естественно, но смотрится эффектно! Фигурка, как у Тайры Бенкс, брильянт в пупке. Он от нее без ума. А ты нос воротишь.

— Даже если бы, поддавшись на твои уговоры, я в тот вечер уложила бы свое драгоценное тело под Орлова… рано или поздно ему встретилась бы мулатка-блондинка, и он слинял бы от меня со скоростью звуковой волны. Знаешь, какова скорость звуковой волны, Лен?

— Я знаю, какова стоимость шиншилловой шубы, которую Орлов подарил мулатке, — парировала эта неугомонная, — восемь тысяч долларов. И это в первую неделю знакомства!

Я вздохнула и глубоко затянулась. Я могла часами распинаться о параллельных мирах, на которые раскололась московская действительность, стремительно копирующая европейский гламур. Тысячи параллельных миров соседствуют в масштабах одного только Садового кольца — соседствуют и по законам элементарной физики никогда не пересекаются. Мы с Орловым — жители разных планет. На его планете подчиняются надиктованной кошельком иерархии, на моей — живут как живется. На его планете ходят к стоматологу, гинекологу и гастроэнтерологу, какминимумразвгод, намоей — после очередной попойки вдруг обнаруживают у себя запущенный гастрит. На его планете девушки носят туфли Джимми Чу, на моей — довольствуются резиновыми сапогами да недорогими ботиночками. На моей планете девушка, впервые позволившая мужчине секс, надеется максимум на полноценный оргазм, на его — минимум на шиншилловую шубку.

Мы разные. Мы можем вежливо поздороваться при встрече, можем вместе пообедать и даже при случае переспать. Но мы никогда не станем друг для друга своими.

— Все это я слышала уже сотни раз, — вздохнула Лена, когда я попыталась вкратце изложить ей теорию московских параллельных миров, — только вот мне почему-то удалось перелететь с одной планеты на другую. И знаешь, я отлично здесь обжилась! — Она с достоинством особы королевских кровей одернула свою роскошную юбку, которая стоила больше, чем я зарабатываю за три месяца.

Я пожала плечами. Спорить было бессмысленно.

Да, Len'a (crazy) всегда добивалась, чего хотела. Но я так живо помнила времена, когда ее желания были совсем другими…

Хорошо быть сумасшедшей. Все сходит тебе с рук, все прощается, и на выходки твои люди смотрят сквозь пальцы. Len'a (crazy) продуманно и цинично возвела свою безбашенность на пьедестал. Словно талантливый ювелир, она тратила годы и моральные усилия на огранку своей невменяемости. Ее безумие воспринималось как элитный аксессуар, выделяющий ее из будничной толпы.

Len'y (crazy) окружающие воспринимали с беспричинным уважением — может быть, именно поэтому ей удалось склеить такого туза, как Пупсик? Никто не знал, откуда она взялась.

Естественно, у Len'ы (crazy) было некое прошлое; возможно, даже до оскомины шаблонное — любящие родители, школа, первая любовь, институт… Так или иначе, она никогда об этом не рассказывала. Создавалось странное впечатление, что она так на Арбате и родилась и с самого начала была такой — с сумрачным макияжем, ежиком крашеных волос и пирсингом в языке.

Превращение панкушки, к которой большинство относится с брезгливым любопытством, в леди, которая может буднично, как в продуктовый гастроном, зайти в самый дорогой ювелирный и купить свежих брильянтов к завтраку, — такое могло произойти только в Москве.

Хотя, черт его знает, может быть, то был не лотерейный билет, а личная особенность самой Ленки — может быть, было в ней нечто, приподнимающее ее над толпой девушек, всеми силами стремящихся к оригинальности. Len'a (crazy) ни к чему не стремилась — она была такой, какой была, — странной и даже, как говорил о ней дядя Ванечка, стремной.