Читаем без скачивания Приют Одиннадцати - Вячеслав Ракитянский

На первом этаже не было ни души. Несколько солдат поднялись на второй, а затем на третий этаж. Убедившись, что русских в отеле нет, гауптман приказал немедленно его покинуть.

— Возможно, гостиница заминирована. Нужно будет осмотреть каждую комнату, каждый угол.

Пока двое саперов рыскали по «Приюту», гауптман выставил посты и достал карту, взвешивая возможные ответные действия противника. Это была перестраховка, но Гроот не хотел подвергать людей и операцию лишнему риску.

К одиннадцати часам осмотр был закончен, ничего подозрительного обнаружено не было, и группа заняла два нижних этажа.

Глубокой ночью, обустроив одну из лабораторий третьего этажа под штаб, гауптман собрал офицеров. Нужно было детально ознакомиться с маршрутами, которые вели на восточную и западную вершины Эльбруса. Решено было отвести завтрашний день для отдыха, а восхождение начать утром двадцатого августа.

В конце концов этот бесконечно долгий, изматывающий день закончился. Даже Гроот выглядел усталым.

— На сегодня всё, все свободны. Шнайдер, посты меняете через каждые два часа.

Офицеры разошлись, остались только гауптман и Фред. Лист мерил шагами лабораторию, взглянул через окно на громоздившиеся до горизонта чужие горы. Мрачное и пугающее зрелище. Даже когда над ними будет развеваться германский флаг, своими они не станут. Интерьер отеля тоже не вызывал положительных эмоций. Узкие окна, узкие коридоры. Комнаты, потолок, пол и стены которых были деревянными, напоминали дешёвые гробы. Они были настолько малы, что вмещали лишь кровать и табурет. Стоять, лежать, сидеть. Для жизни в них места не было. Тут стояли, лежали и сидели очень суровые люди. Фреду было непонятно, как эти люди могли просто уйти — оставить «Приют». Не сражаться, не умереть, а взять и уйти.

— Думаете, они могут вернуться? — спросил Лист.

Гроот хмыкнул.

— Когда-нибудь, возможно, так и будет. Но не сегодня. И не завтра.

— Откуда такое название, капитан?

Гроот три года назад жил в Терсколе под видом горного инженера, бывал в «Приюте одиннадцати».

— Местные и сами не знают, лейтенант. По одной из версий в этом месте произошла трагедия, и одиннадцать человек замёрзли насмерть. Позже тут построили отель. Другие истории менее интересны и не так удачно вписываются в местный ландшафт.

— Что вы имеете в виду?

— Здесь умирать хорошо, — мрачно пошутил гауптман, и Фред почувствовал, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок.

Глава 9

Германия, земля Гессен, Франкфурт-на-Майне. 2005 год.

Ракеш позвонил в регистратуру и заказал такси, назвал одну из ближайших к отелю улиц. Пока ждали ответного звонка, ни Ракеш, ни Манфред не сказали друг другу ни слова.

Они спустились по боковой лестнице в переулок, прошли пару кварталов и сели в бежевый мерседес.

— Хауптфридхоф, — сказал Ракеш. — Только прошу вас подъехать не с центрального входа. Если можно, то со стороны американского консульства.

Водитель кивнул и вырулил на улицу, ведущую в центр.

Через окна машины Манфред изучал город. Его не покидало ощущение, что он бывал в этих местах, уж очень знакомыми казались некоторые улицы. Одно из зданий настолько заинтересовало Листа, что он обернулся и ещё раз посмотрел на фасад в заднее стекло. Ракеш, который всю дорогу наблюдал за Манфредом, тоже оглянулся.

— Что-то знакомое?

— Не знаю. Показалось, наверное.

Сразу за рядами клёнов виднелось здание консульства со звёздно-полосатым флагом. По противоположной стороне улицы протянулся высокий каменный забор, поверх которого торчали пожелтевшие верхушки деревьев. Ракеш попросил водителя притормозить напротив низенькой арки, которая вела внутрь огороженной территории.

Они вышли из машины, перешли улицу и нырнули под арку. Ракеш потянул на себя кованую решётку, Манфред прошел следом.

Вглубь парка уходила узкая дорожка, выложенная булыжником, которая чуть дальше пересекалась с широкой аллеей. Справа и слева между полуголыми деревьями — ряды надгробных памятников. Манфреду стало не по себе, и он остановился.

— Какого чёрта вы меня сюда притащили!

Ракеш уже отошёл на несколько шагов вперёд, обернулся.

— Я вам сказал ещё в отеле. Это важно… Лучше, если вы сами увидите.

Манфред тяжело выдохнул и двинулся следом. Какое-то время они шли по центральной аллее, затем Ракеш свернул на одну из боковых тропинок, которая петляла между деревьями.

С каждым шагом Манфред отставал всё больше, внезапно ему захотелось развернуться и уйти. Он сбавил темп и почти остановился. Дыхание участилось, перед глазами вспыхнуло пламя, похожее на костер или пожар. Всего на секунду, как яркая вспышка. Он так и не смог понять, на что это похоже. На фоне вспышки — силуэт, чей — неизвестно. Возможно, это он сам. Да, определенно, он видит себя со стороны, чужими глазами.

Лист провел ладонью по лицу, отгоняя наваждение. Сквозь пелену заметил, что Ракеш стоит напротив небольшого гранитного надгробия и жестом просит его подойти.

Ноги стали неподъёмными, каждый шаг теперь давался с таким трудом, как будто Лист не по дорожке шёл, а пробирался вязким болотом. Сердце закипело, голова налилась тяжестью, мысли спутались и весь окружающий ландшафт поплыл у него перед глазами: пожелтевшая листва, присыпанная снегом земля, деревья и памятники — всё превратилось в какую-то немыслимую цветную мешанину.

Манфред старался не смотреть на гранитное надгробие. Впрочем, он и так не смог бы ничего разглядеть — глаза слезились, отчего и камень, и пейзаж вокруг смахивали на неумелую детскую акварель.

В этот момент Манфред почувствовал жжение в затылке. Он уже приготовился к очередному спазму, к боли, которая подползает всё ближе и через секунду вцепится мертвой хваткой. Но на этот раз ничего не произошло. Боли не было, всё окружающее становилось менее размытым.

Манфред подождал, когда деревья, листва на земле и вымощенная камнем дорожка приобретут достаточную резкость и очертания. Посмотрел на гранитную плиту и прочёл выбитую на ней надпись.

Манфред Фредерик фон Лист.

(17 марта 1918 — 22 мая 1962)

Сел на каменную скамейку возле надгробия. Почувствовал неприятную пустоту внутри и абсолютную тишину. Такую же, как в первые минуты после аварии. Ракеш что-то говорил, Лист видел, как шевелятся его губы, но не мог разобрать ни единого слова.

Постепенно оцепенение прошло, звуки вернулись. Манфред заставил себя ещё раз прочесть надпись, вживаясь в каждую букву.