Читаем без скачивания Девушка в белом кимоно - Ана Джонс

— Здравствуй, маленький боку-чан12, — говорю я скорее себе, чем ему, и тоже улыбаюсь.

Его любопытные глазенки тут же загораются. Он показывает на меня, затем вытирает рукой щеку, еще сильнее размазывая по ней грязь.

— Татсу, Татсу! — зовет его мать, прижав к бедру таз с бельем. — Татсу, не беспокой женщину. Пойдем, — и она протягивает ему руку.

Когда он разворачивается и бросается к матери, я старательно вглядываюсь в его босые ноги, которые оказываются ужасно грязными. Убедилась? Все это слухи.

Внезапно над головой раздается глухой раскат грома, и я вздрагиваю от неожиданности. Боясь промокнуть, я хватаю свою сумку и тащу ее к дверям, сколоченным из кривых деревяшек. Я чуть приподнимаю их и отодвигаю в сторону. В воздухе повисает потревоженная пыль, от которой я начинаю кашлять. Я останавливаюсь и осматриваюсь.

Самая большая комната, застланная старым футоном, по размеру не больше уголка в нашем доме. К задней части дома пристроен маленький туалет. Я заглядываю туда и бледнею: там оказывается фарфоровый напольный унитаз. То есть он установлен прямо на пол и на нем нет сиденья. А от невыносимого запаха меня тут же начинает тошнить.

Полупрозрачная ширма из самодельной рисовой бумаги отделяет кухню. К подпорной стене прилегает длинная столешница с раковиной. Все маленькое, грязное и отчаянно нуждается в ремонте.

Я стою посередине комнаты, все еще держа в руках свою сумку. Что произойдет дома, если я останусь здесь? Что отец скажет окаасан, когда обнаружит, что меня нет дома? А что будет с Кендзи? Мои мысли скачут с одной темы на другую, как кузнечик.

В животе все опять начинает сжиматься, и к горлу подкатывает комок. Глаза начинает жечь от переживаний. Никаких слез, Наоко. Я заставляю себя успокоиться. Сделанного уже не вернуть. Я смотрю на темнеющее небо, чтобы определить, сколько у меня еще осталось времени на принятие решения. Пара часов, не больше.

Я должна сделать выбор.

Со вздохом я ставлю все еще закрытую сумку на край футона. Застежки тихо клацают, и я с преувеличенной осторожностью открываю ее, чтобы посмотреть, что мне собрала окаасан.

Просмотрев одежду, я нахожу повседневные юбки и блузы, будничные кимоно, пижаму и даже домашние тапочки. Я тут же их надеваю и шевелю пальцами, счастливая от того, что могу ощутить их комфорт. Когда я провожу рукой по внутренней стороне сумки, то в кармане нащупываю носки таби13 и... подождите. Бумагу?

Я расстегиваю карман и заглядываю внутрь, чтобы увидеть там окаймленную шелком бумагу, тушь суми14, чернильный камень и две мои кисточки для каллиграфии! Еще одна частичка роскоши из дома. Окаасан подумала обо всем, и сейчас я представляю себе, как буду использовать их для развлечения. Потом я положила руки на живот и подумала о возможной жизни, которая там зародилась. Считать ли ее даром? Да, и я могу написать на свитке торжественное объявление Хаджиме о том, что у него будет ребенок.

Мальчик или девочка?

Существует старинный метод определения пола будущего ребенка, который повитухи считают на девяносто восемь процентов верным: сложить вместе числовое обозначение месяцев рождения отца и матери и даты зачатия и полученное число разделить на три. Если оно разделится без остатка или останется число два, то родится девочка. Если в остатке будет единица, то мальчик. Я провожу все подсчеты в уме, добавляю дату зачатия, пересчитываю, чтобы проверить, и улыбаюсь.

Если я беременна, то у меня родится девочка.

Для того чтобы с пользой переждать дождь, я сажусь за составление свитка с объявлением о беременности. Если я решу остаться, он станет моим брачным подарком ему. Если я уйду, то он послужит мне напоминанием о том, что этот ребенок мог появиться на свет.

На крыльцо упали первые тяжелые капли дождя. Сначала единичные, потом все чаще и чаще, а потом на нем не осталось сухого места. Небеса то освещались вспышками, то снова темнели. Я стараюсь сосредоточиться на чистых линиях седо15 и не обращать внимания на яркие всполохи света. Сначала я составляю само сообщение, в котором будет говориться о том, что он получил благословение и что у нас родится девочка. И я каждым касанием кисточки стараюсь передать свои чувства в это провозглашение новой жизни.

Вдруг небеса с грохотом рвутся на части, я вздрагиваю, и кисточка скачет в неправильном направлении. Эта случайность полностью меняет смысл написанного. Один неловкий штрих, и прямая линия луны превращается в длинный хвост дракона на ветру.

Так мы и сидим: я смотрю на него, а он смотрит на меня. В памяти тут же всплывает бабушкина сказка о драконе.

Жил-был человек, который любил драконов. Жил он в пещере, как драконы, везде расставлял статуи и картины с их изображениями и часами готов был говорить об этих величественных чудовищах с любым, кто имел терпение его слушать.

Однажды молва об этом человеке и о его любви к драконам дошла и до самого дракона, и решил дракон сделать ему подарок и явиться перед ним во всей красе, дабы тот оценил его великолепие вживую. Отыскал дракон сильный ветер и отправился в гости к тому человеку.

Прибыв, дракон застал человека спящим. И вот, проснувшись, человек видит огромного зверя, свернувшегося рядом с ним, с блестящими клыками, с зеленой чешуей, отражающей лунный свет, и приходит в ужас. И не успел дракон открыть пасть, чтобы представиться, как человек хватает меч и бросается на зверя, заставляя его отпрянуть, расправить крылья и улететь.

Иногда, рассказывая эту сказку, бабушка говорила, что мы любим наше представление о какой-то вещи гораздо больше, чем саму эту вещь, и сказка как раз об этом. А иногда говорила, что дракон — это наше истинное «я», которое мы должны иметь мужество встретить лицом к лицу и принять.

И вот сейчас я смотрю на своего дракона, он свернулся у моих ног. Мы ведем беседу без слов, и теперь я знаю. Я точно знаю, что это он отбрасывает ту самую огромную тень, которой я так боялась. И которую я так искала. Теперь я смотрю прямо на нее. У меня снова наворачиваются слезы и болит горло от попыток сдержать то, что я понимала все это время. Хаджиме унес мое сердце так же, как я ношу его ребенка, так что на самом деле у меня никогда не было этого выбора.

Мне оставалось только это принять.

Принять тот факт,