Читаем без скачивания Флибустьер времени. «Сарынь на кичку!» - Анатолий Спесивцев

Юрке внятно и подробно рассказали, кто он такой и куда ему идти с дурацкими приказами. Заодно совершив экскурс в генеалогию как его самого, так и наглого Москаля-чародея. Попытки чуть не плачущего мальчишки объяснить произошедшее вызвали только новый поток комментариев, из которого он смог узнать много очень неожиданного о своих предках и привычках человека, его пославшего. Разнообразные и оригинальные пожелания доброго пути не были сопровождены активной помощью в его начале только потому, что Тихон знал, с какой любовью атаманы, все как один, относятся к биноклю.

Повеселиться по поводу удачного отлупа наглецам галерная охрана не успела. Из-за толстой стены прямо у ворот раздались выстрелы, крики, визг раненой лошади… Вот здесь Тихон потерял свой шанс отличиться при взятии Темрюка. Вместо того чтоб броситься всеми силами на шум боя, он начал обговаривать слышимое с соратниками, большей частью несмышлёными юнцами. Парочку из них додумался-таки послать проверить, что же там происходит, уже когда бой затих. За что и вылетел из сотников в рядовые. Мог попасть и в мешке в воду, спасли старые заслуги. Доли в богатейшей добыче не получил никто из охранников галер. Джуру, самовольно изменившего слова сообщения, выпороли.

На толпу, человек в шестьдесят, плохо изображавшую строй, ощетинившийся пиками и баграми, вылетело восемнадцать всадников. Молодые, плохо обученные, бездоспешные люди против профессионалов войны, рыцарей, уорков, прекрасно владевших любым холодным оружием. Впрочем, рыцарь – он и в Черкессии рыцарь. Правда, уорки не брезговали использовать луки, и вынь они их из саадаков, дело обернулось бы совсем кисло для защитников ворот. Но… равными себе соперниками ЭТИХ казаков ЭТИ горцы не восприняли. Кучка неуверенно держащих оружие в постыдном тряпье – рабы в Черкессии лучше одевались – людей была воспринята ими как законная добыча. Атаковали адыги весёлой, уверенной в победе кучей, умение выдерживать строй к числу рыцарских достоинств не относилось. Один раз обратив этих самых противников в бегство, они бы не могли помыслить о возможности поражения и здесь, ожидая, что казаки побегут от одного их вида. Не побежали. Хотя и очень боялись, что легко читалось по побелевшим, перекошенным лицам. Перед устоявшим казацким строем воцарился хаос.

Донцы благоразумно обставились с флангов телегами, поэтому атаковать уорки могли только фронтально, в лоб, на узком участке. Прозвучавший перед столкновением жидкий и нестройный залп оказался роковым для трёх рыцарей. Попали, скорее всего, десятник из ружья и Москаль-чародей дважды подряд из своего волшебного пистоля. И не промахнулись, трое всадников свалилось перед строем, став неприятной помехой для атакующих товарищей. Кстати, казак снял с седла единственного из всех всадников, взявшегося за лук. Врубиться в строй смогли только двое, сразу начав выкашивать пехоту. Начать-то они начали, да продолжить не смогли. Одного сшиб с коня десятник из своего пистоля, стоявший, как и Москаль-чародей, сзади строя. У другого лошади вспороли живот. Бедное животное, завизжав совсем не по-лошадиному, упало, давя окружающих. Встать упавшему с ней вместе кавказцу не дали, закололи его лежащего.

Вместо отвернувших перед пиками атаковали их товарищи, строй окончательно разрушился, пехотинцы и всадники перемешались в страстном желании уничтожить друг друга. К удивлению черкесов, казаки не показывали ни малейшего желания сбежать, хотя гибли в куда большем количестве, чем окольчуженные, умелые в бою враги. Быть бы пехотинцам битыми, если бы не точная стрельба двух их предводителей. Десятник убил из своих пистолей ещё троих, Москаль-чародей пристрелил ещё пятерых, последнего – не из ТТ, а из пистоля. Зарубив двух молодыков, черкес вылетел на него в момент, когда он перезаряжал свой волшебный пистоль. Пришлось, для спасения собственной шкуры, стрелять из пистоля семнадцатого века, всерьёз моля Бога (наверное, в первый раз искренне и страстно), чтоб сработал кремнёвый запал. Он таки сработал. Уорк, получив тяжеленную свинцовую пилюлю прямо в рот, картинно откинулся на спину лошади. Но подозревать его в притворстве попаданец не стал, занялся ТТ.

Спешно перезарядив ТТ и передёрнув затвор, Аркадий огляделся, ища противников. Затруднительно рассмотреть то, чего нет. Лошади, около дюжины, были, не считая убитых, а людей на них уже не наблюдалось. Попаданец пошарил взглядом по окрестностям, высматривая спешенных врагов. Но и их не было. Перебили. Значит, победа. Тогда он присмотрелся к своим, и сердце невольно сжалось. Из более чем пяти десятков на ногах, частично раненных, осталось человек двадцать. Большинство ошалело толклись на поле боя, разыскивая врагов. Кое-кто уже присел на бочонок или телегу, переводя дух после сражения. В этот раз их упрекнуть было не в чем. Сражались как могли, врага уничтожили, к галерам не допустили.

Аркадий внимательнее всмотрелся в уцелевших. Узнал только четверых: гонцов за пиками, одного из блондинов и старшего из «косарей». Последний упорно пластал на кусочки какого-то из убитых горцев. Наверняка давно мёртвого.

«Вероятно, именно этот черкес убил его родича. Косари были здорово похожи. И не объяснишь ему сейчас, что враг давно мёртв, а убитому родственнику от его бессмысленного занятия никакого спасения или облегчения не будет. Да и над трупами издеваться нехорошо, трофейную кольчугу опять-таки глупо портить. Впрочем, лучше пусть пластает труп, чем вымещает свою злость на живых местных жителях. Дорого далась нам победа. Вот и обвиняй потом в небрежении человеческими жизнями разных Жуковых и Мерецковых. А сам остановил прорыв врага, завалив его трупами своих солдат. Немногого стоят оценки штафирок. Но у меня же не было другого способа не допустить их к галерам! Не оказалось здесь опытных бойцов, пришлось воевать с теми, кто был рядом. И никак, кроме запугивания, мне их к битве было не принудить. Война…».

Аркадий ещё раз оглядел поле боя. Живые наверняка были и среди лежащих, но при уровне медицины семнадцатого века из них удастся поднять два-три человека, в идеале пять-шесть, не больше. Из запомнившихся ему ребят привратной стражи на ногах действительно остались пятеро. Учитывая, что беглецы полегли более чем на две трети, – хороший результат.

«Если не случайность, то их десятник – неплохой педагог. Чёрт! Я же так и не узнал, как его зовут. Нехорошо».

Попаданец, с некоторым волевым усилием, встал с телеги, на которую было пристроился, и подошёл к сидевшему на бочонке десятнику. Тот, увидев подходящего к нему Аркадия, повернулся к нему. Связанности от болезни в его движениях, очень заметной перед боем, уже не было видно. Зато было трудно не заметить слёзы на его лице. Видимо, потери, показавшиеся Аркадию небольшими, для него были потрясением. В одну минуту сгинула половина подчинённых.