Читаем без скачивания Игра Джералда - Стивен Кинг

Хорошая Жена Бюлингейм заговорила внезапно, и, хотя в ее голосе чувствовался страх, в нем, во всяком случае пока, не было истерии: странно то, что именно та часть ее сознания, которая ассоциировалась с Рут, была ближе к панике.

«Если это – игра воображения, то почему же пес оставил дом? И почему он лает? Я не думаю, что он делал бы это без причины!» Хорошая Жена нуждалась в успокаивающем объяснении.

Однако Джесси не могла дать такого объяснения: причина стояла в углу комнаты. Там действительно кто-то был. Это не галлюцинация или комбинация теней на стене и не остатки ее сна.

Это человек – или призрак – стоит неподвижно в углу и наблюдает за нею, в то время как ветер свистит, так что дом поскрипывает, и тени мечутся по комнате и по фигуре ночного гостя.

И снова мысль – лесной зверь! – поднялась с темного дна ее иррациональных страхов к светлой кромке понимания. Она отвергла эту мысль тут же, однако страх все равно остался. Существо в дальнем углу комнаты может быть только человеком, но что-то странное случилось с его лицом. Если бы она могла разглядеть его получше!

«А тебе не следует этого делать», – предупредил ее шепотом неизвестный внутренний голос.

«Но я должна как-то вступить с ним в контакт, может быть, он вовсе мне не враг», – подумала Джесси, и немедленно последовал ответ нервными, срывающимися голосами Рут и Хорошей Жены:

«Действительно, Джесси, он, вероятно, потерялся в лесу и так же испуган, как и ты. Он поможет тебе!» Это было, конечно, замечательное предположение, но Джесси не могла думать о фигуре в углу как о том, кто поможет. Она не верила, что этот человек в углу заблудился или напуган. Она чувствовала, как из угла на нее надвигаются длинные, медленные волны какой-то злой воли.

«Не выдумывай, Джесси! Заговори с ним! Говори!» Она попыталась откашляться и обнаружила, что горло у нее сухое, как пустыня, и шершавое, как наждак. Теперь она слышала, как в груди ее трепещет сердце, словно испуганная птица в клетке.

Гудел и завывал ветер. Черные зловещие тени метались по стенам и потолку, и она чувствовала себя запертой в калейдоскопе. И снова она различила длинный, тонкий белый нос под неподвижными черными глазницами.

– Кто…

Сначала Джесси решилась только на неясный шепот, который не был слышен даже в конце кровати, не говоря уже о дальнем угле комнаты. Она собралась с духом, облизнула губы и сделала еще одну попытку. Заметив, что кисти ее рук сжаты в тугие кулаки, она заставила себя разжать пальцы.

– Кто вы? – Это был все еще шепот, но уже громче, чем прежде.

Фигура не отвечала. Она стояла неподвижно, а ее тонкие белые руки свешивались до коленей, и Джесси подумала вдруг: «До коленей? Но это невозможно: когда у человека висят по бокам руки, они достают только до бедер!» Рут ответила таким тихим и испуганным голосом, что Джесси сначала даже не узнала его.

«Руки достают до бедер у нормального человека, ты это имела в виду? Да, это так, но ты что, думаешь, нормальный человек войдет ночью в чужой дом и будет молча стоять в углу и смотреть, когда он видит хозяйку дома в таком положении? Просто стоять и наблюдать, да?» Но вот фигура шевельнулась!.. Или это снова движение теней, которые особенно густы внизу? Сочетание мечущихся черных теней и холодного лунного света придавало всей картине жуткую реальность, и снова Джесси обуял страх. У нее вдруг мелькнула мысль, что она, вероятно, еще спит, что день рождения Уилла незаметно уступил место другой фантасмагории… Но она знала, что это не так. Все было наяву.

Теперь взгляд Джесси скользнул вниз. Ей показалось, что у ног субъекта находится какой-то черный предмет. Трудно было сказать, что это такое, потому что стол отбрасывал туда тень и это была самая темная часть комнаты. Ее мысль вдруг вернулась к прошедшему дню, когда она разговаривала с Джералдом. Единственными звуками были тогда ветер, хлопающая дверь, кричащая птица, лающий пес и…

У ног человека на полу лежала бензопила.

Джесси не сомневалась в этом. Ночной гость использовал ее, но не для того, чтобы перепиливать ветви и стволы деревьев. Он перепиливал людей, и пес удрал потому, что почувствовал приближение сумасшедшего, шагавшего по лесной тропе к дому. Его рука в перчатке размахивала пилой, а с нее срывались капли крови…

«Перестань! – сердито закричала Хорошая Жена. – Прекрати нести эту чушь сейчас же и возьми себя в руки!» То, что находилось в этот момент в углу, не было Лесным Человеком времен Корейской войны, но также не было убийцей с бензопилой. Действительно, было что-то на полу, и это могла быть или сумка, или коробка разносчика.., или пила.

«Или мое воображение».

Да. Хотя Джесси смотрела на фигуру в углу в упор, она не могла исключить возможности игры воображения. Однако каким-то необъяснимым образом эта мысль только подкрепляла впечатление реальности существа, и все сложнее и сложнее было игнорировать ощущение злой воли и враждебности, которое исходило из клубка черных теней и серебристой паутины лунного света…

«Оно ненавидит меня, – подумала Джесси. – Что бы это ни было, оно ненавидит меня. Это правда. Иначе зачем бы ему там молча стоять и не помочь мне?» Она снова посмотрела на темную фигуру в углу, на полуосвещенное лицо, глаза которого, казалось, сверкают каким-то яростным блеском в черных глазницах, и расплакалась.

– Пожалуйста, есть там кто-нибудь? – Ее голос был тих и слаб, в нем чувствовались отчаяние и мольба. – Если есть, прошу вас, помогите мне. Видите эти наручники? Ключи около вас, на шкафчике…

Молчание. Никакого движения. Никакого ответа. Существо молча и неподвижно стояло в углу, глядя на Джесси из клубящихся черных теней.

– Если вы боитесь, что я расскажу кому-нибудь о вас, я клянусь вам, что не расскажу, – попыталась она снова заговорить плачущим голосом, – клянусь, я никому не скажу! И я буру.., так вам благодарна!

Незнакомец молча смотрел на нее. Смотрел, и больше ничего.

Джесси почувствовала, как слезы катятся по ее щекам.

– Вы пугаете меня, понимаете? – проговорила она. – Скажите что-нибудь… Вы можете говорить? Если вы действительно стоите там, пожалуйста, поговорите со мной!

Леденящий ужас парализовал ее рассудок и вызвал истерику. Беспомощная женщина рыдала и умоляла неподвижную фигуру, застывшую в углу комнаты: временами она была в полном сознании, но временами как бы плыла в прострации, которая встречается лишь у людей, чей страх так огромен, что грозит безумием. Джесси обращалась с просьбами к фигуре в углу, рыдая, умоляла освободить ее от наручников и снова впадала в прострацию. Она чувствовала, что ее губы шевелятся, и слышала звуки, которые ей удавалось произносить, но, когда она плыла в прострации, это были уже не слова, а какие-то бульканья и хрипы. Джесси видела фигуру в углу комнаты, слышала свист ветра и лай собаки, но уже ничего не понимала.

Она снова и снова смотрела на узкую, уродливую голову, белые щеки и резко очерченные плечи фигуры.., но все более и более ее привлекали руки этого странного существа – длинные, тонкие руки, чьи кисти кончались гораздо ниже, чем это положено нормальным рукам. Неизвестно, сколько времени прошло в этой прострации (12 – 12 – 12 – пульсировали цифры на часах на шкафу: они отсчитывали вечность). Потом к ней снова возвращалось сознание, мысли отодвигали на задний план созерцание наплывающих нестройных образов, а губы опять начинали произносить слова вместо булькающих созвучий. Но после очередного периода беспамятства она перестала говорить о наручниках и ключах на шкафчике. Теперь слышался лишь тонкий, сдавленный рыданиями шепот полубезумной женщины, которая умоляла ответить.., только ответить.

– Что вы такое? – всхлипнула она. – Человек? Дьявол? Скажите, кто вы. Богом заклинаю! Ветер свистел. Дверь хлопала и скрипела. Лицо фигуры, казалось, изменило выражение.., на нем появилась усмешка. Что-то ужасное и знакомое было в этой усмешке, и Джесси почувствовала, как та грань, за которой начинается безумие и которая пока была далека, теперь приблизилась и исчезла.

"Папа, – прошептала она. – Папочка, это ты? «Ты свихнулась, дура! Твой отец умер в восьмидесятом году, упав в колодец!» – закричала Хорошая Жена, но Джесси не могла теперь выдержать даже этот голос: ее несла волна истерии.

Окрик Хорошей Жены только усугубил ее положение. То, что он умер, не меняло дела. Том Мэхаут похоронен в фамильном склепе в Фолмуте, менее чем в ста милях отсюда. Фигура в углу – несомненно, ее отец. Сутулая спина, одежда и обувь перепачканы грязью после блуждания по окрестным лесам и полям, подальше от людей. Непосильная работа ослабила мышцы рук, которые и свесились до колен. Это был ее отец. Человек, который развлекал ее, нося на своих плечах, когда ей было три годика, и успокаивал ее в шесть лет, когда заезжий клоун напугал малышку до слез в цирке: который рассказывал ей сказки перед сном до восьми лет: тогда он сказал, что она уже достаточно взрослая, чтобы читать самой. Ее отец, который возился с самодельными фильтрами в день затмения, и держал ее на коленях в миг, когда затмение стало полным, ее отец, сказавший: «Ни о чем не думай.., не волнуйся и не оглядывайся». Но, видимо, он все-таки волновался, потому что его голос дрожал и был совершенно не похож на обычный голос ее отца.