Читаем без скачивания Наследник для чемпиона (СИ) - Тодорова Елена

Полина при моем появлении вздрагивает и как будто пятится. В противовес ей ребенок… сын… подскакивает и так же, как утром, несется мне навстречу.

— Я тебя ждал, — выдает, когда машинально ловлю его и поднимаю на руки. — Мама сказала, если поем и приму лекарство, можно будет тебя дождаться. Я послушался!

Перевожу взгляд на замершую посреди спальни Птичку. Пытаюсь определить, специально она это сделала, чтобы оттянуть время, когда останемся наедине, или действительно не против нашего общения.

Сколько ни ломаю голову, понять ее не могу.

— Молодец, — нахожу вроде как подходящее слово для ребенка.

Смотрю на него, в который раз отмечая, как за грудиной заливает кислотой. Не могу сказать, что это тот самый пресловутый отцовский инстинкт. Наверное, так резко он не просыпается. Но… Полина его любит. А он часть меня. И, судя по всему, именно мои гены доминируют.

Готов был заботиться об этом ребенке, даже когда думал, что он от чужого мужика. Сейчас же все вроде как должно быть проще.

— Только играть мама так поздно не разрешает, — сокрушается парень. — Ты можешь попросить, чтобы она нам разрешила?

Я замираю. Впервые чувствую себя сапером. Не знаю, какой провод должен перекусить. Отказывать пацану не хочу, но вроде как подрывать авторитет матери тоже не должен. Как бы ни злился.

— Помнишь, что я говорил тебе о режиме? — Парень сдвигает брови, и я неосознанно делаю то же. Это похоже на какую-то борьбу характеров. Он пытается манипулировать, я даю понять, что ни хре… То есть, не будет так. — У тебя режим. Спать нужно ложиться до полуночи.

— Вообще-то до десяти, — подкидывает дров Птичка.

— Ну, или как скажет мама, — решаю двинуть на уступки. — Так что с завтрашнего дня в десять ты должен быть в своей кровати.

— Но тогда я не увижу тебя перед сном, — дует губы пацан.

— Я зайду в девять.

— А когда мы будем играть?

— Утром, после завтрака, — выделяю время, которое раньше отдал ему на тренировки. — Пойдем завтра на пляж.

— Если не будет температуры, — вставляет снова Птичка.

— Если не будет температуры, — повторяю я и несу ребенка, сына, спать.

Полина идет за нами, но в дверном проеме застывает. Спиной чую ее напряженный взгляд, пока укрываю Мишу одеялом и сажусь рядом.

— Я буду ждать завтра, чтобы скорее с тобой поиграть.

И снова эта хрень в груди. Хлещет и раскручивает, сматывая в узел ведущие вены.

Пару минут спустя и вовсе ловлю себя на странной мысли, что он слишком быстро засыпает, а я еще мог бы на него смотреть. Прихожу в себя, когда Птичка гасит свет. Выхожу за ней из спальни сына. И кровь по другим причинам начинает бурлить по венам.

Особенно когда в полумраке комнаты ловлю взволнованный взгляд Полины.

Совсем как тогда, четыре года назад…

24

Тихомиров

Декабрь, 2015 г.

Полчаса до Нового года. Артур с Кристиной, не дожидаясь боя курантов, умчались трахаться. Мне же было заблаговременно вверено доставить домой Полину. По этому случаю даже машину у отчима выцыганил. Да только не уследил, идиот, и в какой-то момент Птичка просто пропала с горизонта.

На конкретном нервняке спешно продвигаюсь по площади через бухую толпу пестрых пуховиков, темных дубленок и пафосных шуб, пока взгляд не выхватывает ту самую голубую курточку и белую шапку с огромным разноцветным помпоном.

Сердце в ту же секунду срывается каким-то диким ритмом и, толкая в голову горячую кровь, сворачивает в кашу мозги.

— Чем ты думаешь, Полина? Ты хоть представляешь, сколько здесь отморозков бродит? — ору на нее, едва удается сжать ладонями узкие плечи. — Знаешь, что по статистике в праздники самая дичь творится?

Она вздрагивает и морщится так, словно готова, на хрен, расплакаться. Когда я заметно сбавляю обороты и уже готовлюсь извиниться, неожиданно выпаливает:

— Перестань меня воспитывать, Тихомиров… Ты мне даже не брат, а я не маленькая, — голос выразительно дрожит. — Мне давно восемнадцать!

Понимаю, что веду себя как козел, но сердце до сих пор тарабанит, словно одержимое. Никак не удается взять его под контроль.

— Три месяца уже считается «давно»? — отгораживаюсь, как обычно, сарказмом.

Жду, что постепенно удастся в самом деле успокоиться.

Только Птичка не дает спустить ситуацию на тормозах. Вместо этого она вдруг приходит в еще более очевидное раздражение. Передернув плечами, толкает меня в грудь и, разворачиваясь, намеревается снова сбежать. В последний момент ловлю ее за руку, резко дергаю и, удивляя самого себя, со всей дури прижимаю к груди.

Полина, растерявшись, неподвижно застывает. Кажется, даже дышать прекращает. Мать вашу, я и сам не дышу. Утрачиваю эту возможность. Объяснить невозможно, но что-то в тот миг между нами меняется.

А стоит Птичке запрокинуть голову назад и заглянуть мне в глаза, внутри меня последние цепи срывает.

Смотрю на ее розовые губы и себя теряю. Не осознаю, что делаю, пока с рваным выдохом припадаю к ним своими. Полина вздрагивает и инстинктивно тянется ко мне. Блядь… Она сжимает пальцами мои плечи и приоткрывает для меня рот. Именно в эту секунду приходит понимание: у нас будет секс. Слишком долго я об этом фантазировал. Слишком долго этого ждал. Слишком долго… И теперь сходу набрасываюсь. Словно голодное животное, не могу контролировать свой аппетит.

Потому что ее вкус лучше, чем я представлял. Лучше всего на свете.

В какой-то момент даже закрадывается мысль, что это может быть чем-то особенным. Может быть навсегда.

Но я упорно гоню все ненужные переживания и просто поглощаю свою Птичку. Руки скользят все ниже по ее спине, с силой к себе прижимаю. Но одежды на нас чересчур много. Понимаю это и отрываюсь только затем, чтобы прошептать:

— Поехали домой.

Полина не спорит. Смотрит на меня одурманенным взглядом. Никогда у нее еще такого не замечал. Это охуенно выглядит. Она охуенно выглядит. Пиздецки красиво и чертовски порочно. Влажные и слегка припухшие губы дрожат. Дыхание частит и формирует между нами шумные потоки возбуждения.

Это наш первый поцелуй. Птичка невинна и неопытна, знаю точно. Но вот мы соприкасаемся, и тот самый коннект вмиг налаживается. Не разорвешь и не сбавишь обороты. Видимо, так случается, когда в работу вступает не искушенность, а инстинкты.

Мы притягиваемся. Давно и неизбежно.

Сегодня будет взрыв.

Птичка так ничего и не говорит. Все без слов решено.

Забираю ее с площади и увожу домой. К себе домой. Она и в этом возражений не выказывает. Только смущенно отводит взгляд, когда я вместо кнопки пятого этажа, жму сразу восьмой. А я, блядь, боюсь к ней в лифте прикоснуться. Осознаю, что если сделаю это, до квартиры уже не доведу.

— Что будем делать? — спрашиваю дома, приличия ради. Оно у меня где-то еще есть. Хотя, может, и не оно вовсе руководит. Просто это Птичка. С ней всегда все иначе. Потому как штормит только при виде нее. — Хочешь что-нибудь посмотреть?

— Можно, — тихо отзывается в ответ.

Прохожу сразу в свою комнату и, включив телевизор, опускаюсь на кровать. Полина же явно не знает, куда приткнуться. Единственное кресло завалено одеждой и каким-то хламом, а ко мне она почему-то не решается двинуть. Ловлю ее ладонь и притягиваю на колени.

— Расслабься, — голос с хрипом покидает горло.

Слышу, как фильм прерывается на поздравительную речь президента, но понимаю, что ни первое, ни второе мы оценить не сможем.

— Я расслаблена, — выдыхает, растерянно расширяя глаза.

— Тогда поцелуй меня, Птичка… — шепчу я. Она быстро прижимается к моему рту губами и так же спешно отрывается. — Нет, не так… — смеюсь, такая она забавная и милая. Уже не удивляюсь тому, что ее смущение до одури меня возбуждает. — Иди сюда, ближе… — обхватывая ладонями ее лицо, сам к ее губам прижимаюсь. Она вроде как подается и вместе с тем, напоровшись бедром на мой член, вздрагивает и, отпрянув назад, с таким видом замирает, будто я ее им убивать собираюсь. — Расслабься, маленькая… Расслабься, Птичка… Чего так дрожишь? Боишься?