Читаем без скачивания Штормовой день - Розамунда Пилчер

— В маленькой столовой, сэр.

— Надо снять его, почистить. Ты ведь хочешь взять это зеркало, да?

— Да. Хочу. — У меня как будто гора спала с плеч. Я все время думала, как мне затронуть тему принадлежащих маме вещей, и вот теперь Гренвил, без всякой моей подсказки, облегчил мне задачу. И после секундного колебания, решив ковать железо, пока горячо, я сказала: — Там было еще бюро…

— Гм! — Он пронзил меня сердитым взглядом. — А ты откуда знаешь?

— Мама сказала мне о нефритовых статуэтках и о зеркале, и о бюро тоже. — Он не сводил с меня злобного взгляда, и я даже пожалела, что упомянула об этом. — То есть это не так важно, но если другим оно не нужно… если им не пользуются…

— Петтифер, ты помнишь бюро?

— Да, сэр, теперь, когда вы заговорили о нем, вспомнил. Оно было наверху, в комнате на чердаке, но в последнее время мне оно что-то не попадалось на глаза.

— Будет время, не в службу, а в дружбу, разыщи его. И подбрось полено в камин. — Петтифер повиновался, а Гренвил, наблюдая за ним, вдруг спросил: — А где все? Дом как вымер. Только дождь шумит.

— Миссис Роджер поехала поиграть в бридж. А мисс Андреа, по-моему, у себя в комнате.

— Как насчет чашки чая? — Гренвил стрельнул в меня глазом. — Ты ведь не против чашечки чая, правда? А то у нас с тобой не было случая познакомиться поближе — то ты в обморок падаешь посреди ужина, то меня немощи одолели, и я валяюсь в постели. Два сапога пара, верно?

— Я буду рада выпить с вами чаю.

— Петтифер принесет нам поднос.

— Нет, — сказала я, — поднос принесу я. Петтифер и без того устает целый день бегать вверх-вниз по лестнице. У него больные ноги. Пусть отдохнет.

Слова мои, видимо, позабавили Гренвила.

— Ладно. Ты принесешь поднос. И захвати побольше гренков с маслом.

Я еще не раз потом пожалела, что заговорила о бюро, потому что найти его не удалось. Пока мы с Гренвилом пили чай, Петтифер начал поиски. К тому времени, как он поднялся к нам забрать поднос, он перерыл весь дом, но бюро так и не обнаружил.

Гренвил не поверил ему:

— Ты просто не разглядел. Глаза у тебя стали плохие, не лучше моих!

— Но бюро-то я разгляжу! — Петтифер был очень расстроен.

— Возможно, — сказала я, желая как-то помочь, — его отправили на реставрацию или куда-нибудь…

Они оба поглядели на меня так, словно я сморозила глупость, и я поспешно заткнулась.

— Может быть, оно в мастерской? — рискнул предположить Петтифер.

— Чего ему там делать? В мастерской я картины писал, а не письма. Оно только бы мешалось мне там! — Гренвил совсем разволновался.

Я встала.

— О, ну найдется оно, — сказала я самым беззаботным своим голосом и, подхватив поднос, отправилась вниз. Ко мне присоединился обескураженный произошедшим Петтифер.

— Командиру нехорошо волноваться, а он так раскипятился, весь прямо напружинился, как терьер, когда учует крысу!

— Это все я виновата. И угораздило же меня заговорить об этом!

— Да помню я прекрасно это бюро. Только в последнее время не помню, чтобы оно попадалось мне на глаза. — Я принялась мыть чашки с блюдцами, и Петтифер потянулся за полотенцем, чтобы вытирать их. — И еще одно… кресло-чиппендейл [10] к этому бюро… Оно не очень к нему подходило, но всегда стояло возле него. У него ковровое сиденье, довольно старенькое, птицы, цветы там вышиты… Так вот, оно тоже исчезло… Но командиру я уж про это не скажу, и вы не говорите.

Я пообещала молчать.

— Так или иначе, — сказала я, — для меня это не столь важно.

— Но для командира это важно. Художнику рассеянность простительна, однако памятлив он, как слон, и в жизни еще ничего не терял и не забывал. А может, лучше было бы забыть, — вдруг хмуро добавил он.

Вечером, переодевшись опять в свой коричневый с серебром казакин и спустившись вниз, я застала в гостиной только Элиота, если не считать его неизменного спутника — собаку. Элиот сидел у огня со стаканом и вечерней газетой, Руфус же распростерся на коврике возле камина подобно какой-то роскошной шкуре, брошенной на пол. В комнате, освещаемой лампой, царили лад и взаимопонимание, но мое появление нарушило эту мирную картину — Элиот встал, уронив газету на кресло.

— Ребекка. Как вы себя чувствуете?

— Все в порядке.

— Вчера вечером я уж испугался, что вы заболели.

— Да нет, я просто устала. И проспала до десяти часов.

— Да, мама говорила. Хотите выпить что-нибудь?

Я ответила, что не откажусь, и, пока он наливал мне хереса, присела на корточки у камина, лаская шелковистые собачьи уши.

Когда Элиот принес мне херес, я спросила:

— Ваш пес всегда следует за вами?

— Да. Всегда. И в гараж, и на обед, и в пабы, всюду, куда меня только не занесет. Его здесь все знают.

Я устроилась на каминном коврике, а Элиот опять уселся в кресло со своей рюмкой.

Он сказал:

— Завтра мне надо по делу в Фальмут, повидаться там с одним человеком по поводу машины. Я подумал, может, вы захотите поехать со мной, обозреть окрестности. Как вы на это смотрите?

Я так обрадовалась этому приглашению, что даже сама удивилась.

— С огромным удовольствием!

— Может быть, вам будет не так уж весело. Но постарайтесь не скучать часок-другой, пока я буду заниматься делами, а на обратном пути мы завернем в один кабачок. Там подают вкуснейшие дары моря. Вы любите устриц?

— Да.

— Отлично. Я тоже. На обратном пути проедем через Хай-Кросс, и вы увидите, где мы обычно обитаем, мама и я.

— Ваша мама рассказала мне о Хай-Кроссе. Судя по всему, это восхитительное место.

— Уж получше здешнего мавзолея!

— О, Элиот, никакой это не мавзолей.

— Я не большой любитель викторианских древностей.

Но прежде чем я успела выступить с возражениями, появился Гренвил. По крайней мере, мы услышали его шаги: шаг за шагом вниз по лестнице, услышали, как он говорит что-то Петтиферу — высокий голос и низкое бормотанье, — потом из холла донеслось постукивание палки Гренвила по натертому паркету.

Элиот, тут же приняв смиренный вид, поднялся, чтобы распахнуть дверь, и Гренвил вошел в комнату — так вплывает в порт нос огромного непотопляемого судна.

— Всё, Петтифер. Теперь я уж как-нибудь сам.

Я встала с коврика, намереваясь подвинуть к огню кресло, в котором он сидел накануне, но это лишь раздражило старика: по-видимому, он был не в духе.

— Ей-богу, девочка, хватит суетиться! Ты что, считаешь, что я привык сидеть внутри камина?

Я отодвинула кресло к первоначальным рубежам, и Гренвил наконец достиг его и опустился в кресло.

— Пить что-нибудь будешь? — спросил его Элиот.

— Да, виски.

На лице Элиота выразилось удивление.

— Виски?

— Да. Мне известно, что сказал этот кретин доктор, но сегодня вечером я выпью виски.

Элиот промолчал, лишь кивнул с терпеливым смирением и отправился наливать виски. Когда он еще был занят этим, Гренвил, повернувшись на краешке кресла и подавшись вперед, спросил:

— Элиот, ты помнишь, в доме стояло бюро?

Душа моя ушла в пятки.

— Ой, Гренвил, опять ты за свое…

— Что значит «за свое»? Необходимо разыскать эту проклятую штуковину. Я только что велел Петтиферу искать, пока не найдется.

Элиот вернулся со стаканом виски. Придвинув столик, он поставил стакан так, чтобы Гренвил мог до него дотянуться.

— О каком бюро речь? — терпеливо поинтересовался он.

— Маленькое бюро, которое всегда стояло наверху в одной из спален. Оно принадлежало Лайзе, а теперь переходит к Ребекке. Она хочет его забрать. У нее квартира в Лондоне, она там его поставит. А Петтифер не может его найти. Тебе оно не попадалось?

— Я его в глаза не видел. Даже не представляю, какое оно из себя.

— Маленький столик с ящиками сбоку. На крышке тисненая кожа. Думаю, сейчас такие вещи редки. И стоят порядочно.

— Может быть, Петтифер сам его куда-то передвинул и забыл.

— Петтифер ничего не забывает.

— Ну, может быть, это сделала миссис Петтифер и забыла ему сказать.

— Повторяю, Петтифер ничего не забывает.

И тут в комнату впорхнула Молли, улыбаясь с самозабвенной решительностью, словно, услышав из-за двери сердитые голоса, захотела пролить умиротворяющий елей на бурлящие воды.

— Привет всем! Боюсь, я немного запоздала. Надо было заняться восхитительным палтусом, которого утром купила для меня Ребекка. Элиот, дорогой… — Она поцеловала сына, с которым, видимо, вечером еще не виделась. — И Гренвил… — Она наклонилась, целуя заодно и свекра. — Вы выглядите получше, отдохнувшим. — И не дав ему возразить, она через его голову улыбнулась мне: — Как провели день, хорошо?

— Да, спасибо. А как бридж?

— Неплохо. Выиграла двадцать пенсов, Элиот, дорогой, налей мне чего-нибудь, очень выпить хочется. Андреа сейчас идет. Через минуту-другую. — Но, держа оборону, она исчерпала темы болтовни, и Гренвил тут же открыл огонь: