Читаем без скачивания Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица - Елена Раскина

– Пока Иван рядом был, я не жаловалась, – ответила Наталья Борисовна, – все терпела: голод, холод, безденежье, надзор постоянный, ссоры семейные. Свекровь моя дочерей своих допекала, Иванушка с братьями ссорился. А я все сносила. Улыбнется он – и я рада. Чего еще желать? Потом за ним пришли, и вовсе исчез Иванушка. Казнить его государыня покойная приказала.

– Знаю, Наталья, все знаю, – вздохнула императрица, – и мне в те времена тяжко было. Ординарца моего Алешу Шубина Анна Иоанновна на Камчатку сослала. И в память о тех временах несчастных я тебе помогу – пенсион назначу. А брату своему скупому скажи – государыня Елизавета Петровна тебя под свою опеку берет. За детей не волнуйся – я о них позабочусь. Ты-то как дальше жить будешь? Шла бы ты, Наталья, замуж. Не хочешь за Барятинского – другие женихи найдутся…

– Я замуж больше не выйду, – твердо ответила Наталья Борисовна. – Не с кем мне в этом мире, кроме Иванушки, жизнь делить.

– Что же ты, княгиня, делать будешь? – вздохнув, спросила императрица.

– Старшего сына Михаила на ноги поставлю и в Киев на богомолье уйду. А потом – и в монастырь Флоровский. Кольцо, которое мне Иванушка на палец надел, в Днепр брошу. С рекой обручусь навечно.

– Да зачем в монастырь? – удивилась Елизавета. – При дворе можешь остаться. Статс-дамой тебя сделаю.

– Нет, государыня-матушка, – решительно сказала Наталья Борисовна. – В монахини я постригусь. А младшего сына Дмитрия с собой возьму. Бывало такое, что детей увечных инокиням разрешали с собой брать. А я с Митенькой не расстанусь.

– Ну, Бог с тобой, – согласилась императрица, – поступай как знаешь. Детям твоим и тебе помогу – в деньгах нуждаться не будете. А там – как хочешь.

Императрица пожала плечами, потом обняла и перекрестила княгиню.

– Ступай, Наталья, – сказала она. – От нищеты я тебя избавлю. А больше ничем помочь не могу – уж не обессудь. У Бога проси того, что я дать не в силах…

Граф Разумовский подвел императрицу в карете, и та бросила последний, прощальный взгляд на измученную, исхудавшую женщину в черном платье, в глазах которой светилась подлинная, не побежденная временем и страданием любовь. «Она ведь своего Иванушку и поныне ждет, – подумала Елизавета. – А я Алешу Шубина не дождалась… Как же у нее сил душевных хватило?! Девчонкой была, по всем статьям в героини не годилась, а стала… Из какой же глины таких, как она, лепят?»

– Хороша княгиня, – сказал Разумовский, давно уже читавший в душе Елизаветы, как в раскрытой перед ним книге, – но ты, Лизанька, ее не стыдись. У всякого свой путь. Тебе иного пути не дано было. Ты ведь страдать не умеешь. А княгиня страданием спаслась.

– От чего спаслась, ангел? – Елизавета бросила на своего друга изумленный взгляд.

– От праздности и от блуда, – ответил Разумовский. – Но не тебе, Лиза, ее пути желать. По своему иди, да не оступись. Корона не чепец, ее с головки не сбросишь.

– Я трубы власти решила слушать, – вздохнула Елизавета, кокетливо поправляя корону, как драгоценное украшение на высокой бальной прическе, – но и от флейт любви не откажусь. Сыграешь, ангел? – И, не дождавшись ответа, прижалась к губам Разумовского…

Елизавета Петровна выполнила свое обещание – назначила Наталье Борисовне и ее детям пенсион. Когда старший сын Долгорукой, Михаил, достиг совершеннолетия, его мать вместе с младшим – психически больным Дмитрием отправилась в Киев на богомолье. В святом городе Наталья постриглась в монахини под именем Нектарии. С князем Барятинским она больше не встречалась.

Говорили, что княгиня бросила в Днепр то самое обручальное кольцо, которое некогда надел на палец трепещущей от счастья Наташе блистательный Иван Долгорукий. Но прошлое не утонуло вместе с кольцом. До последнего мгновения старица Нектария вспоминала своего Иванушку, милостивого мужа, отца и учителя. Вспоминала и мечтала только об одном – увидеть в свой смертный час одну лишь картину из далекого прошлого: пятнадцатилетняя Наташа Шереметева стоит под венцом с красавцем князем Долгоруким, и священник говорит, что они будут вместе, пока не разлучит смерть…

Часть VII

Гетманская булава

Глава первая

Путешествие в Киев

Церковь возвели на холме.

– Вот тебе мой подарок, Алешенька, – сказала государыня Разумовскому. – Храм будет такой, какого и в Петербурге не найдешь. Ни золота, ни мрамора для церкви сей не пожалею. Мрамор из Италии выпишу. А назову ее Андреевской. Рассказывали мне в киевской академии, что с холма сего Андрей Первозванный Русь крестил. Стало быть, нужно храм поставить. Господу и тебе, ангел, дар от грешницы Елисаветы.

Елисавет Петровна прибыла в Киев в августе 1744 года. За ней ехал весь двор – не забыли и наследника Петра Федоровича с невестой Екатериной Алексеевной, принцессой Ангальт-Цербстской. Наследник в дороге скучал и томился, его невеста – вздыхала и хмурилась, красавицы-фрейлины дулись, вдыхая дорожную пыль. Решительно никто не понимал, зачем нужно было тащиться в такую даль, а по дороге заезжать в Глухов и Чемеры с Лемешами.

– Государыня на смотрины едет, – острил Лесток. – Должен же Алексей Григорьевич показать «жинку» родне! Какова пара – бывший пастух и императрица! Говорят, Елисавет Петровна побаивается, что матушка ее супруга, к слову сказать, – простая крестьянка, не благословит их союз. Вот будет несчастье!

Вице-канцлер Алексей Петрович Бестужев, человек мрачный и желчный, охотно прислушивался к шуткам Лестока, а потом записывал их в крохотную тетрадочку. «Ишь, расшутился шельма, – думал он, – а я возьму да и перескажу государыне сии остроты. У нее кровь горячая, враз осерчает. Висеть французу на дыбе!»

Лекарь явно играл с огнем. Безнаказанно посмеиваться над Разумовским при дворе Елизаветы мог только сам Разумовский. Остальным была предписана на сей счет благоговейная серьезность.

С самого воцарения Елисавет Петровны к Розуму зачастили земляки – сын последнего гетмана, лубенский полковник Петр Апостол, верхушка казацкой старшины – Григорий Лизогуб, Яков Маркович и Андрей Горленко. Гости охотно мешали горилку с венгерским и прикладывались к ручке красавицы-государыни, которая никогда не отказывалась пропустить рюмочку с друзьями Алеши. Потом все как один просили у императрицы гетманскую булаву, а Разумовский утихомиривал земляков.

– Тебе булаву отдам, а им – ни-ни! – говаривала потом Елисавет Петровна. – Ты, ангел мой, гетманства достоин, а они спесивы больно. Предадут они меня, грешницу.

Разумовский от булавы отказался, но и гостей своих в гетманы не прочил. Зато уговорил Елизавету съездить на Украину – в Киев и Глухов, а по пути завернуть в Чемеры с Лемешами. Духовник императрицы, отец Федор Дубянский, тоже настаивал на поездке, а иных Елизавета и не спрашивала.

Казачка Розумиха всегда была уверена в том, что ее сына Олексу ждет необыкновенное, сказочное будущее. Но случившееся превзошло даже ее ожидания. Когда у хаты Розумихи остановился царский поезд и из огромного, роскошного возка вышел важный пан под руку с полной рыжеволосой красавицей, словоохотливая Наталья Демьяновна обомлела и вместо радушного приветствия пробормотала что-то невнятное. Важный пан обнял ее, назвался Олексой, а пышнотелая красавица, стоявшая с ним рядом, заговорила о том, что давно хотела видеть матушку своего нелицемерного друга Алеши и попросить ее благословения. Рыжеволосая пани говорила что-то еще, и на голос ее, грудной и сладкий, как на вечевой колокол, сбежались дети Натальи Демьяновны: двадцатилетний Кирилл, да младшие – Авдотья и Прасковья.

Конечно, Розумиха не раз получала весточки от уехавшего с полковником Вишневским сына, а вместе с ними – и деньги, на которые открыла в Лемешах шинок. Она знала даже, что Олекса стал большим человеком при дворе цесаревны Елизаветы и теперь его на московский лад величают Алексеем Григорьевичем Разумовским, но никак не могла узнать в этом статном, важном господине своего прежнего мальчика.

– А ти заспівай, пане, – решилась она наконец. – Олекса мій гарно співав.

– Я вже не можу, мамо, – ответил тот. – Я голос втратив.

– Як втратив? – охнула Розумиха и тут только заметила, что рыжеволосая пани плачет.

Эти слезы сблизили собеседников, размыли разделявшую их границу, а когда плач Елизаветы перешел в судорожные бабьи всхлипывания, Розумиха завыла в такт и бросилась обнимать нежданных гостей. И тут только трое счастливцев заметили, что на них, как на актеров, которым удалась небывалая по сложности сцена, во все глаза смотрят многочисленные зрители – Лесток, Бестужев, хмурый наследник со своей неулыбчивой невестой, многочисленная дворцовая челядь, сопровождавшая императрицу в путешествии, и до смерти удивленные соседи Розумов.

Напротив, брат Алексея Кирилл на происходящее не смотрел. Совсем не это сейчас занимало его. Не отводя взгляда, глядел он на невесту наследника престола, так что она вскоре почувствовала его интерес и повернулась в ответ. А когда увидела, что Кирилл Разумовский улыбается ей, тоже улыбнулась – робко и неумело, как будто делала это впервые.