Читаем без скачивания Под властью Люцифера. Историко-биографический роман - Петр Котельников

Суверенная Литва была нищей и аграрной. Население 2,5 млн. человек, армия насчитывала 17, 9 тыс человек, Литва ненавидела Польшу, отнявшую у нее столицу Вильно. Каунас стал столицей. Ненавидела Литва и немцев, приказавшим ей убраться из Клайпеды, бывшего Мемеля, где было сосредоточено около 30% литовской небогатой промышленности.

Неудивительно их добровольное вхождение в состав СССР. Бразаускас – президент Литвы рассказывал о том, что в 1940 году в его районе крестьяне всех хуторов проголосовали за советскую власть и за присоединение к СССР. И в то время, когда еще ни одного советского солдата никто в глаза не видел.

То, что было построено в этих республиках за годы пребывания в Союзе не под силу маленьким республикам. И ссылаться сегодня на пресловутый пакт Молотова-Риббентропа им не стоит. Если их вернуть в предвоенное состояние, вся Европа увидит, что они бедней церковной крысы.

Сегодня политики, возглавившие осколки прежнего Союза пришли к власти на популистских лозунгах, ничего общего с серьезным разумом не имеющих. Складывается впечатление, что так легко разучиться думать, когда разрешают говорить обо всем.

Трагедия Чехословакии

На Нюрнбергском процессе обвинитель задал вопрос начальнику генерального штаба вооруженных сил Германии В. Кейтелю прямой вопрос: «Напала бы Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы западные державы поддержали Прагу?»

Фельдмаршал Кейтель ответил: «Конечно, нет…»

…30 сентября 1938 года около 8 часов утра в Праге приземлился самолет чешского посла в Берлине Войтеха Мастны. Он был единственным чехом, допущенным на закрытое совещание в Мюнхене, на котором великие державы решали судьбы маленькой Чехословакии. Через час посла принял президент страны Эдуард Бенеш. То, что он услышал от посла, заставило пригласить всех членов правительства, военных, лидеров партий. «Я вынужден произнести самые страшные слова в своей жизни, – сказал президент, – Германия ультимативно требует, чтобы в течение десяти дней ей была передана вся Судетская область, а также районы, граничащие с Австрией. Италия, Англия и Франция поддерживают эти требования.

Собственные территориальные притязания к Чехословакии выдвигают Польша и Венгрия. Теоретически ультиматум можно отвергнуть. За этим последуют германское вторжение, польская агрессия и война, в которой нас никто не спасет».

Начальники штабов доложили, что сопротивление вермахту невозможно. В 11. 30 собрание решило принять ультиматум.

Еще через час министр иностранных дел Чехословакии Крофта принял послов Англии, Франции и Италии. Он был краток: «От имени президента республики и правительства я заявляю, что мы подчиняемся решению, принятому в Мюнхене без нас и против нас. Мне нечего добавить». Когда ему пытался кто-то выразить соболезнование, Крофта раздраженно оборвал: «Все кончено. Сегодня наша очередь – завтра настанет очередь других!»

Слова Крофта оказались пророческими.

А поражение Чехословакии для СССР добавит в будущем немало головной боли. Еще один производитель оружия станет работать на гитлеровскую Германию.

Подытожим: немецкие возможности накануне войны с СССР: французы, после своего поражения, не только передали немцам свое оружие, но и производили огромное количество военной техники, чехи создали весь парк немецких бронетранспортеров, большое количество танков, самолетов, артиллерии и стрелкового оружия. Поляки строили самолеты. Польские евреи производили синтетический бензин и каучук… Швеция снабжала железной рудой. Норвегия морепродуктами и дешевой электроэнергией. Вся Европа, как могла, вооружала Германию, готовящуюся напасть на Советский Союз. Сюда следует добавить еще 1 млн. 800 тысяч солдат, влившихся в ряды гитлеровцев для похода на Москву. Все теперь хорошо усвоили немецкое слово: «Drang nach Osten»

Мы же вступали в войну с Германией без друзей. Мало того, и в глубине нашей страны было немало таких, которые готовы были встречать немцев хлебом солью.

Будь у нас друзья крепче и надежнее, да приди они к нам на помощь раньше, не погибла бы Керчь, не пришлось бы ее после освобождения реанимировать. Смерть города наступила не сразу, а растянулась надолго. Город один из немногих, через которые линия фронта дважды за войну проходила. Жителям его дважды пришлось пережить оккупацию и страх физической расправы. Недаром Иосиф Виссарионович назвал Керчь «многострадальной»!

Когда фронт находился еще за многие сотни километров от Крыма, город уже погружался в темноту, ни одной полоски света из окон квартир, все затемнено, окна занавешены одеялами. Дежурные ходят, проверяют… Лишь огни доменных печей госметзавода свидетельствовали, что город живет, но живет, уже болея, хотя болезнь пока не соответствовала тяжести вокруг происходящего.

С какой надеждой мы вслушивались в голос Москвы, ожидая сообщений о контрударе советских войск, но слышать приходилось о тяжелых боях и вынужденных отступлениях наших войск. «После упорных боев наши войска оставили…»

Тяжело была ранена Керчь в средине мая 1942 года. 14 мая мы возвращались домой из деревни Катерлез, куда ушли, спасаясь от непрекращающихся бомбежек. Хотя, признаться по совести, и там уйти от них не удалось. Мы отсутствовали дома неделю. Тогда город оставался относительно целым, разрушения касались только центральной части города и прибрежной части Кировского района, особенно района порта. В районе нефункционирующей мечети стояли разбитые грузовики. У «орлов», то есть у перекрестка улиц Пирогова и Шлагбаумской стояли три санитарных автобуса, созданных на базе ЗИС-110. Я впервые видел автобусы с таким количеством никелированных стоек, перекладин. Еще оставались носилки со следами крови. Казалось, стоит сесть за руль автомобиля, завести мотор и он двинется с места. Трупов немецких солдат не было видно, а вот трупов наших бойцов было немало. На улице Госпитальной, метрах в 25 от ул. Пирогова, стояла акация, перед ней была воронка от авиабомбы. С ветки акации свисал труп повешенного за ноги молодого красноармейца. Почему немцы казнили его таким образом, для меня так и осталось загадкой? На улице Пирогова, там, где позднее находился вход в ворота хлопкопрядильной фабрики, на боку у стены, словно улегшись спать, лежал еще один труп нашего бойца. Чем ближе к центру, тем больше встречалось трупов. Убитые были, но город, хоть и раненый жил, в нем проживали люди

Он обезлюдел, а значит и погиб в конце 1943 – начале 1944 года. Часть жителей покинула город еще в 1941 году, не дожидаясь прихода немцев. Часть погибла от многочисленных интенсивных обстрелов и бомбежек. Остальных немцы изгнали из города в начале осени 1943 года. Изгоняемых можно поделить на две группы. Одна, многочисленная, покидала город самостоятельно, без видимых следов физического принуждения. Вторая группа, состоящая из тех, кто верил в быстрое освобождение города нашими войсками и прятался в надежде переждать лихое время и дождаться своих, была извлечена немцами из укромных местечек. Одни из них погибли сразу, получивши пулю, другие прошли через систему немецких концлагерей. Пребывание в лагерях было непродолжительным, но жизнь в них не становилась от этого лучше. Автор этих строк относится ко второй группе жителей города. Мне, в составе группы близких, удалось целым и невредимым вернуться в город к концу второго дня его освобождения. И я свидетельствую, как возрождался этот умерший, а скорее, на этот раз расстрелянный и сожженный город. Живым его сделали вновь вернувшиеся в него люди. Возрождали его те, кто по каким-то причинам не подлежал призыву в армию. То ли это был возраст, то ли пол, то ли физические изъяны. Не следует забывать о том, что шла война, и действовал лозунг: «Все для фронта! Все для победы!»

С чего начать?

О самой страшной войне, которую перенесло человечество, написано много. До сих пор демонстрируются фильмы, показывающие героику тех времен. И это – правильно, спору нет. Потомки должны знать о том времени, когда на кон было поставлено существование не только национальностей, но и рас. Кто-то сегодня гипертрофирует свои заслуги перед человечеством, кто-то их умаляет. Кто-то местный, незначительный эпизод военных действий возводит в ранг судьбоносных. И сидят люди перед экраном, слюни пуская на подбородок, умиляясь действиям героя, одного справляющегося с сотнями врагов. Верят несусветной лжи, в благородство убийцы и ставят под сомнение саму возможность зверств, которые совершались на оккупированных немцами территориях. Естественно, мертвые не встанут из могил, чтобы поведать о перенесенных ими страданиях. Но следует знать, что даже малые войны не бывают без невинных жертв и страданий. Ведь война – это не только столкновение вооруженных сил воющих сторон, кульминационными моментами которых были известные всему миру сражения, но и страдания гражданского населения, заплатившего за эту войну миллионами жизней. Иногда потери мирного населения на ограниченном пространстве были так велики, что потрясают здравый ум своей масштабностью. Скажем, только за один день – 23 августа 1942 года в Сталинграде от бомбардировок погибло 60 тысяч мирных граждан. А гибель более 600 тысяч мирных жителей в блокадном Ленинграде! В чем была их вина? Они желали войны, бредили ею? Они мирно трудились, растили детей, и война им была ни к чему. А за тысячу с лишним километров от них сидело руководство фашистской Германии и разрабатывало план захвата огромных территорий, поголовного уничтожения многих народов, в том числе и русского. И называлось все это необходимостью жизненного пространства для немецкой нации. И придут к нам исполнители этого чудовищного плана, чтобы пытать и убивать. И тех, кто ни разу в руки не брал оружие, будут сгонять на Сенную площадь города Керчи. Тысячи обреченных, с котомками и жалким скарбом, придут туда. Они еще будут на что-то надеяться? Может быть, за ними пришлют машины, чтобы начать отправку в Палестину, о чем будет распускаться усиленно слух по городу? Надежда начнет исчезать, когда их погонят в керченскую тюрьму, из которой короткий путь приведет к противотанковому рву. Поставят людей на край Багеровского рва, и они, обнаженные, с детьми, отцами и матерями своими, будут ожидать, на резком, пронизывающим ветру, с мокрым снегом и дождем, когда раздастся залп, который отправит их всех в небытие. Убийцы подойдут ближе и станут добивать тех, кто еще показывал признаки жизни, в конвульсиях борясь за свою жизнь. Придет время, и палачи станут оправдываться тем, что действовали по приказу свыше. Шевелилась ли совесть в душах их? Дрожали ли руки, нажимая курок? Нет, они стреляли спокойно, покуривая сигареты, так, словно выполнялась обыденная работа. А ведь они были прежде обычными бюргерами, в свободное время посещавшими кабачки, где пили пиво и ели колбаски, похлопывали по ляжкам официанток, шутили, пели, болтали. Они могли оплакивать жизнь погибшего животного, певчей птицы, умершей в клетке. Что же произошло с ними? Какому Богу они молились? Тому ли, имя которого сияло надписью на пряжке солдатского ремня: «Gott mit uns»? На словах они верили в Иисуса Христа, а на деле?.. Не могли они не знать всепрощенчества Сына Божья! А как можно воспринимать тех, кто позировал фотографу, поставив ногу на тело расстрелянного им; или позировали, набрасывая петлю на шею женщине… Разве это тоже совершалось по приказу свыше? Нет, это, к сожалению, было результатом культивируемого пропагандой образа сверхлюдей и недочеловеков, которым можно позволить жить, а можно и убить! Я опасаюсь того, что такой подход к людям не умер и совершается в наши дни подобное, возможно, в более скромных масштабах. Ведь и сегодня по вине отдельных государственных лиц, почему-то решающих, что мир развивается не по их сценарию, ведется война, пусть и в значительно меньших размерах. Это они грубо вмешиваются в дела многих «независимых» государств, прямо или косвенно подготавливая гибель мирных жителей разных наций и вероисповедования. Современные небольшие «официальные» войны часто носят затяжной характер, поскольку пытаются на обычных убийц надеть камуфляж защитника гражданских прав и свобод, на деле наделяя их полицейскими функциями. Я не считаю настоящей войной краткое по времени «победоносное» завершение битвы за Фолклендские острова британцами, за что Маргарет Тэтчер была названа «железной леди» и получила титул баронессы.