Читаем без скачивания Мир-кладбище - Клиффорд Саймак

Глава 14.

На небе собрались облака. Ветер, изменив направление на северное, стал холодным и пронзительным. В воздухе ощущался странный сыроватый запах. Сосны, что росли на холме, раскачивались и постанывали. Мои часы остановились, но я ни капельки не огорчился. Начиная с того момента, как я покинул Олден, они мне были практически не нужны. На борту корабля похоронной службы действовало галактическое время, а земное время не совпадало с олденским, хотя, повычисляв немного, их можно было сопоставить. Я справлялся о времени в той деревне, где нас пригласили на праздник, но там этого никто не знал и не желал знать. Насколько мне удалось выяснить, в деревне имелись одни-единственные часы, изготовленные вручную из дерева, да и те ничем не могли мне помочь, поскольку их никто не заводил. Я решил установить часы по солнцу, но прозевал тот миг, когда оно было прямо над головой, и потому вынужден был прикидывать, как давно светило начало клониться к западу. Теперь же часы остановились окончательно, ибо запустить их я не сумел. Но, по правде сказать, я приучился обходиться без них. Душелюб возглавлял наш отряд, за ним двигалась Синтия, а я замыкал шествие. С рассвета мы покрыли значительное расстояние, однако я не имел ни малейшего представления о том, сколько мы уже идем. Солнце скрылось в облаках, мои часы остановились - так что определить, который час, было невозможно. Призраков нигде не было видно, однако я нутром ощущал их незримое присутствие. Душелюб тревожил меня ничуть не меньше своих приятелей. Дело заключалось в том, что при свете дня он напоминал человека не больше, чем тряпичная кукла. У него было лицо тряпичной куклы: узкий, слегка перекошенный рот, глаза чуть ли не крестиком, нос и подбородок начисто отсутствовали. Сразу ниже рта лицо переходило в шею. Капюшон и роба, которые я на первых порах принял за одежду, казались частями его карикатурного тела. Если бы не невероятность подобного предположения, я бы поручился чем угодно, что так оно и есть. Ног его я не видел, потому что его роба (или тело) опускалась до самой земли. Передвигался он таким образом, словно ноги у него были; я еще подумал, что, будь он безногим, ему навряд ли удалось бы все время опережать нас на несколько шагов. Он молча вел нас за собой, а мы следовали за ним тоже молча, ибо при столь быстрой ходьбе дыхания на разговоры не хватало. Наш путь пролегал глухими местами, где не было никаких следов того, что когда-то тут жили люди. Мы шли по холмам, время от времени пересекая крохотные долины. С вершин холмов нам открывались бескрайние просторы, лишенные даже намека на человеческую деятельность: ни обломков строений, ни разросшихся изгородей. Кругом был лес; он густой стеной вставал в долинах и немного редел на холмах. Почва была каменистой; повсюду встречались огромные валуны, на склонах холмов серели выходы пород. Почти ничто не оживляло безрадостную картину. Изредка раздавались птичьи трели, мелькали порой среди деревьев какие-то зверушки. Я решил, что это кролики или белки, В долинах мы останавливались, чтобы напиться из мелководных речушек, но привалы были кратковременными. Мы с Синтией ложились на живот и жадно пили, а Душелюб, который, по всей видимости, не нуждался в питье, нетерпеливо поджидал нас, чтобы двигаться дальше. Наконец, впервые с момента выхода в путь, мы устроили настоящий привал. Гребень холма, вдоль которого мы шли, круто забирал вверх, а потом нырял в распадок; самую верхнюю его точку образовывала широкая площадка, на которой громоздились друг на дружку камни, каждый размером с хороший амбар. Завалены они были так, словно с ними играл какой-нибудь древний великан: они наскучили ему, и он бросил их лежать там, где они лежат до сих пор. На камнях росли чахлые сосенки, кривые корни которых алчно цеплялись за любую опору. Душелюб, который по-прежнему опережал нас, исчез среди камней. Достигнув того места, где он пропал из вида, мы обнаружили, что наш вожатый удобно устроился в расселине, образованной массивными каменными глыбами. Расселина защищала от ветра, и из нее можно было наблюдать за тропой, по которой мы пришли. Душелюб помахал рукой, подзывая нас. - Передохнем, - сказал он. - Если хотите, перекусите, но без огня. Огонь, быть может, разведем вечером. Там поглядим. Мне хотелось только одного: сесть и больше не вставать. - Не рано ли мы остановились? - сбросила Синтия. - Они, наверное, уже пустились в погоню. Вид у нее был такой, будто колени ее вот-вот подломятся, и она рухнет навзничь, чтобы никогда не подняться. Тонкие губы на лице тряпичной куклы разошлись в усмешке: - Они еще не вернулись в пещеру. - Откуда ты знаешь? - спросил я. - От теней, - ответил Душелюб. - Они бы известили меня о возвращении волков. - А не может быть, - поинтересовался я, - чтобы твои тени сбежали, бросив нас на произвол судьбы? Он покачал головой. - Не думаю, - сказал он. - Куда они денутся? - Ну мало ли, - смешался я. По совести говоря, я понятия не имел, куда могут деться призраки. Синтия устало опустилась на землю и оперлась спиной на громадный валун. - Что ж, - проговорила она, - значит, можно перевести дух. Порывшись в рюкзаке, который скинула с плеч перед тем, как сесть, она достала из него что-то и проткнула мне. Я присмотрелся: какие-то непонятные красные с черным плитки. - Что это за отрава? - осведомился я. - Вяленое мясо, - сказала она. - Отломите от плитки кусочек, положите в рот и начинайте жевать. Очень питательно. Она предложила мясо Душелюбу, но тот отказался. - Я крайне редко поглощаю пищу, - объяснил он. Избавившись от своего рюкзака, я подсел к Синтии, отломил кусочек вяленого мяса и сунул его в рот. Мне показалось, что даже картон был бы, пожалуй, помягче и повкуснее. Усевшись лицом к тропинке, по которой мы сюда добрались, и меланхолично двигая челюстями, я думал о том, насколько суровее жизнь на Земле по сравнению с нашим милым Олденом. Вряд ли я действительно сожалел о том, что покинул Олден, но был к этому близок. Однако воспоминания о прочитанных книгах о Земле, о моих мечтаниях и томлениях укрепили мой дух. Я размышлял о том, что, будучи восторженным поклонником первобытной красоты земных лесов, тем не менее, ни физически, ни по складу характера решительно не годился на роль этакого первопроходца, покорителя девственной природы. Я прилетел на Землю вовсе не за этим; но, с другой стороны, в теперешних обстоятельствах мне выбирать не приходится. Синтия, торопливо дожевывая свой кусок, спросила: - Мы идем к Огайо? - Разумеется, - отозвался Душелюб, - но до реки еще далеко. - А как насчет бессмертного отшельника? - О бессмертном отшельнике мне ничего не известно, - сказал Душелюб.- До меня доходили только слухи о нем, а слухи бывают всякие. - Про чудовищ, например? - справился я. - Не понимаю. - Ты как-то упомянул чудовищ и сказал, что волков использовали для борьбы с ними. Ты заинтриговал меня. - Это было очень давно. - Но было же. - Да. - Наверное, генетические выродки... - Слово, которое ты употребил... - Послушай, - перебил я, - когда-то Земля представляла собой радиоактивное пекло. Многие формы жизни исчезли. А у тех, кто выжил, должен был измениться генетический код. - Не знаю, - сказал он. "Так я тебе и поверил", - усмехнулся я мысленно. И тут у меня мелькнуло подозрение, что он потому разыгрывает из себя незнайку, что сам является одним из генетических выродков и прекрасно об этом осведомлен. Интересно, как я не сообразил раньше? - Зачем Кладбищу было возиться с ними? - продолжал я допрос. Зачем было изготавливать волков для охоты на них? Правильно? Ведь волки предназначались именно для охоты? - Да, - кивнул Душелюб. - Волков были тысячи и тысячи. Они собирались в огромные стаи и были запрограммированы на охоту за чудовищами. - Не за людьми, - уточнил я, - только за чудовищами? - Совершенно верно. Только за чудовищами. - Наверное, иногда они ошибались и нападали на людей. Не так-то просто запрограммировать робота на охоту только за чудовищами. - Да, ошибки бывали, - признал Душелюб. - По-моему, - заметила Синтия горько, - Кладбище из-за них не убивалось. Подумаешь, несчастный случай! - Не могу знать, - сказал Душелюб. - Чего я не понимаю, - проговорила Синтия, - так это того, зачем им понадобилось отлавливать чудовищ. Вряд ли их было слишком много. - Нет, их в самом деле было слишком много. - Ладно, пускай. Ну и что из того? - Думается, - сказал Душелюб, - причина здесь в паломниках. Едва Кладбище встало на ноги, его чиновники осознали, что организация паломничеств принесет им немалую прибыль. А всякие чудища могли напугать паломников до смерти. Вернувшись домой, паломники рассказали бы о том, что им пришлось пережить, и количество желающих посетить Землю наверняка значительно снизилось бы. - Чудесно! - воскликнула Синтия. - Геноцид да и только. Чудовищ, должно быть, начисто стерли с лица планеты. - Да, - согласился Душелюб, - от них постарались избавиться. - Но некоторые уцелели, - прибавил я, - и время от времени попадаются на глаза. Он смерил меня взглядом, и я пожалел о словах, что сорвались у меня с языка. И что мне наймется? Мы ведь полностью зависим от Душелюба, а я донимаю его дурацкими намеками! Оборвав разговор, я принялся энергично пережевывать мясо. Оно частично утратило первоначальную жесткость и приобрело горьковатый вкус; голод оно не утоляло, но по крайней мере приятно было ощущать, что во рту что-то есть. Мы с Синтией молча жевали; Душелюб, казалось, погрузился в размышления. Я повернулся к Синтии. - Как вы себя чувствуете? - Отлично, - ответила она язвительно. - Извините меня, - попросил я. - Я вовсе не предполагал, что все так обернется. - Ну конечно, - подхватила она, - вы воображали себе увеселительную прогулку по романтическим местам! Начитались книжек, навыдумывали невесть... - Я прилетел сюда сочинять композицию, - перебил я, - а не играть в кошки-мышки с гранатометчиками, кладбищенскими ворами и стаей механических волков! - И вините во всем меня, да?! Если бы я не увязалась за вами, если бы я не напросилась... - Ничего подобного, - возразил я, - Мне это и в голову не приходило. - Разумеется, вы всего лишь выполняли просьбу милашки Торни... - Прекратите! - рявкнул я. Мое терпение истощилось. - Какая муха вас укусила? Прежде чем Синтия успеха открыть рот, Душелюб поднялся. - Пора, - объявил он. - Вы поели и отдохнули, и теперь мы можем продолжать путь. Ветер стал холоднее и задел резкими порывами. Когда мы выбрались из расселины на гребень холма, он обрушился на нас и швырнул нам в лицо первые капли приближающегося дожди. Мы побрели навстречу дождю. Его отвесная стена преградила нам дорогу и толкнула обратно. Душелюб продвигался вперед, не обращая на дождь никакого внимания. Роба его, как ни терзал ее ветер, оставалась неподвижной и ни разу даже не шелохнулась. Удивительное, доложу я вам, было зрелище! Я хотел было поделиться своим наблюдением с Синтией и окликнул ее, но налетевший шквал заставил меня поперхнуться собственным криком. Деревья в распадке клонились к земле и стонали под напором вихря. Птицы беспомощно размахивали крыльями, будучи не в силах противостоять мощи ветра. При взгляде на тучи почему-то возникало впечатление, что они опускаются все ниже и ниже. Мы упорно тащились вперед. Ледяной, колючий ливень хлестал нам в лицо. Я утратил всякую способность ориентироваться и потому старался не терять из вида согбенную фигуру Синтии. Как-то девушка споткнулась. Не говоря ни слова, я помог ей подняться. Не поблагодарив, она поплелась дальше. Подстегиваемый ветром, дождь зарядил не на шутку. Порой он превращался в град и барабанил по веткам деревьев, а потом снова становился самим собой, и был, по-моему, холоднее града. Мы шли целую вечность, и неожиданно я обнаружил, что мы оставили гребень холма и спускаемся по его склону. Внизу бежал ручей; мы перепрыгнули его, выбрав местечко поуже, и полезли на следующий холм. Внезапно почва у меня под ногами сделалась ровной. Я услышал бормотание Душелюба: - Ну вот, теперь мы достаточно далеко. Едва разобрав, что он там бормочет, я без сил плюхнулся на мокрый валун. На какой-то миг я совершенно отключился и сознавал лишь то, что больше никуда идти не надо. Постепенно напряжение спало, и я осмотрелся. Мы остановились на широкой каменистой площадке. Футах в тридцати или выше над ней нависала скала, образуя глубокую нишу в поверхности утеса. Чуть ниже площадки прыгал по камням ручей маленький и стремительный горный поток. Он то бурлил и пенился на порогах, то разливался заводями и отдыхал перед очередным прыжком. За ручьем возвышался холм, гребень которого и привел нас сюда. - Добрались, - весело проговорил Душелюб. - Теперь ни ночь, ни погода нам не помеха. Разведем костер, наложим в ручье форели и пожелаем волку сбиться со следа. - Волку? - переспросила Синтия. - Но ведь их было трое. Что случилось с двумя другими? - У меня есть подозрение, - ответил Душелюб, - что двум другим волкам немножко не повезло.