Читаем без скачивания Эра надежд - Андрей Величко

Англичане же в этой истории наследили просто замечательно. Даже такой не очень умный человек, как заокеанский герцог, быстро разберется, кто направлял руку неудачливого стрелка. Ему, Людовику, это было ясно сразу, ну, а австралийцу, естественно, потребуется некоторое время, но результат уже предопределен. Им явится охлаждение отношений между Австралией и Англией. Если же Вильгельм, что весьма вероятно, не переживет подобного, на трон сядет сестра его покойной жены, Анна. Которая сама из себя ничего не представляет, и, значит, за нее будут править те, кто сможет убедить новую королеву слушать их советы. Наиболее вероятный претендент на место главного советника – граф Мальборо, и это отлично, что бы там не говорили. Ибо он, как ни прискорбно это признать, действительно великий полководец. Но из ныне живущих только он, Людовик, сочетает в себе величие сразу во многих областях. А граф как государственный деятель является полной посредственностью, если не хуже. И, значит, Англию постигнет сразу два удара. Она лишится лучшего своего полководца, ибо он не усидит на материке, когда в Лондоне начнутся перемены.

И еще в Лондоне появится никуда не годный советник при монархе.

Король Англии и Шотландии Вильгельм Третий умирал, это было ясно уже всем. Двенадцатого ноября ему стало совсем плохо, он причастился и исповедовался. Однако на следующий день произошло небольшое улучшение состояния, и он, несмотря на неудовольствие окружающих его царедворцев, потребовал пригласить к себе австралийского посла для беседы наедине. Тот явился, как всегда невозмутимый.

Вильгельм чуть приподнял голову над подушкой. Да, время властно и над австралийцами. Отец Юрий всегда был маленьким и тощим, а сейчас еще больше сморщился и, кажется, начал седеть. Но зато в петлицах его рясы сверкают серебряные ромбы, что соответствует чину бригаденпастыря, примерно равного европейскому кардиналу.

– Слушаю, ваше величество, – чуть наклонил голову австралийский священнослужитель, дипломат и разведчик.

– Похоже, сейчас мне не поможет даже ваша медицина, – еле слышно предположил король.

Отец Юрий кивнул.

– В таком случае я хотел бы исповедоваться еще и по вашему обряду, но не знаю…

– Согласно распоряжению за номером девять це дробь восемьсот семьдесят один, священнослужители в чинах от штурмбанпастыря и выше могут осуществлять таинство исповеди в произвольной форме. Так что просто рассказывайте, как вам удобнее, и все. Я могу вам помочь, если хотите. Вы ведь собирались пролить свет на покушение в Севилье?

Вильгельм опустил веки.

– Мы уже все знаем. Более того, недавно пришло сообщение от герцога Романцева – он вас простил.

– Благородный человек, – слабо усмехнулся король, – но я хотел вам сказать не только это. На пороге смерти, знаете, появляется какая-то удивительная ясность мысли. Понимаешь вещи, о которых до того не задумывался, и с удивлением приходишь к парадоксальным выводам… Нет никакой Австралийской империи! Есть просто маленькая кучка авантюристов, каким-то образом овладевших непонятными знаниями – возможно, доставшимися им от давно исчезнувших народов.

– Вы почти правы, ваше величество, но все же допускаете небольшую ошибку. Вам следовало употребить не настоящее, а прошедшее время, тогда все получилось бы точно. И что, мало ли где чего было или не было? Пусть над этим ломают головы будущие историки, а в Австралии не так уж мало людей занимается подготовкой материалов для этих грядущих споров. Но сейчас-то великая и могучая Австралийская империя есть! И будет продолжать расти и крепнуть, в этом уже нет никаких сомнений. К ее появлению приложили руку многие незаурядные люди, в том числе и вы лично. Специальной депешей император оценил ваш личный вклад в становление империи как выдающийся, поэтому…

Отец Юрий вытянулся и торжественным голосом произнес:

– В знак подтверждения ваших заслуг – возьмите!

С этими словами он протянул Вильгельму небольшой, примерно два на три дюйма, прямоугольник из материала, который австралийцы называли "пластик". Но главным был не материал, а изображение. Оно казалось объемным, а в зависимости от угла зрения меняло не только цвет, но и некоторые детали. Как человеческие руки могли изготовить такое, подумал Вильгельм, боясь поверить внезапно мелькнувшей безумной догадке.

– Да, вы правы, – подтвердил отец Юрий. – Это пропуск.

Он поднял голову и указал пальцем в потолок.

– Если на вратах будет дежурить святой Фомен, то по этому знаку он сразу определит вас на достойный уровень. Если же святой Петр, то это может занять некоторое время, но и только. Не волнуйтесь – все, что надо, наверху давно схвачено. До встречи там, сын мой! Надеюсь, вы простите мне мою надежду, что она все-таки получится не очень скорой.

С этими словами бригаденпастырь повернулся и вышел из комнаты умирающего. Прошел мимо шарахнувшихся в стороны придворных, толпившихся перед дверью, спустился по лестнице, но свернул не к выходу, а в боковой коридор. В самом его конце одиноко стоял королевский камердинер Натаниэль Мосли. Его обычная невозмутимость куда-то делась, и теперь перед отцом Юрием был просто глубоко несчастный пожилой человек.

– Примите мои соболезнования, – сказал дипломат. – Королю осталось жить самое большее три часа. Он был великим государственным деятелем, и сейчас мы с вами провожаем целую эпоху. В той, что последует за ней, к величайшему моему сожалению, скорее всего не найдется места для созданной вами великолепной службы, у которой я многому научился. Но она будет не нужна новым властителям Англии, вы это понимаете даже лучше меня. Однако я не зря употребил оборот "скорее всего". Есть вариант, при котором ваше детище не только не умрет, но и будет набираться сил, неустанно трудясь на благо Англии. Этот вариант – ваше согласие принять австралийскую помощь. Да, скажу честно, в таком случае в работе вашей службы появятся некоторые… э… нюансы. Но зато она выживет и окрепнет! Подумайте над этим, господин Мосли, время у вас еще есть, хоть его и не очень много.

Глава 14

Вечером того дня, когда в меня стреляли, я перед сном в порядке самолечения мысленно представил себя на страницах произведений Конан-Дойля. Все равно бок болел так, что заснуть было проблематично, вот я и дал волю фантазии.

В общем, мне самим собой были поставлены следующие условия. Предположим, я хочу кого-нибудь прибить… нет, пожалуй, все-таки лучше будет что-нибудь украсть. И с моральной точки зрения лучше, и с финансовой. Но я же не где-нибудь, а на страницах "Рассказов о Шерлоке Холмсе"! Который, естественно, сразу после осуществления моих планов может заинтересоваться, чьи это шаловливые ручки вдруг хапнули столь нагло и так много. Каким образом можно хоть немного затруднить работу этому гению сыска? Разумеется, заранее сочинять себе алиби, а потом бежать с ним наперевес и орать "мистер Холмс, вы только гляньте, какое оно у меня безупречное!" глупо. От этого он разве что быстрее обратит на меня внимание и задумается – да на кой же хрен этот тип им заранее обзавелся и не применить ли тут метод дедукции?

Но именно исходя из выдающихся способностей лица, ведущего расследование, можно попытаться попробовать противоположный способ – вместо алиби приготовить доказательства своей вины. Причем сразу много и как можно более развесистых. Ну типа что-то вроде паспорта или на худой конец визитки, потерянных во время кражи. Потом обеспечить пару свидетелей, кои расскажут, что последнее время я был какой-то не такой и явно о чем-то думал. Еще не помешает разлить на месте преступления ведро краски и перемазаться в ней, да мало до чего может дойти пытливая мысль, если указать ей именно это направление.

Холмс, только глянув на этот ушат потрясающих по своей идиотской бесспорности доказательств, первым делом прикинет – а кому это так приспичило столь активно топить милейшего Алекса? Уж не тому ли, кто на самом деле спер это самое? И, значит, в таком случае круг подозреваемых сильно сузится, ибо виноватого надо будет искать среди недоброжелателей сэра Романцева.

Примерно с таким мыслями я смотрел на пистолет, из которого мне недавно шандарахнули по ребрам. Потом забылся и попробовал тяжко вздохнуть, но, во-первых, этого не дала повязка. А во-вторых, бок так дернуло болью, что я даже прошипел что-то вроде "у-уу, гад!". Естественно, имея в виду типа, который днем нажимал на спусковой крючок. И чьи истошные вопли иногда доносились сквозь приоткрытый иллюминатор. С гадом сейчас при помощи двух араукан беседовал дознаватель из особой группы, и меня утешало, что стрелок наверняка испытывает примерно те же ощущения, что и я, только заметно более интенсивные. Разумеется, допрос можно было проводить и в помещении с лучшей звукоизоляцией, но этого не делалось специально. Пусть остальные, те, что ждут своей очереди поделиться впечатлениями на кормовом балконе, тоже послушают, авось это им поможет лучше сориентироваться в обстановке.