Читаем без скачивания Палач - Эдуард Лимонов

Тем не менее у Оскара накопилось уже немало прошлого, немало воспоминаний, и воспоминания докучают Оскару именно в утренние часы. Часто Оскар просыпается еще до рассвета и лежит, перетасовывая в голове содержание незримых картотек памяти, вытаскивая и просматривая микрофильм за микрофильмом, эпизод за эпизодом. Нехотя, помимо своей воли, предается Оскар этому занятию, отворачивается от экрана, но спустя мгновения вновь с содроганием смотрит на экран.

Сегодня утром Оскар увидел, очевидно, запавший в дальний угол архива и провалявшийся там долгие годы незамеченным микрофильм: серая и теплая пыль, ноздреватый камень у обочины дороги медленно проплывали, видимые сверху в щель, в пролом… В том месте, где у днища тачки сгнила часть доски, видел маленький Оскар, сидящий в тачке, захолустный шлях в провинциальном польском городке. Тачку тащил по дороге тринадцатилетний Ежи, одетый в желтую английскую шинель с оторванными пуговицами…

«Вся жизнь состоит только из таких вот эпизодов, — думает грустный Оскар, натянувший простынь до самого носа. — Только они — жизнь». Перед ним прокручивают еще один короткий фильм: отец Оскара, уходящий утром в школу. Отец виден только со спины. Маленький Оскар наблюдает отца из окна второго этажа, из окна кухни. Отец шагает, переваливаясь с боку на бок, удаляется… На лысину зачесаны с боков седые волосы.

Оскар совсем недавно только обнаружил, что ходит точно так же, как его отец. Почему-то это открытие вызвало в Оскаре грусть. Он так не хотел походить на своих отца и мать и вот обнаруживает их присутствие в своем теле…

Когда-то мать, провожая его в Варшаву, вместе с настойчивым советом стараться кушать суп как можно чаще — «Лучше не поешь второго, но обязательно ешь суп, сынок!» — высказала грустное предположение, что, куда бы Оскар ни уехал, от себя самого он не убежит. Тогда радостному Оскару, убегавшему из провинциальной Зелена-Гуры в столицу, предложение матери показалось просто бессильной мудростью потерпевшего в жизни поражение человека…

Но теперь, после нескольких побегов от самого себя, лежа на Мортон-стрит в Нью-Йорке, в городе, в котором его мать, наверное, боялась бы выходить на улицу, Оскар вдруг осознает, что мать была права. От себя Оскар не убежал. Может быть, она, побывавшая в Варшаве всего три раза и прожившая всю жизнь в родном маленьком городке, имела иные какие-то возможности постичь мир, помимо путешествий и…

Телефон прерывает его размышления. Оскар даже рад этому, ему кажется непростительной слабостью занятие, которому он сейчас предается, — как копаться пальцами в заживающей, но еще не зажившей ране, сдирать чуть присохшую болячку, с болью и удовольствием. Потому он с готовностью хватает телефонную трубку.

— А, ты жив! — довольно орет в трубку голос Чарли. — Я боялся, что копы арестовали тебя вчера ночью. Я-то сразу слинял, как только пырнули этого парня… Как себя чувствуешь?!

Оскар морщится. «Ебаный мужлан! Зачем русская блядь навязала ему этого человека?!» Если бы не Наташка, Оскар, расставшись вчера с Чарли, забыл бы о нем С легкостью и не вспоминал бы до конца дней своих.

— Нормально, — отвечает он Чарли. — Голова только болит.

— Ха-ха-ха-ха! — гогочет Чарли. — Хорошо мы кутнули вчера, хорошо! Тряхнули стариной. Вспомнили старые добрые времена. Прими алказельцер, — советует он.

— Ну да, чтобы у меня заболел бы и желудок, — ворчит Оскар.

— А я вчера еще взял такси и поехал к рашен герл Наташе, — кричит Чарли. И довольно хохочет. — Только утром ушел. Ну, пока, Оскар, а то эта бородатая пизда Джек уже косится на меня. Созвонимся на неделе.

Клац. Там, в «Трибекке», горилла Чарли повесил трубку. Оскар на Мортон-стрит, получивший от судьбы еще один удар по голове, застыл с трубкой в руке.

— Хай, Крис!

— Хай, Оскар, как жизнь? — Бородатый, обритый наголо владелец магазина «Плэжэр Чест» на углу Кристофер и Вест-Сайд хайвея протягивает Оскару крепкую смуглую руку.

Китаеза — крисовский любовник и его же сейлс-мэн, стоя сзади тенью Криса, тихо растягивает тонкие губы, улыбается:

— Хай, Оскар!

— Мне нужно большое двойное дилдо, Крис. Самый большой размер. И самый маленький. Оба двойные.

— О'кей, Оскар. — Покопавшись в одном из своих шкафов за прилавком, Крис достает черный картонный пенал. — Самый большой размер, какой только существует, — говорит Крис и добавляет, позволив себе чуть-чуть улыбнуться: — Бедный твой любовник…

Крис почему-то упорно считает Оскара гомосексуалистом, и Оскар никогда не пытался еще переубедить его. Пусть считает. Оскару даже удобнее общаться с геем Крисом в присвоенной ему роли гомосексуалиста.

— Выдержит, — говорит Оскар. — Он крепкий мальчик.

Оскар прохаживается по магазину, лавируя между свисающими с потолка наручниками, цепями, разнообразными хлыстами и плетками, наножниками, бедерной и грудной сбруей… Оскар любит крисовский магазин. Здесь всегда свежо и крепко, сладковато пахнет новой кожей, блестят никелем металлические части сбруи, новенькие грозные орудия пыток ожидают владельцев и теплые тела жертв. Если бы у Оскара было достаточно денег, он купил бы хотя бы по одному экземпляру всех предметов, имеющихся в «Плэжэр Чест», но, увы, это многотысячедолларовое удовольствие. Потому он накапливает арсенал постепенно.

— Полюбуйся на эту маску, Оскар.

Крис, встав на черный, как все в «Плэжэр Чест», табурет, снимает с верхней полки сооружение из грубого кованого железа. Обручи и железный каркас предназначенного быть водруженным на голову жертвы сооружения обильно украшены шипами, острия которых не подпилены. Маска состоит из двух половин — передней и задней. Половины должны быть стянуты в области шеи двумя черными грубыми болтами. Внутри маска, впрочем, отделана кожей и черным бархатом. Оскар представил, как беспомощно будет выглядеть Наташкино личико впрорезях этого средневекового страшилища, и спросил, как дорого стоит железная маска.

— Пятьсот для всех, триста для тебя, Оскар. Существует только в одном экземпляре. — Крис все еще стоит на табурете.

— Возьму, денег нет, но возьму.

— Вот и хорошо. Никому другому я ее не предлагал. Приятно, что такая редкая вещь попадет в руки к профессионалу. В основном, как ты знаешь, Оскар, мы имеем дело с дилетантами.

Крис серьезно относится к своей профессии, и тихий китаеза, тенью стоящий всегда за Крисом, пожалуй, многое мог бы порассказать о связи Криса с предметами, которые он продает. Однако китаеза молчит. Крис привез китайца из континентального Китая, Крис в свое время много путешествовал, китаец не пришел из Чайна-тауна, и потому, может быть, крисовский китаец так необычайно молчалив. Оскару кажется, что пару связывает некая кошмарная тайна.

«Может быть, они вместе убили человека», — предполагает Оскар, наблюдая за кошачьими движениями китайца и уверенной грубостью крепкого Криса, рассекающего грудью пространство своего магазина. Оскар не удивится, если узнает однажды, что эти двое ранее торговали оружием и даже участвовали в организации государственных переворотов и революций.

— И самый маленький размер тоже, — вспоминает Оскар, глядя, как Крис вкладывает лакированную коробку с дилдо в черный пакет, самый большой, какой у них есть. Маска, запакованная отдельно, уже лежит на прилавке.

Китаец приносит Оскару лакированный пенал, но совсем узкий, и открывает его, предлагая Оскару убедиться, может быть, в том, что маленький размер действительно маленький. В коробке покоится длинная розовая кишка, «птичий хуй» на жаргоне Криса. По длине она такая же, как и супердилдо, но диаметр кишки всего лишь каких-нибудь пол-инча.

— Спасибо, ребята, — благодарит Оскар, забирая покупки.

— Приходи опять. — Крис крепко жмет руку Оскара.

«Не хотел бы я быть врагом Криса», — думает Оскар и покидает магазин. Китаец за спиной Криса шевелит губами. Это его «Гуд бай!».

Сюзен явилась не одна. Вместе с ней в квартиру Оскара ввалилось существо, физиономию которого он не раз видел во всевозможных журналах мод, но никогда не мог запомнить имени существа.

— Оскар, это моя герл-френд Кати Стюарт. Кати — модель агентства «Элит», ты, я думаю, не раз видел ее фотографии и в «Воге», и в «Харперс Базар»…

— Оскар-неудачник, — представляется Оскар, прищелкнув каблуками туфель, и пожимает руку существа.

— Оскар шутит, дорогая, — заторопилась поправить Оскарову остроту миссис Вудъярд. — Он — философ. — «Философ» Сюзен украла у Женевьев.

«Слабо ей называть меня палачом и так представлять друзьям», — ухмыльнулся Оскар.

— Знаменитая Кати, Кати, появившаяся на десяти обложках фэшен-журналов в один год. — Оскар отошел чуть-чуть от мисс Стюарт и бесцеремонно уставился на нее.