Читаем без скачивания Битва за Россию - Олег Платонов

Отсюда и процесс, который я называю отчуждением труда: человек не чувствовал себя органично в той трудовой среде, в которую его вовлекали. Этот процесс продолжается и сегодня. Рассматривая проблему труда, необходимо помнить о самобытной модели хозяйствования в России. В отличие от Запада, где стимулом производства служит, прежде всего, конкуренция и индивидуализм, русская модель хозяйства базировалась на традиционных ценностях крестьянской общины, трудовой демократии, на артельных формах труда. Добросовестный труд стимулировался преимущественно моральными мотивами, а не только материальным интересом. Напомню, эта модель давала очень хорошие результаты. В начале ХХ века экономика России, ее хозяйство развивались значительно быстрее, чем в США и других странах. Россия выходила на передовые рубежи техники и технологии, крупная промышленность создавала продукцию на уровне лучших мировых образцов. Оплата труда в промышленности была одной из самых высоких в мире, я уж не говорю о том, что не было проблемы валюты — русский рубль в начале ХХ века был одной из самых твердых и стабильных валют в мире. По производству главнейших культур Россия стояла на первом месте, выращивая больше половины мирового производства ржи, около четверти пшеницы, овса и картофеля, была главным экспортером сельскохозяйственной продукции, самой мощной житницей Европы.

— Да, об этом сейчас много говорят и пишут. Но как это согласуется с утверждениями о том, что русское сознание — глубоко рабское, что демократизм чужд русскому народу?

— Все это фальшь, прежде всего, миф. Один из тех многочисленных мифов, которые возникли в оценке России и ее цивилизации. У России была своя самобытная модель демократии. Она как раз основывалась на той общине, о которой мы говорили, на русской идее соборности. Полное равноправие было у всех членов общины, внутри нее. Если, скажем, англичанин мог сказать, характеризуя свою модель демократии: «Мой дом — моя крепость», то русский человек выразился бы иначе: «Моя община — моя крепость». Реализация прав и свобод личности на Западе шла преимущественно декретами государства, чаще всего в интересах богатых и сильных. В России же — снизу, основываясь на вековых традициях и обычаях, посягнуть на которые до определенного времени боялись и государство, и феодалы...

— Так откуда же этот миф о рабской натуре?

— Во-первых, от стремления оценить нашу цивилизацию по западноевропейской шкале ценностей, в основе которой — личные индивидуальные права. В России, повторю, демократия носила коллективный характер.

— Это, наверное, и есть соборность?

— Да, другими словами это можно назвать соборностью, хотя понятие соборности шире, сложнее.

Общинная демократия в России сопоставима с демократией, скажем, Древней Греции. На это обращал внимание еще Радищев. В Афинах каждый гражданин по достижении совершеннолетия имел право принимать активное участие в обсуждении всех общественных дел, каждый мог быть избран на любую общественную должность, суд производился всенародный. И вместе с тем в Древней Греции была очень велика власть государства над личностью и собственностью граждан. Так же, как у нас в России.

А.Н. Радищев писал: «Кто бы мог помыслить, что в России совершается то, чего искали в древности наилучшие законодатели, о чем новейшие и не помышляют». И делал из этого анализа вывод о необходимости хранить крестьянскую общину как совершенный демократичный институт.

У нас много мифов в области понимания и демократии, и власти. Русская власть избегала резкой социально-экономической ломки, считаясь с правилами, навыками, традициями населения тех территорий, которые входили в ее состав. Я не устаю повторять, в Царстве Польском сохранялся кодекс Наполеона. Литовский статут был сохранен в Полтавской и Черниговской губерниях. Магдебургское право господствовало в прибалтийском крае. Всевозможные местные законы и обычаи на Кавказе, в Сибири и в Средней Азии не отменялись. Это крайне важно: большое государство сохраняло обычаи и традиции, которые сложились на тех или иных территориях. Потому и существовавшая в мире Россия, которую леворадикальные публицисты считали тюрьмой народов, на самом деле сумела создать весьма гармоничную форму существования различных народов и народностей.

—  Не здесь ли искать нам сегодня выход из национальной розни?

—  Думаю, что именно на этих основах, за всеми народами должно быть сохранено право на свои национальные формы существования. Это совсем не противоречит их развитию и процветанию в составе общего федеративного государства.

—  Похоже, что русские люди и здесь понесли самые ощутимые потери: у нас ведь почти разрушены самобытные национальные традиции?

—  Я бы не сказал. Россия сохранила свои традиции, свои структуры, но они сейчас существуют как бы на периферии общественного сознания. И наша сегодняшняя беседа свидетельствует о том, что проблема возвращения к истокам нас мучает. В той же Литве или Грузии, где тоже все было деформировано в течение последних десятилетий, сумели, идя почти что от нуля, в какой-то степени возродить национальное самосознание, и оно, хотим мы или не хотим, будет существовать в тех формах, которые сложились в течение многих столетий. В этом-то вся и суть. И в России сейчас то же самое. Я думаю, что во многом мы вернемся к структурным формам, что существовали в Российской империи в начале ХХ века.

Если рассматривать элементы русской цивилизации, то все они в значительной степени гармонизировались, охранялись, венчались идеей царской власти. В чем была эта идея? Царя почитали как духовного главу народа, олицетворение Отечества, национального единства. В народном сознании царь именуется в большинстве случаев «батюшкой». И в этом — ни грана рабского подчинения, царь-батюшка — высший духовный авторитет, связующее звено между Богом и Отечеством.

Вообще национальный стереотип не может быть разрушен. Если мы попытаемся это сделать, что, кстати, и пытаются сделать радетели западного прогресса, то мы вернемся к тому первозданному состоянию, с которого Россия, может быть, только начиналась.

— Но сегодня как раз этот национальный стереотип и объявляется опасным. Проявление национального самосознания расценивается как агрессивное, поговаривают о русском фашизме, шовинизме...

— Все это — провокация. Продуманно спланированная.

Национальный стереотип — это, прежде всего, духовно-нравственное богатство каждого народа. Другой вопрос, в какие условия он может быть поставлен и как в них себя проявит. Если нация, народ поставлены в условия выживания, то может создаться совершенно неадекватная ситуация, которая порой вынуждает совершать очень тяжелые и резкие поступки, если о них можно говорить применительно к народу. Хочу подчеркнуть, что мы не должны отказываться от мирового опыта развития. Главное — помнить, что у западной цивилизации свои пути и, кстати, свои отрицательные стороны. У нас сегодня Запад однобоко представляется образцом существования для всех народов, живущих на Земле. Но почему-то, говоря о западной демократии, обычно не любят вспоминать, чем кончались там революции. Скажем, английская буржуазная революция кончилась диктатурой Кромвеля, Великая французская — диктатурой Наполеона. Французская революция XIX века — диктатурой Луи Бонапарта.

Создание какой-то универсальной модели — утопично, даже катастрофично. Общечеловеческие ценности в западном понимании приведут нашу страну к индивидуализму, потребительству, к самой бесчеловечной диктатуре небольшой кучки богачей над большинством народа. На земле — это мое глубочайшее убеждение — должно сохраниться множество цивилизаций со своим путем развития, со своим пониманием демократии.

На этом пути у русской цивилизации есть важнейшая задача, общенациональная цель: не предавать себя, не отказываться от своей самобытности, от своих исторических истоков. Не отказываться от себя во имя сомнительных и чуждых идеалов, которые столь массированно навязывают нам «демократы»...

Русская идеология и «евразийство»*

[* Беседа с русским эмигрантом — журналистом во Франкфурте (Германия) Сергеем Ивановичем Солдатовым, сентябрь 1992 г.]

С.С. Сегодня в патриотическом движении идет напряженная работа по выработке русской идеологии, которая была бы, с одной стороны, связана с духовными корнями русского народа, а с другой — отвечала бы современным реальностям. Возникает множество, на мой взгляд, искусственных теорий, совершенно одиозный характер приобрела пропаганда так называемого евразийства. Самыми горячими поклонниками этой теории являются авторы русофобской «Независимой газеты» или «патриоты» типа С. Станкевича.