Читаем без скачивания В отсеках тишина - Лев Власов

Не знал я, что скоро нас ждет другое испытание — уже не жарой, а холодом.

В декабре Андрей Трофимович Чабаненко, ставший командиром дивизиона, предложил мне пойти на "зимовку" командиром отделения электриков на подводной лодке "Щ-114".

Всю зиму мы пробыли за кромкой льда в заливе Стрелок, где корабли дивизиона по очереди несли позиционную службу в суровом холодном море.

В первый же день пребывания на позиции произошел довольно неприятный казус. Когда лодка стала на якорь, трюмные начали осушать дифферентные цистерны и попутно выкачали за борт... почти весь запас пресной воды. Осталось ее чуть-чуть, только для пищевых целей. Поэтому целую неделю до прихода "Чукчи" — нашей плавучей базы — мы бедствовали, ругая при этом на все корки трюмных.

Став командиром отделения, я быстро убедился, как нелегко вчерашнему матросу быть начальником. Вчера я был наравне со всеми, а теперь должен приказывать своим друзьям, руководить ими, тем более на лодке, где редко удается собрать моряков отделения вместе. Службу они несут в разных отсеках, находясь на боевых постах, подчиняются другим старшинам. Только во время ремонта мы работаем все сообща.

Трудно мне было найти нужный тон в разговоре с подчиненными. Забывал порой пословицу: дружба дружбой, а служба службой.

Как-то надо было разобрать электромотор трюмной помпы, чтобы восстановить изоляцию его обмоток.

[83]

Провозились весь день и не закончили. А утром выходим в море.

Мои подчиненные попили вечерний чай, потом отдыхали — один бренчал на гитаре, другой читал книгу. А мне показалось неудобным мешать им — ведь свободное время у людей. Они спокойно улеглись спать, а я пошел на лодку и всю ночь провозился с электромотором.

Потом матросы чувствовали себя неловко. И я тоже. Понимал: они жалеют меня. Но на жалости авторитета не построишь. Виктор Нищенко подошел ко мне и смущенно сказал:

— Вы построже к нам будьте...

Нашему матросу не нужны поблажки. Командирская строгость не претит ему, он знает, что без нее нельзя. Никогда еще матрос не обижался на высокую требовательность. И больше всего на свете не любит слабохарактерных командиров.

Сто восемь дней проплавали мы в условиях суровой дальневосточной зимы.

В ночь на 6 февраля 1939 года над Приморьем пронесся тайфун. Мы в это время отдыхали на "Чукче". Пришлось покинуть теплый кубрик и вернуться в холодные отсеки лодки. Ветер достиг силы урагана. Обычно всегда такой гладкий, залив был неузнаваем. Огромные волны сильно раскачивали ошвартованные у плавбазы лодки. Тросы натягивались, как струны. От трения металла о металл сыпались искры. Едва мы успели перейти на лодку, как носовые швартовы лопнули. Лодку моментально развернуло. Чтобы избежать поломок корпуса, обрубили топором кормовые швартовы.

Всю ночь ревел ураган, и всю ночь мы, подгребая электромоторами, пытались удержаться на месте и стать на якорь. Но якорное устройство покрылось глыбами льда, обколоть который не было возможности: всяк, кто осмелился бы показаться на верхней палубе, был бы смыт разъяренной волной. Только к утру, когда немного стихло, наконец-то был отдан якорь, и измученные, иззябшие люди швартовой команды смогли опуститься вниз — отдохнуть и обогреться.

Как нередко бывает на Дальнем Востоке, ветер так же быстро стих, как и начался, и часов в девять утра

[84]

нам разрешили выйти наверх покурить. О бушевавшем ночью урагане напоминали лишь крупная пологая зыбь, изрядно поредевший лес на недалеком острове и неузнаваемый вид лодки. Мостик ее с обеими пушками превратился в сплошную гору льда с чернеющей дырой верхнего рубочного люка, из которой, как из берлоги, поднимался пар. Толстыми ледяными трубами выглядели сильно провисшие антенны и леера, а леерные стойки под тяжестью льда согнулись в дугу. На носовой палубе были переломаны все полуклюзы и вырван один кнехт...

Перекурив, мы приступили к околке льда. Теперь он был совсем мягкий и хрупкий, разлетался от первого же удара. Веселый звон его кусков, падающих на железную палубу, звучал насмешкой: "А вы-то боялись..."

6 апреля мы возвратились в базу. Кругом зеленела трава, распускались почки на деревьях, а мы брели на базу непослушными ногами, в засаленных валенках и полушубках и не чаяли, как бы поскорее сбросить с себя зимний наряд...

1939 год на Дальнем Востоке был неспокойным. Японские милитаристы чинили авантюру за авантюрой. Тихоокеанскому флоту пришлось все время находиться в повышенной готовности. Корабли редко отстаивались в базах.

Наша лодка в мае ходила далеко на юг, в район Корейского пролива — там мы встречали наши тральщики, совершавшие переход с Черного моря. Все лето мы плавали, изредка заходя в живописные бухты залива Петра Великого.

Во второй половине августа после долгого плавания в океане прошли в Амурский лиман, поднялись вверх по реке и бросили якорь на рейде Николаевска-на-Амуре.

К нашему удивлению, несмотря на приближающуюся осень, вода в Амуре оказалась теплой. Очень хотелось искупаться в пресной воде, но пугало быстрое течение. Тогда с разрешения командира связали два бросательных конца. Один конец длинной тонкой веревки привязали к носовой пушке, а на втором

[85]

сделали петлю. Затянув эту петлю вокруг пояса, матрос прыгал с носа лодки, чтобы вынырнуть далеко за кормой. Перебирая руками по веревке, моряк подтягивался к кораблю, вылезал на палубу. Купание всем очень понравилось.

Пользуясь обилием пресной воды, трюмные пополнили ее запасы на корабле. В пятом отсеке во время зарядки аккумуляторной батареи была устроена настоящая баня со стиркой. Для этого работающие дизели накрыли брезентом, а в проходе укрепили душ, в который подавалась вода, подогретая в рубашках дизелей. Правда, баня получилась с ветерком — поток холодного воздуха летел к двигателям, но, помывшись, моряки переходили в шестой отсек, где было жарко. Они отогревались, сушили выстиранную одежду и сразу же надевали ее.

А потом опять просторы Охотского моря. В ста милях от Камчатского полуострова мы дрейфовали (на якорь встать было невозможно из-за больших глубин) восемнадцать суток, обеспечивая учения наших летчиков — поддерживали с ними радиосвязь, сообщали о погоде и состоянии моря.

И тут еще раз убедились, как важно все предусмотреть, отправляясь в длительное плавание. Наш фельдшер Коваленко, разбирая продукты, с ужасом обнаружил, что осталась всего единственная килограммовая пачка столовой соли. Пришлось срочно переходить на огуречный рассол. Неизменный рассольник, которым нас теперь потчевал кок, быстро всем осточертел. Бедный Коваленко не находил себе места от стыда.