Читаем без скачивания Князь Рюрик и его время - Сергей Цветков

В.В. Седов писал: «Историческим центром Новгородской земли было Приильменье, накануне образования Древнерусского государства, как свидетельствуют археологические материалы, относительно плотно заселенное словенами ильменскими. Исторические данные позволили А. Н. Насонову утверждать, что "...новгородская территория выросла из племенной территории, послужившей ее основным ядром". И это целиком и полностью соответствует данным археологии. Территория расселения словен ильменских, как она обрисовывается по их погребальным памятникам VIII—IX вв. — сопкам, охватывает Ильменский бассейн с Шелонью, Ловатью и Метой. На Северо-Западе в ареал сопок включается Верхнее Полужье, а на востоке он простирается до верхних течений Мологи и Чагодощи включительно. Весьма плотная концентрация сопок наблюдается в той части Ильменского Поозерья, где в середине IX в. было основано Новгородское (Рюриково) городище и около столетия спустя — Новгород, а также на нижнем Волхове, где находилась Ладога. При сопоставлении исторической карты Новгородской земли, составленной А.Н. Насоновым, обнаруживается, что южная и восточная границы ее соответствуют пределам расселения словен ильменских, как они устанавливаются по погребальным древностям VIII—IX вв.»[145]. То есть и во времена Рюрика именно эти территории были подвластны новому династу.

Интересная идея была высказана археологом В.Я. Конецким по поводу культуры сопок. «Сопки — это новация, связанная с верхушкой общества, находящегося на высшей, предгосударственной стадии первобытности. При попытках связать их с высокими курганами лесной полосы предшествующей эпохи, будь то литовские, верхнеокские или даже наиболее близкие территориально оставленные финно-угорским населением большие курганы V—VII вв. на востоке Новгородской земли, следует иметь в виду, что вышеназванные древности оставлены группами населения, безусловно находящегося на более низкой стадии экономического и социального развития, чем носители культуры сопок. Поэтому параллели сопкам следует искать в обществах синстадиальных. Вендельская культура Швеции вполне удовлетворяет этим условиям»[146].

Интересно, что само название вендельской культуры связано с названием населенного пункта Вендель в Южной Швеции и ассоциируется как с кельтским, так и славянским племенем венеды. Необходимо отметить, что сама вендельская культура Швеции имеет кельтские корни и, скорее всего, была создана выходцами с Британских островов в VI веке для обеспечения развития торговых путей с Византией и Арабским Востоком. В этом контексте следует говорить о наличии в Новгородской земле не скандинавского компонента в этническом и культурном отношении, а о кельтском. Именно русы, занимавшие в среде славян доминирующее положение, изначально были кельтами, носителями культуры сопок[147].

«Ладожские сопки, ставшие местами захоронения новых социальных групп древнерусского общества, дали начало традиции возведения на Руси дружинных курганов типа гнездовских, черниговских или седневских, на что указывал еще А.А. Спицын. Они же, как престижные памятники и сакральные объекты были восприняты сельской общинной верхушкой славянского общества»[148]. Вместе с тем говорить о скандинавском происхождении этих сопок не приходится. Они имеют, скорее всего, южнобалтийское происхождение с привнесением местных элементов (рис. 36).

Таким образом, можно констатировать, что именно Ладога была одной из первых колоний или поселений, основанных как ключевой торговый пункт на пути «из варяг в греки» и в Арабский Восток. Колонией с изначально интернациональным населением, куда входили и балтийские славяне. Именно в Ладоге, являвшейся столицей конфедерации пяти племен, сначала обосновался и князь Рюрик. Но к ней мы вернемся позже.

Одно из самых ранних славянских городищ на Волхове, контролировавшим путь «из варяг в греки», согласно последним археологическим открытиям, сделанным экспедицией под руководством Е.А. Рябинина, — это торгово-ремесленное поселение, построенное на мысу, образованным впадением р. Любши в Волхов, которое датируется концом VII — началом VIII века. Это городище было основано славянами на месте финского дерево-земляного укрепления. Новопришельцы создали уникальную для Восточной и Северной Европы каменно-земляную крепость, в традициях, характерных для славян Центральной Европы — жителей Подунавья, Великой Моравии и Польши. По заключению Е.А. Рябинина: «Именно выходцы с этих территорий и построили крепость. Любша как ключевой укрепленный пункт на протяжении около двухсот лет держала под контролем стратегический перекресток международных водных магистралей эпохи раннего средневековья: Великий волжский путь из Балтики в Каспийское море и летописный путь "из варяг в греки", соединявший Север с Черным и Средиземным морями»[149].

Так что с запада приходили представители разных западнославянских племен, движимые в том числе и торговыми интересами, стремясь занять ключевые водные пути северо-востока Европы. В это движение славянских народов на восток были вовлечены и представители кельтских, германских и балтских племен. Нельзя забывать и про местные племена. Естественно, что управлять таким разношерстным населением, даже объединенным в союз племен, было довольно трудно.

Интересно, что устройство любшанской крепости почти в точности соответствует описанию галльских крепостей, сделанное Юлием Цезарем: «Все галльские стены обыкновенно бывают такого устройства. На землю кладут во всю длину прямые и цельные бревна параллельно друг другу с промежутком в два фута; они связываются внутри (поперечными балками) и густо покрываются землей; а спереди указанные промежутки плотно заполняются большими камнями. Положив и связав их, на них кладут сверху другой ряд с соблюдением того же расстояния между бревнами; однако бревна (верхнее и нижнее) не приходятся одно на другое, но каждое из них в пределах того же расстояния крепко сдерживается каменной кладкой. Так, рядами, выводится вся постройка, пока стена не достигнет надлежащей высоты. Это сооружение имеет, в общем, довольно приятный и разнообразный вид, вследствие правильного чередования бревен и камней, лежащих рядами по прямым линиям; но кроме того, оно вполне целесообразно в смысле успешной обороны городов, так как от огня защищает камень, а от тарана — деревянная кладка, которую нельзя ни пробить, ни вытащить, ибо она состоит из цельных бревен — обыкновенно в сорок футов длиной — и внутри надлежащим образом связана»[150]. А вот описание конструкции любшанской крепости, сделанное археологом Е. А. Рябининым: «Внутренняя часть ее вала была сооружена из каркасных деревянных конструкций, засыпанных глиной и утрамбованных. На валах стояли внушительные деревянные сооружения. С наружной стороны вал был обнесен подпорной стенкой из колотой известняковой плиты»[151]. Как видите, описание кельтской крепости, сделанное Юлием Цезарем, совпадает с современным археологическим описанием Любшанской крепости (рис. 37—39). Необходимо отметить, что на русском северо-западе практически все древние крепостные сооружения имели такую же, восходящую к кельтским народам, традицию[152].

Казалось бы, не слишком ли большая территория, с которой шла миграция в маленькую крепость на р. Любше? Если учитывать ее необыкновенно важное, стратегическое значение, то нет. Изначальная ориентация этого городища на международную торговлю говорит о том, что, во-первых, путь этот на восток был известен славянам достаточно давно, а во-вторых, славянский мир к этому времени еще не был столь разобщенным, особенно если учесть древние мореходные традиции славян, которые уже в VI веке совершали молниеносные нападения на Византию, именно используя флот. Любша была разрушена в середине IX века, то есть во времена междоусобиц среди северных племен, вызвавшей, в итоге, призвание Рюрика. Интересно, что один из важнейших городов балтийских славян был Любек. Наверняка здесь есть какая-то связь. Возможно, именно выходцы из этого города и основали поселение в месте впадения Любши в Волхов. Не исключено, что городище на Любше было разрушено конкурентами по международной торговле ваграми, из среды которых происходил и сам князь Рюрик. К сожалению, несмотря на то, что открытие Любшанского городища и его раскопок произошло десять лет назад — кроме предварительного сообщения, сделанного археологами Рябининым и Дубашинским, практически не появляется существенных работ на эту тему. Хочется думать, что это не связано с тем, что сенсационное по своей сути открытие сознательно замалчивается, поскольку существенно меняет историю развития этого региона. Не пора ли опубликовать находки из Любшанского городища в более полном объеме, чем это было сделано в альбоме «У истоков Северной Руси» (СПб., 2003).