Читаем без скачивания Вампиры. Антология - Стивен Джонс

— Прошу прощения, — сказала Пенни и ретировалась. Стрекотание голосов отзывалось у нее в голове. Она была настроена на ту же длину волны, что и эти дампиры, не умеющие толком общаться. Это был просто фоновый шум, но многократно усиленный — так, что череп трещал.

В спальне, где она оставила свой плащ, девушка месяца журнала «Playboy» и какой-то рок-н-ролльщик неуклюже пытались изобразить по-дампирски позу «69» — жадно глотая кровь из взрезанных запястий друг у друга. Пенни уже покормилась, и кровь не вызвала у нее никаких эмоций.

С ней попытался завести беседу бродвейский режиссер. Да, «Тихие увертюры» она видела. Нет, вкладывать деньги в «Свини Тодд» она не собирается.

И с чего только они взяли, будто она богата?

Жирный албанец из фильма «Дом животных», с клыками, похожими на заостренные орешки кешью, заявил, будто он настолько продвинулся в вампирском искусстве, что смог даже собрать кубик Рубика. На нем был широкий черный плащ с отстегивающимся капюшоном, надетый прямо поверх мешковатого белья марки «Уай-франт». Глаза его вспыхивали красным с золотом, как глаза кошки в свете автомобильных фар.

У Пенни разболелась голова.

Она вошла в лифт и спустилась вниз, к выходу.

Пока Пенни ловила такси, к ней привязалась ведьма-дракоманка. Это была та самая девушка, которую Джонни назвал Ноктюрной: она стала просто страшилищем, с белоснежными патлами, желтыми глазами и гнилыми зубами.

Это жалкое существо совало ей деньги — ворох скомканных купюр.

— Ну ненаглядная моя, ну всего глоточек, — клянчила она.

Пенни почувствовала тошноту.

Деньги выпали из рук дампирши и улетели в канаву.

— Думаю, тебе лучше пойти домой, дорогая, — посоветовала Пенни.

— Всего глоточек.

Ноктюрна положила руку ей на плечо, сжав с неожиданной силой. Все-таки ей передались некоторые свойства носферату.

— Джонни по-прежнему любит меня, — сообщила она, — просто у него много дел. Понимаешь, у него нет на меня времени. Но мне нужен глоток, один короткий поцелуй, сущий пустяк.

Пенни схватила Ноктюрну за запястье, но освободиться не смогла.

Глаза дампирши имели оттенок яичного желтка с кровавыми крапинками. Изо рта воняло. От ее одежды, некогда модной, теперь же поношенной и ободранной, несло тухлятиной.

Пенни бросила взгляд вдоль улицы: направо, налево. Можно позвать на помощь полицейского или Человека-Паука. Прохожие виднелись, но вдалеке: этого маленького инцидента никто не замечал.

Ноктюрна извлекла из сумочки какой-то предмет. Нож «Стэнли». Когда лезвие коснулось ее щеки, Пенни почувствовала холодок, потом ядовитый укус. Серебряное покрытие. Она задохнулась от боли, а дампирша тем временем присосалась к надрезу.

Пенни попыталась сопротивляться, но свежий чистый драк придал Ноктюрне еще больше сил. Ясно было, что она не остановится, будет резать дальше и пить.

— Вы с ним друзья, — сказала Ноктюрна. Губы ее были красны от крови. — Он не рассердится. Ведь я ему не изменила.

Пенни подумалось, что она это заслужила.

Но как только на Ноктюрну обрушилась багровая лихорадка, Пенни вырвалась из ее рук. Эта тварь порезала ей щеку. Из-за серебра порез не закроется, может даже остаться шрам. У Пенни их и так более чем достаточно, но этот будет на самом видном месте.

Невдалеке стояли люди, они следили за происходящим. Пенни заметила, что глаза у них красные. Тоже дампиры, тоже жаждущие драка, жаждущие ее крови. Она попятилась к двери в вестибюль, проклиная Джонни Попа.

Ноктюрна, пошатываясь, двинулась за нею следом.

Раскидывая дампиров, по улице пронеслось такси. Пенни вскинула руку и помахала. Ноктюрна взвыла и кинулась к ней. Пенни рванула дверь машины и плюхнулась внутрь. Она велела водителю ехать, все равно куда, да поживее.

Ноктюрна и другие с шипением липли к окну, царапая стекло когтями.

Машина набрала скорость и унеслась прочь.

Пенни приняла решение. Возмездие есть возмездие, но она свое получила. Она уедет из этого города. «Фабрика» обойдется и без нее. Энди останется с Джонни: вроде бы они друг друга вполне устраивают.

— Однажды прольется дождь, — сказал водитель, — и смоет грязь с улиц.

Хотела бы она с ним согласиться.

Значение Нико для творчества Уорхола конца 60-х легко переоценить. В конце концов, она была его первым «настоящим» вампиром. Немка, блондинка, с каркающим голосом, она была бледной копией Эди, а значит, и Энди. Обращение Нико Отзак (Nico Otzak) произошло где-то в пятидесятых; в 1965 она приехала в Нью-Йорк вместе со своим похожим на куколку сыном по имени Ари (Ari) и заявилась на «Фабрику».

Весьма отдаленным образом она была связана с самим Дракулой, оказавшись в 1959 году случайной гостьей на том самом последнем вечере в Риме, который завершился окончательной гибелью Короля Вампиров. «Она была загадочной и очень европейской, — говорил Энди, воздерживаясь от любого упоминания слова на букву „в", — настоящая лунная богиня». Казалось, что она, подобно Дракуле, извлекла уже все возможное из Старого Света и двинулась дальше, на поиски «полнокровной страны».

В своей работе под названием «Эди: Американская биография» («Edie: An American Biography», 1982) Джин Стейн (Jean Stein) убедительно опровергает распространенную версию о том, что холодная европейская покойница выжила «тепленькую» американку, заняв ее место. Еще до приезда Нико Эди Седжвик уже готова была обратиться из вампиpa в жертву; ее главная ошибка состоят в том, что она считала себя важной персоной, настоящей звездой, и Энди втайне был уязвлен тем, что она все больше стремится к известности, причем скорее сама по себе, нежели в качестве его двойника. Она уже несколько отошла от «Фабрики» и прибилась к кругу Боба Дилана, привлеченная более серьезными наркотиками и гетеросексуальностью. Она с полным правом обижалась на Энди за то, что некоторый коммерческий успех его фильмов принес выгоду только ему; Энди считал, что она и так уже богата — «наследница», одно из его любимых словечек, — и деньги ей ни к чему, хотя более или менее обеспеченные люди трудились не меньше, а порой и больше, чем она, — и над фильмами, и над шелкотрафаретными работами — за такое же ничтожное вознаграждение. Ответственность за саморазрушение Эди нельзя целиком возложить на Энди и Нико — тусовка Дилана тоже не очень-то помогала, поспособствовав тому, что она перешла от амфетаминов к героину, — но несомненно одно: без Уорхола Эди никогда не стала бы «dead famous»[125] как говорят англичане.

С появлением Нико Энди наконец-то заполучил себе вампира. В подтексте их отношений наверняка подразумевалась возможность — или обещание? — его обращения, но с этим Энди не спешил. Восприняв кровь вампира, он стал бы его потомком и тем самым уступил бы ему центральное место в собственной жизни — условие неприемлемое. Обстоятельства его обращения неизвестны, но произошло оно в результате анонимного пожертвования крови: Уорхол сделал себя — как всегда — своим собственным потомком, сам же себя создав. Кроме того, вряд ли кто захотел бы иметь такую Темную Мать, как Нико: по ночам она брала кровь у Ари, своего собственного чада, и этот вампирический инцест способствовал постепенному разложению, от которого со временем и мать, и сын должны были погибнуть.