Читаем без скачивания Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

По окончании напутствия одна из выпускных прочла благодарственный адрес школе, потом две из остающихся классов прочли приветствие и прощание им — выходящим. Затем — пение стихов; два класса пели по очереди выпускным; в заключение выпускные пропели печально свою прощальную школе и товарищам песню. Нечего и говорить, что слез при всех сих речах и песнях было немало. Стихи пелись сочинения самих же воспитанниц, музыка первых двух пений заимствованная, выпускных — сочинения Иннокентия Кису.

Из пришедших катихизаторов Игнатий Такаку располагает жениться на учительнице ныне в Кёотской нашей школе, Екатерине Яги, двадцатого числа предположено венчание. Дал ему двадцать пять ен на платье и угощение; придется дать не меньше и невесте, которая на днях прибудет. Располагал помочь на бракосочетание другое: давно слышал, что Ефрем Ямазаки, катихизатор в Дзюумондзи, просватал свою дочь, кончившую курс здесь же в нашей школе, но всегда болевшую глазами, за Иоанна Сида, ныне кончившего курс в Катихизаторской школе. Сегодня Сида случайно был у меня; говорю ему:

— Кажется, скоро будет бракосочетание ваше. Когда назначено?

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Да как же? Ведь вы женитесь на дочери Ефрема Ямазаки?

— И не думал. Я располагаю остаться холостым и служить Церкви.

— Но ваша невеста уже идет сюда. Вчера у меня просили позволение поместить ее в Женской школе до свадьбы, и я позволил, не сегодня- завтра она будет здесь.

— Это дело моего отца с отцом ее; я в этом не имею никакого участия и брака не желаю.

Печальное недоразумение! Я велел дать телеграмму Ефрему Ямазаки не вести дочь сюда, если еще не поздно, и тотчас же письмом подробно изъяснить причину. Для бедной девушки было бы очень печально прийти сюда только для того, чтобы получить отказ. Я и не думал, чтобы между христианами были родители, держащиеся старой методы бракосочетания своих детей.

Кавано, язычник, часто бросающий довольно большие суммы в кружку при Соборе, но христианином еще не хотящий сделаться, сегодня принес в Собор для меня два такие большие ящика таких превосходных печений и конфет, что я решительно впервой получаю такой богатый подарок в сем роде; сам, однако, ко мне не заявился, а обещался прийти завтра. Угостил я сими сластями Глеба Михайловича Ванновского и его дочерей с гувернанткой, приезжавших сдать прочтенные книги и взять из библиотеки новеллы для чтения во время каникул, потом призвал двух из кончивших курс воспитанниц и отдал им эти ящики с сластями, такие обильные, что слуга Иван едва мог понести их до школы; у них, в Женской школе, едва тогда начался «симбокквай» с речами и угощениями, и это было им очень кстати.

26 июня/9 июля 1902. Среда.

Самым ранним сегодня явился катихизатор в Мори, Павел Сакума:

— Специальная просьба.

— Какая?

— Примите жену мою в Женскую школу на несколько месяцев изучить церковное пение и церковные порядки.

— Ступайте поговорить с начальницей школы — если она найдет, где поместить вашу жену и примет ее, то я согласен.

Вот что значит не слушаться внушений брать в жены выпускных из нашей Женской школы; катихизаторы женятся, когда почувствуют наклонность к тому, на первых представившихся их взорам в местных Церквах, и потом видят, что жены не достаточны для них по своему образованию и просят подучить их. Не впервой это. Но где же хорошо научиться таким!

О. Симеон Мии явился и удивил своим рассказом о девице из Сеноо, жаждущей монашества. Ей двадцать один год; отец и мать померли и оставили ей значительное состояние; родные принуждают ее выйти замуж, чтобы продолжить свой род, иначе угрожают лишить ее наследства, но она ни на что не обращает внимание: желание ее — исключительно посвятить себя на служение Богу. Ныне живет в Женской школе в Кёото, постоянно просит о. Мии назначить ей какие–нибудь подвиги. Мии заказал ей держать в чистоте храм, служить в школе, помогать его жене по дому — все это она буквально исполняет. Смирение ее находит и другие дела. Например, христиане, выходя из Церкви, находят всегда свои кета расставленными в порядке, думали, слуга делает это — она делает. Положили мы с о. Мии: если она еще год соблюдет это расположение духа, отправить ее в один из русских женских монастырей. Быть может, Господь назначил ее быть насадительницею женского монашества в Японии (Смотри продолжение о ней на странице 664).

Просит о. Мии обвенчать Игнатия Такаку с Катериной Яги, учительницей Женской школы в Кёото, и назначить Такаку катихизатором в Кёото с тем, чтобы его жена продолжала состоять учительницей, ибо без нее трудно обойтись там; Такаку же, в свою очередь, нужен как второй катихизатор в Кёото, ибо оттуда надо заведывать проповедью в Оцу, Мива и Хацимаи. Я посоветовал о. Семену предварительно условиться с Такаку, чтобы не воспротивился его взятию с нынешнего места о. Павел Морита, у которого он состоит.

Говорил о. Мии о Каназава, что там старик Обата достаточно для крещения научил пять человек, ныне окрещенных о. Семеном. Положили мы сделать Обата «ходзё–денкёося», но лично от о. Семена, без огласки этого ныне, ибо Обата не держал экзамена в знании вероучения здесь, в Хонквай; но если и до будущего Собора он приготовит несколько человек к крещению, то о. Мии получит возможность просить Собор об открытом включении его в число «ходзё–денкёося». За труд положить ему ныне пять ен в месяц, живет он бедно, получая помощь на прожитие от своего сына Антония Обата, состоящего помощником катихизатора и получающего от Миссии двенадцать ен в месяц. Был он одним из видных дворян князя Kara и потому у него много хороших по положению знакомых.

Весь этот разговор с о. Семеном Мии был в десятом часу утра; а в пять часов пополудни я прочел два анонимных письма из Кёото, смешивающих о. Мии, его жену, учительниц кёотской Женской школы с грязью, мало с грязью — буквально калом называют жену о. Мии. О. Мии представляют вором, интриганом, лицемером. Пишут, будто он в прошлом году продал один дом из купленных старых миссийских домов за двести пятьдесят ен и деньги взял себе. Жену его называют дряннейшею из женщин; учительниц, особенно Катерину Яги — грубейшими и невежественными, которых следует послать поучиться еще в „ёоциен”. В Женской школе там — грубые нравы, невежественные приемы, не знание никаких приличий. Похваляется несколько тамошний катихизатор Иван Исохиса. Правду говорят про Кёото, что «там мягко стелят, но жестко спать»; все там так мягко, вежливо по наружности, но внутри — гордость и грубость; «может быть они (учительницы) хороши были для Токио, но для Кёото разве таких нужно? Они здесь никуда не годны», — нестерпимо гордыми фразами вроде сих наполнены оба письма. Дело, однако, не останется без должного исследования, и, если чем полезно будет воспользоваться из грубого указания, то воспользуемся.