Читаем без скачивания Золотая кровь 2 - Ляна Зелинская

«Хочу тебя порадовать?» О, Лучезарная, это что ещё значит?!

А птица кетсаль, будто насмехалась над ней и её терзаниями, откровенно наслаждаясь той заботой, которую проявлял сеньор Виго. Эмбер хотелось стиснуть зубы и придушить треклятую птицу. И, идя следом за сеньором Виго, она всеми силами пыталась выстроить защитный кокон ненависти, заставляя себя вспоминать о том, как нашла в сокровищнице шкатулку, и всё то, что семья Агиларов сделал с её отцом. Но стоило сеньору Виго улыбнуться, и его теплота и искренность тут же сбивали с ног, как приливная волна, разрушая все бастионы ненависти, которые она так старательно возводила.

Сеньор Виго вошёл в одну из лавок, где торговали текстильными изделиями, и оглянулся на Эмбер.

− Эй, любезнейший, − обратился он к услужливо раскланявшемуся торговцу, − подбери-ка для моего друга новую одежду.

− Не извольте беспокоиться, сеньор, − торговец расплылся в благодушной улыбке и тут же принялся вываливать на прилавок льняные и хлопковые рубахи, одним цепким взглядом оценив кошелёк покупателя по его внешнему виду.

− Сеньор, прошу вас, не надо! — воскликнула Эмбер, чувствуя, как ей становится дурно.

−Эмерт, перестань. Это, конечно, не мейстер Салазар, но сейчас не до церемоний. А тебе уже пора начать соответствовать статусу моего помощника, − твёрдо ответил сеньор Виго.

− Прошу Вас, сеньор, если мой внешний вид недостаточно хорош, то позвольте, я сам куплю всё из своего жалованья, − произнесла Эмбер, едва управляя голосом. — Это же стоит кучу денег! Я не могу это принять. Вы должны понять, сеньор… Я не хочу быть обузой, ни в коем случае, вы и так слишком добры…

Она, кажется, собрала в кучу все возможные аргументы, и была не только искренней, но и даже попыталась использовать эфир, благо они не на Голубом холме. Но, сеньор Виго был твёрд, как скала, и, прислонившись плечом к стеллажу с тюками тканей, скрестил руки на груди, собираясь наблюдать за перевоплощением своего помощника.

− Вот, посмотрите, − торговец, решивший не упускать шанс, проворно приложил к спине Эмбер рубашку из тёмного хлопка и, проведя по ней ладонью, затараторил, расхваливая свой товар: − Эта будет в самый раз. И вот ежели дорого, то можно и что подешевле, могу и из льна, и из бязи. А можно и так, и так: одну на выход, а вторую для дома. У меня всё есть, и поплин, и бумазея. И шёлк даже! А вот и куртка из парусины, хотя большевата немного, но это самая маленькая, а нет, так могу предложить и пиджак из вельвета. На ощупь просто шиншилловый мех! Потрогайте, какая мягкость! И брюки вот — посмотрите, какая крепкая ткань! — он схватил брюки, и, натянув в руках штанину, дёрнул её в стороны, заставив ткань глухо завибрировать. − Да вы примерьте, у меня тут всё, как в лучших салонах, и зеркало есть, и даже кабинка, не извольте беспокоиться, сеньор!

Торговец приподнял тонкую ситцевую шторку и указал на зеркало в тяжёлой раме с тёмными пятнами облупившейся амальгамы по краям.

Наверное, лицо у Эмбер было слишком растерянным или расстроенным, потому что сеньор Виго бесцеремонно отодвинул рукой торговца, потрясающего брюками и рубашкой, подошёл и положил ей ладони на плечи.

− Послушай, Эмерт… − произнёс он, понизив голос, и в нём появились успокаивающие ноты. — Я понимаю твою деликатность и нежелание быть обязанным. Я сам такой, терпеть этого не могу. Но поверь мне, я не пытаюсь что-то в тебе купить. Деньги — это всего лишь деньги. И хоть и говорят, что за деньги можно купить всё, это не совсем так. На самом деле деньги − это просто бумажки и металл, которые люди наделили могуществом. Но сами по себе, без людей, без их поступков и чувств, они бессмысленны. Но они − зеркало. То, что ты с помощью них делаешь, ты выражаешь в этом себя. Прячешь их в сундук или даёшь бедным, строишь пушки или приюты… Деньги − это средство выразить себя, проявить свои чувства. Это возможность сделать то, чего хочет твоя душа. И у кого-то этих возможностей много, но нет желания что-то делать для других. А у кого-то есть и возможность, и желание. И если я хочу сделать тебе подарок, принять какое-то участие в твоей жизни, сделав её лучше, то это стремление моей души, а не вопрос ценности денег. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю?

Она понимала. Она понимала его даже лучше, чем он сам себя понимал. Ведь она видела настоящие истоки его желания, а он их не осознавал. И от его рук исходило такое тепло, что она просто захлебнулась в нём. Эмбер знала, что такое голод, когда тебе нужны силы, и всё внутри тебя рвётся утолить невыносимую жажду, мучающую каждого эйфайра. И в той или иной степени она привыкла к этому повседневному чувству голода. Но сейчас, в сумраке этой лавки, посреди тюков тканей, тесьмы и кружев, среди рубашек и пиджаков, глядя сеньору Виго в глаза, она впервые испытала противоположное голоду чувство. Когда всё внутри наливается силой, и она переполняет настолько, что кружится голова и кажется, что можно обнять весь мир.

Шаман учил её экономить силы, Джина учила экономить силы, она и сама отточила этот навык до совершенства. Но никто и никогда не объяснял ей, что делать в обратной ситуации.

И когда птица кетсаль раскинула крылья, то они впервые оказались такими огромными, а мир вокруг засиял всеми цветами и красками. Исчез прилавок и ножницы, длинный портняжный метр и тюки тканей, лежавшие на полках, кабинка, зеркало, мотки ниток с тесьмой… Вслед за ними исчезли пронырливый лавочник, стены и крыша, будто их и не было, а мир вокруг раскинулся, огромный и бескрайний. И сумасшедшая лёгкость наполнила тело, заставляя почувствовать себя птицей. Эмбер вдохнула, и этот вдох был таким глубоким, что голова закружилась сильно-сильно, и, чтобы не упасть, она вцепилась рукой в прилавок.

− Бог мой, да тебя же шатает! — воскликнул сеньор Виго, хватая её за локоть. − Ты вообще что-нибудь ел сегодня?

Она только успела выставить другую руку вперёд, чтобы остановить его, и прошептала:

− Ничего, ничего, сеньор. Сейчас пройдёт.

Эмбер зажмурила глаза и снова открыла их, накрывая облаком эфира сеньора Виго, лавку и продавца, застывшего в изумлении. А потом она неимоверным усилием воли погасила ауру, и всё вернулось на свои места: крыша, стены, тюки тканей и лавочник, а ещё Морис