Читаем без скачивания Зов Оз-моры - Андрей Хворостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Офтай сразу же отправился в левый угол избы.
— Завтра рано уплыву на кереметь. За хозяйку останешься, — буркнул старик, ложась на низкие, как принято у мордвы, полати.
Варвара забралась на печь и мгновенно уснула: столько натерпелась за день! Спала она без снов, будто провалившись в чёрное дупло Эчке тума. Проснулась бы, наверное, лишь к обеду, если бы Офтай не разбудил её рано утром, прямо перед отплытием на мольбище.
— Ты, конечно, утомилась вчера, но всё равно поднимайся. У тебя много дел. Печь растопи, в доме уберись, выпусти кур и гусей, приготовь еду. В погреб спустись. Возьми всё, что потребуется. Не забудь там Бохарям-аве [3] куриных перьев положить и помолиться, чтобы у тебя с Денисом были совет да любовь. Когда утомишься, попей с мужем позу. Сколько хочешь, но в разумных пределах, — сказал Офтай и сразу же вышел из избы.
Варвара спрыгнула с печи, выбежала во двор по малой нужде, чуть полюбовалась на перистые облака над рекой, а потом к Денису — как он там.
Муж не спал. Слегка постанывал.
— Нога болит? — спросила она.
— Больше голова, — еле выдавил он из себя.
Варвара выбежала в сени и зачерпнула деревянным ковшом бурую ржаную брагу.
— Вот, — она протянула Денису корец. — Поза хорошо помогает. Очунивайся.
Тот осушил ковш.
— Добрая бражка! А где Акимка? Угостить бы его…
— Я ж тебе всё сказала. Вчера, — хмуро ответила жена.
— Память отшибло.
— В Тона ши он.
— Это где?
— Погиб твой Акимка… а ты вот цел.
Варвара забеспокоилась, не заболел ли Денис, нет ли у него жара, не начнётся ли кашель с ржавой мокротой. Пощупала лоб и порадовалась: холодный! Значит, всего лишь похмелье.
Варвара достала из печи остатки ухи, покормила мужа и поела сама.
— Знаешь хоть, где мы? — спросила она.
— В деревне. У мордвы.
— Хорошо хоть это помнишь.
Варвара радовалась, что впервые за целый год оказалась среди своих людей — говорящих на том же языке, что и она, верящих в тех же богов… И муж был рядом. Настоящий, надёжный, заботливый… Не как Паксяй…
Сидя возле Дениса, она смотрела на него такими глазами, будто он был драгоценностью, которую могут украсть. Вчерашнее предупреждение Офтая взволновало её. Она успокаивала себя, говоря, что не поверила в историю о браке Мины и Ведь-авы. На самом деле поверила — и испугалась потерять мужа.
И вот сейчас, набравшись смелости, она спросила у Дениса:
— Вирь-ава, как она? Хорошо целуется?
Он лишился дара речи. Перед его глазами замелькали синюшные губы Девы леса, её волчьи зубы и полчища насекомых, облепивших её берестяную ногу… Его вырвало в стоящее рядом с лавкой ведро.
«Ой, что ж это такое-то! Что же это я наделала!» — запричитала по-мокшански Варвара, вытерла Денису губы и принесла из сеней ещё браги, себе и ему. Тот выпил весь ковш и злобно посмотрел на жену.
— Ты мне нарочно о ней напомнила, Варя?
— Не помнишь, что значит «варя»? — вспылила она. — Не зови меня так! Сколько раз говорить? Вдруг кто услышит? Смех на всю деревню. Усвой: я Толга!
— Хорошо, Толга. Ты поиздевалась надо мной?
— Нет. Просто дивлюсь. Сегодня тебя тошнит от Вирь-авы, а вчера ты сосал её молоко. Как миленький сосал, аж причмокивал!
— Голодный был. Усталый был…
— Вооот! — печально пропела Варвара. — Вдруг такое снова случится? Оголодаешь, а Вирь-ава накормит. И женишься на Вирь-аве. Боюсь я этого…
— «Женишься»… — в недоумении затряс головой Денис. — Как тебе такое могло в голову прийти?
— А вот могло! — с вызовом ответила Варвара.
Она пересказала мужу свой вчерашний разговор с Офтаем — о ярмарке, о Мине, о Ведь-аве и их сыне, который монашествует на Соловках…
-
[1]Келу (мокш.), Киля (эрз.) — Берёза, героиня мордовских преданий. Белокожая светловолосая девушка, в одиночку зарубившая ногайский отряд.
[2]Пада (мокш.) — женский половой орган.
[3]Бохарям (мокш.) — погреб во дворе. Бохарям-ава — богиня-хранительница погреба.
Глава 13. Морозная муха
Гигантская ледяная муха неслась за Миной, и с её крыльев стекал нестерпимый мороз. Она прилетела с севера вместе со жгучим ветром и снегом, который падал на летнюю траву и нагретую солнцем почву. Он таял, и над землёй поднимался пар.
Похолодало внезапно — сразу же после того, как Мина затянул Оз-мору на вершине потревоженного им кургана. Он уже давно догадался, что эти могильные холмы — маары — были воздвигнуты вовсе не по приказу белого царя Ивана Васильевича, как думала крещёная мордва в бортном селе Вельдеманове[1].
Мина начал искать тайну мааров четыре года назад, сразу же после того, как похоронил жену Пелагею — единственного близкого ему человека. Остальных его родственников задолго до её смерти унесла моровая язва.
Пелагея мучилась от болей в животе и медленно угасала, но от своих друзей Мина не видел ни помощи, ни утешения. Один за другим они начали избегать его. Даже кровный брат Алферий перестал к нему заглядывать. Ведь всем нравятся люди весёлые и хлебосольные, а не угрюмые и замкнутые в себе.
Когда Пелагея умерла, Мине нестерпимо захотелось поговорить с вайме жены. Курганы ему виделись дверьми в загробный мир и, копаясь в них, он ждал, что с минуты на минуты из вырытой ямы вылетит огромная зелёная бабочка и скажет: «Это я, Полё!» Он почти забросил свою кузницу. «Умом тронулся!» — решили односельчане. Самые сердобольные подавали ему, чтоб не умер с голоду.
Месяц за месяцем Мина рылся в маарах, но бабочка так и не вылетала. Он находил лишь бурые кости и черепа, детали конской упряжи, черепки, горшки и украшения, совсем не похожие ни на русские, ни на эрзянские. Встречали ему и покрытые патиной бронзовые ножи, наконечники стрел, серпы… Такими в Вельдеманове уже никто не пользовался.
Тогда-то Мина окончательно понял, что маары насыпали не ратники Ивана Грозного, а какой-то неизвестный народ, живший в глубокой древности, задолго до рождения великого царя. «Не этот ли народ сложил Оз-мору?» — задумался Мина[2].
Русь в те времена переживала смуту, и крещёные нижегородские эрзяне, отбившиеся от власти белого царя, возвращались к старой вере. Как и все односельчане, Мина жил двойной жизнью. Он звался Миной в церкви и Пиняем на керемети, где в дни сельских молений поклонялся эрзянским богам Чам-пазу, Нишке-пазу и Анге-патяй, а заодно и Пресвятой Богородице.
Слушая величественную мелодию и загадочные слова Оз-моры, он хотел проникнуть в её смысл. Что пел давно исчезнувший
