Читаем без скачивания Газета День Литературы # 175 (2011 3) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
в зад Мономаху!
РЯБИНОВЫЕ ИСТИНЫ
Не пристало скитаться
с кистенём при луне.
И не стоит спиваться,
нету истин в вине.
На рябинах алеют кисти
созревающих горьких истин.
Их отведать неймётся.
Попробуй. В высь потянись.
Мир, скрипя, распахнётся
перевёрнутым вниз.
Там на ликах вождей, кумиров
ты увидишь клыки вампиров.
НАТЮРМОРТ
Кто не делал зла
жизнь заставила:
то за Ленина,
то за Сталина.
Чья теперь вина?
Комом катимся.
За войной война.
Скоро ль хватимся?
У Христовых Врат
среди прочего
"сгубит брата брат"
напророчено.
Сторона лежит
невменяема.
Сатана блажит
за хозяина.
От Ростова
до Благовещенска
разворована,
обесчещена.
Ни живого нет,
ни умершего.
Со слезами
кровь перемешана.
ДЫМ ОТЕЧЕСТВА
Как в бреду, как во сне,
в многослёзной стране
под режимом преступным, нервозным
превращается в дым
всё, что было святым,
нерушимым казалось и грозным.
Зря жандармский сапог,
обтоптав мой порог,
триумфально сплясал на Манежной.
Я не стану роптать.
Мне прорехи б слатать
в ожидании манны небесной.
Вон ликующий сброд
злато-цепи куёт,
правит тризну былинной державы.
Мне бы чарку допить,
мне бы песню допеть,
да забыться в объятьях шалавы.
13 апреля в 18.30
Большой зал ЦДЛ
Юбилейный творческий вечер
поэта Валерия ДИКОВА.
Литуратурно-музыкальная композиция по книгам автора.
Всем в подарок сборник стихов “Эрогенная зона”.
Вход свободный.
Ул. Большая Никитская, 53
(м. Баррикадная)
Новелла МАТВЕЕВА ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДОМОХОЗЯЙКИ
ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА
…А ты никак не можешь знать,
Вещей обозревая смуту,
Какую блажь через минуту –
За счастье будешь почитать!
1963
Однажды Зинкин Хахаль – вообще-то – Валера Тунец, – верный друг Зины и добрый малый (но эти прозвища – уж как пристанут!), так вот, однажды он (на день рождения своего племянника) мне книжку "Золотой горшок" подарил. Книжку я прочла с интересом, но потом у Зины спрашиваю:
– Ведь получается, я у несовершеннолетнего его книжку присвоила?
– Да не беспокойся ты, Вест, – отвечала она, – мой – человека не обидит; Васе он подарил такую же. На твой день рождения.
Я уж не стала распутывать эту интригу, вполне удовольствовавшись тем, что смысл её так и остался мне навсегда неясен. А вспомнила я этот случай только, чтобы хоть на миг отвлечься от ахинеи, которая, к сожалению, продолжала со мной твориться.
Читатель, верно, ведь не забыл, как судьба установила меня прямо перед вывеской (которая попала ко мне в комнату вместе с некоторой дверью), и ещё помнит наверно – кто на этой вывеске был нарисован? А нарисован был на ней (к моему глубокому возмущению!) человек, до такой степени нализавшийся, что ему даже пришлось закрепиться на всех четырёх… прежде, чем он согласился позировать художнику. (Непонятно, кстати, где же находился сам художник, если ему удалось схватить так низко расположенную натуру? Значит ли это, что и он тоже… Гм… Разве что натурщик обретался в это время на какой-нибудь возвышенности? Или на пьедестале?)
Сказано: "В одну реку не входят дважды". (А в две – четырежды, – уточнила бы я.) Но за одну ту ночь уже вторично обратилась я, помню, к той новой, мне вдруг навязавшейся, двери, как вроде к единственному, что у меня ещё оставалось – ммм… прочного! (Тем более что к тому времени я отбила об неё все кулаки! Как если бы под видимой её ветхостью скрывалось железо!)
Приходилось признать: посреди сплошного плутовства и неверности, скольжения и оползания, – одна лишь эта – пусть хотя бы и зловредная – дверь с картинкой как-то ещё обнадёживала своей… ну неподвижностью, что ли. Нельзя было не испытывать известного почтения к вещи, которая – одна из всей обстановки – отличалась устойчивым видом! Потому что… (несмотря, – повторяю, – на впечатление, что и она вот-вот рассыплется в пыль) с ней с одной пока ничего – посреди сумбура – не делалось, и оттого мой страх перед ней начинал всё заметнее уступать страху перед всем остальным. А нарисованный человек – так тот казался мне теперь… почти другом!
Не знаю, как насчёт мифологии, а история требует признать: новые ворота подкупали не только странною своей неколебимостью, но ещё и тем, что теперь на них просто приходилось глазеть без отрыва. Просто приходилось! – потому что больше глазеть было некуда. По сторонам же оглядываться я отныне опасалась, дабы не увидеть свою квартиру на каком-нибудь… новом витке её развития! Ещё неизвестно – насколько опасном для самой жизни моей...
"Почти друг" – сказала я о том шаромыжнике? Увы, да! И даже ещё повторю, что в моём усталом и напряжённо-беззащитном уме (от многих страхов – сразу же разучившемся рассуждать) незваный гость обретался теперь… ещё и в виде своеобразного моего покровителя. И несмотря на его легкомысленную позу – почти мецената!
Ах, только бы и он не менялся! Хотя бы только он один – оставался таким, как есть! Я теперь даже мечтала об этом (потому – никогда не знаешь – что будешь почитать за счастье – в следующую минуту)! Не исчезай же! Не подведи же и впредь – о, старыми слабыми красками выполненная картина! Держись взятого курса, – коль скоро ежели тебя одной кроме нет, оказывается, ничего прочного в этой, дышащей предательствами, подлунной!
И (если не считать, что тут я простёрла к вывеске руку, чего делать наверно не следовало) можно было б решить, что от собственной речи я по-своему даже успокаиваюсь. Прихожу в эту … как её? – в себя, кажется.
- 1 -
Но ведь на человека не угодишь (как ты для него ни старайся!). И вдруг…
– Какого тебе рожна здесь требуется? – вскричала я, обращаясь к любезному гостю, когда внезапно мне показалось, что и этот пошевелился бежать. Я даже топнула ногой! (Непозволительная, конечно, замашка для бедной домохозяйки, но как знать? – может быть, у меня в роду принцы были? И теперь, – не впервые за этот вечер, – они потребовали своего?) Любопытно другое. А именно то, что дать пинка вероотступнику захотелось мне именно теперь, когда он и сам сделал, казалось, поползновение к бегству.
К слову сказать, мне и вообще всё время хотелось к нему придираться; то за то, что остался, то – за то, что бежать собрался. (Наверно, это и есть "женская логика"?) Но в тот миг – именно его готовность улизнуть казалась мне почти очевидной и особенно возмутительной. Как?! Уже став для меня (за неимением лучшего) вехой отсчёта, от которой я рассчитывала податься дальше (хотя и не знала – куда), крокодильствующий элемент, кажись, тоже уже смазал пятки? Вот и надейся на эти хвалёные "прочные ценности"! А давно ли я готова была углядеть в безобразнике… чуть ли не всеобщего заокеанского доброго дядюшку?! Пресловутый который. И от которого все ждут наследства. (Как если бы он – предусмотрительно – сам его уже сто раз не пропил!) Я-то не ждала; до наследства ли, когда вообще тащат всякую палубу из-под ног, – едва на одной половице утвердиться одной ногой успеваешь! И вот тут-то благодетель вдруг нахально утрачивает в моих глазах даже этот вот свой отрицательный повседядюшкинский ореол!