Читаем без скачивания Великие посвященные.Очерк эзотеризма религий - Эдуард Шюре

Так думали древние посвященные. Наиболее великие из них и жили, и поступали на основании этих мыслей. Следовательно, истинное посвящение было совсем не мечтой, а чем-то гораздо более значительным, чем обыкновенное научное обучение; это было творческое созидание души ее собственными усилиями, ее раскрытие на высшем космическом плане, ее расцветание в высших условиях бытия.

Постараемся же перенестись во времена Рамзеса, в эпоху Моисея и Орфея, за тысячу триста лет до христианской эры, и попробуем проникнуть в самое сердце египетского посвящения. Покрытые иероглифами памятники, книги Гермеса, иудейские и греческие предания дадут нам возможность оживить его восходящие ступени и составить представление об его высочайших откровениях.

Глава III. Изида. Посвящение. Испытания

Во времена Рамзеса египетская цивилизация достигла вершины своей славы. Фараоны двадцатой династии, ученики и меченосцы святилищ, героически выдерживали борьбу против Вавилона. Египетские стрелки не давали покоя Ливийцам, Бодонам и Нумидийцам и гнали их до самого центра Африки. Флот из четырехсот кораблей преследовал союз схизматиков до самого впадения в Инд. Чтобы лучше противостоять нападению Ассирийцев и их союзников, Рамзесы провели стратегические дороги до самого Ливана и построили цепь крепостей между Магеддо и Каркемиш. Нескончаемые караваны двигались по пустыне из Радазии в Элефантину. Архитектурные работы совершались безостановочно, и для этого были собраны рабочие с трех частей света. Большая зала Карнака, в которой каждая колонна достигала высоты вандомской колонны, была восстановлена; Абидосский храм обогащался чудесами скульптуры, а "царская долина" величественными памятниками. Постройки шли и в Бубасте, и в Луксоре, и в Спеозе Ибсамбуле. В Фивах триумфальный пилон напоминал о взятии Кадеша. В Мемфисе поднимался Рамессеум, окруженный целым лесом обелисков, статуй, гигантских монолитов.{5}

Среди этой лихорадочной деятельности и этой ослепительной жизни не мало чужеземцев, стремившихся к мистериям, приплывали из отдаленной малой Азии или из гористой Фракии в Египет, привлеченные славой его храмов. Высаживаясь в Мемфисе, они бывали потрясены развертывавшейся перед ними картиной: памятники, всевозможные зрелища, народные празднества, все производило на прибывших впечатление изобилия и величия. После церемонии царского посвящения, происходившего в тайниках святилища, они видели, как фараон выходил из храма к народу, как он перед несметной народной толпой поднимался на большой щит, несомый двенадцатью носителями опахал из числа его телохранителей. Впереди двенадцать молодых жрецов несли на подушках, вышитых золотом, царские знаки: царский скипетр с головою овна, меч, лук и булаву. Позади следовали двор и жреческие коллегии, сопровождаемые посвященными в великие и малые мистерии. Первосвященники носили белую тиару и их нагрудник сверкал и переливался символическими драгоценными камнями. Сановники двора несли знаки Агнца, Овна, Льва, Лилии и Пчелы, подвешенные на массивных цепях художественной работы. Различные корпорации с своими эмблемами и развернутыми знаменами замыкали шествие.{6}

По ночам великолепно расцвеченные барки скользили по искусственным озерам, и на них помещались царские оркестры, посреди которых виднелись — в позах священного танца танцовщицы и играющие на теорбах (лютнях).

Но не этого подавляющего великолепия искал пришлый чужеземец. Жажда проникнуть в тайны вещей — вот что привлекало его в Египет. Ему было известно, что в его святилищах жили маги, иерофанты, владеющие божественной наукой. Его влекло желание приобщиться к тайнам богов. Он слышал от жреца своей страны о Книге Мертвых, об этом таинственном свитке, который клали под голову мумии как священное причастие, и в котором, под символической формой, излагалось потустороннее странствие души, как оно передавалось жрецами Амона-Ра.

Он слушал с жадным вниманием и внутренним трепетом, смешанным с сомнением, рассказы о долгом странствии души после смерти; об ее искупительных страданиях в области палящего огня; об очищении ее астральной оболочки; о ее встрече с дурным кормчим, сидящим в лодке с повернутой назад головой, и с добрым кормчим, смотрящим прямо в лицо; о ее появлении в суд перед сорока двумя земными судьями; о ее оправдании Тотом; и наконец, о ее вступлении в свет Озириса и преображении в его лучах.

Мы можем судить о влиянии этой книги и о том перевороте, который египетское посвящение производило в умах, по следующему отрывку из Книги Мертвых.

"Эта глава была найдена в Гермополисе, написанная голубым на алебастровой плитке, у ног бога Тота (Гермеса), во времена царя Менкары, князем Гастатефом, когда последний путешествовал для проверки храмов. Он отнес камень в храм царей. О, великая тайна! Он перестал видеть, он перестал слышать, когда он прочел эту чистую и святую главу, и он не приближался более ни к одной женщине и не ел более мяса животных и рыб".{7}

Что же было истинного в этих волнующих рассказах, в этих священных образах, позади которых трепетала страшная тайна потустороннего мира? "Изида и Озирис знают о том!" отвечали ему на это. Но кто же были эти боги, о которых жрецы упоминали не иначе, как приложив палец к устам? Чтобы получить на это ответ, чужеземец стучался в двери великого храма Фив или Мемфиса.

Служители вводили его под портик внутреннего двора, огромные колонны которого казались гигантскими лотосами, поддерживающими своею силой и чистотой солнечный Ковчег, храм Озириса. Иерофант подходил к вновь пришедшему. Величие его облика, спокойствие его лица, тайна его непроницаемых глаз, светящихся внутренним светом, производили сильное впечатление на новичка. Взгляд Иерофанта проникал как острие копя. Чужеземец чувствовал себя лицом к лицу с человеком, перед которым невозможно что-либо скрыть.

Жрец Озириса вопрошал пришедшего об его родном городе, об его семье и о том храме, где он получил свои познания. Если после этой короткой, но проникновенной проверки он оказывался недостойным приблизиться к мистериям, молчаливым, но непреклонным жестом ему указывали на дверь.

Если же Иерофант находил в ищущем искреннее искание истины, он предлагал ему следовать за собой. И тогда они проходили через портики, через внутренние дворы, через аллею, высеченную в скале, открытую сверху и окаймленную обелисками и сфинксами, которая вела к небольшому храму, служившему входом в подземные пещеры. Дверь ведущая к ним, была закрыта статуей Изиды в натуральную величину. Богиня изображалась сидящей с закрытой книгой на коленях, в позе глубокого размышления. Лицо ее было закрыто; под статуей виднелась надпись: ни единый смертный не поднимал моего покрывала.

"Вот дверь в тайное святилище", говорил Иерофант. "Посмотри на эти две колонны. Красная представляет восхождение духа к свету Озириса; темная означает его пленение в материи и падение его может окончиться полным уничтожением. Каждый прикасающийся к нашему учению, ставит на ставку свою жизнь. Безумие или смерть, вот что находит здесь слабый или порочный; одни лишь сильные и добрые находят здесь жизнь и бессмертие. Много легкомысленных вошли этой дверью и не вышли живыми из нее. Это — бездна, которая возвращает назад лишь смелых духом. Подумай основательно о том, куда ты направляешься, об опасностях, которые ожидают тебя. И если твое мужество несовершенно, откажись от своего желания. Ибо после того, как эта дверь закроется за тобой, отступление уже невозможно".

Если чужеземец продолжал настаивать, Иерофант отводил его во внешний двор и передавал служителям храма, с которыми он должен был провести неделю, отбывая самые смиренные работы, слушая гимны и производя омовения. При этом он должен был сохранять абсолютное молчание.

Когда наступал вечер испытаний, два неокора{8} или помощника отводили его к двери тайного святилища. Входом служили совершенно темные сени без видимого выхода. С двух сторон этой темной залы чужестранец различал при свете факелов ряд статуй с человеческими телами и с головами животных: львов, быков, хищных птиц и змей, которые, казалось, смотрели на него оскалив зубы. В конце этого темного прохода, через который шли в глубоком молчании, находилась мумия и человеческий скелет в стоячем положении друг против друга. Молчаливым жестом оба неокора указывали вступающему отверстие в стене как раз против него. Это был вход в коридор, настолько низкий, что проникнуть туда можно было только согнувшись и передвигаясь на коленях.

— Ты еще можешь вернуться назад, — произносил один из неокоров. — Дверь святилища еще не заперта. Иначе ты должен продолжать свой путь через это отверстие и уже безвозвратно.

Если вступающий не отступал, ему давали в руку маленькую зажженную лампу. Неокоры удалялись, с шумом закрывая за собою двери святилища.