Читаем без скачивания Большой футбол Господень - Михаил Чулаки

Онисимов тоже не сомневался, что за его гостеприимство ему многократно воздастся. Он сам и организует воздаяние.

– Перекусить чего? – суетился хозяин, ничуть не смущаясь окружающего убожества. – Пост пошёл. Картошки с селедкой? Кому пост, а кому – на небо мост, – засмеялся нищий. – Пост – тоже дело выгодное.

– Давай, что Бог пошлет, – милостиво кивнул Денис. – Супруги.

Кроме вареной картошки с маслом хозяин выставил и бутылку. Бутылочное стекло было столь же мутным, как и оконное.

– В ней, матушке, скоромы нет, – предвкушая удовольствие щербато улыбнулся Онисимов. Зуб ему выбили однажды в споре за место у ворот храма. – Лекарство для души.

– Спятил ты: сивуху подливать Светлому Отроку! – всплеснулась первозванная Нина.

– Воды принесите, – приказал Денис.

Первозванные Нина с Наташей, толкаясь, побежали за водой.

Денис торжественно разлил воду по вымытым поспешно стаканам.

– Вам, сестры, сладкое вино. Тебе, гостеприимец, горькое вино. Мне – святая вода из ключа афонского.

Пригубив, первозванные Нина с Наташей закивали:

– Вино! Чудо! Вино! В Кане Галилейской! Чудо! Вино!

Онисимов сначала потряс зачем-то стакан, попробовал – в его стакане плескалась обыкновенная вода. Но взглянув ещё раз на богомолок, возводящих очи горе, он эффектно упал на колени, блеснув лысиной:

– Чудотворец! Милостивец! Теперь зальемся бесплатной родимой!

Денис с наслаждением пил чистейшую воду.

– Так же и Христос преобразил воду в вино. Потому что Аз есмь второй Сын Божий.

– Второе пришествие! – и первозванная Нина рухнула в счастливом беспамятстве.

– Дожили до второго! – рухнула и Наталья.

– Второе пришествие, – повторил и Онисимов.

Гость-то его – высоко берет. Впрочем, Сынов Божиих сейчас много гуляет по Руси, да и по всему миру, так что меньшие ставки уже и не котируются, Ещё предстоит конкуренция среди прочих Вторых Пришественников. Но все равно – дело почти верное, если правильно взяться. А эти кликуши хорошо поддержат коммерцию. Искренне, что самое ценное. Никакая искусная игра не заменит неподдельную искренность.

– Чудо – оно чудо и есть, – заявил он веско. – А мы все свидетельствуем.

– Свидетельствуем! – подхватили Нина с Натальей.

Господствующее Божество, конечно же, в такие фокусы не вмешивается никогда. Да и несолидно Ему было бы размениваться: мелкие чудеса люди всегда творят сами. По вере воздается им: если верят, что в стакане вино – опьянеют от чистой воды; если верят последнему знахарю – излечатся от половины болезней. Воображение оказывается ярче, чем прямые ощущения.

Подлинное чудо Оно сотворило, когда преобразовало Хаос в Космос. Это не то, что претворять воду в вино! Но интересно то, что Оно Само не знает, как Ему это удалось. Механизм неизвестен. Земной фокусник, доставая кролика из пустой шляпы, отлично знает, как он это делает, а Оно сказало Слово – и выяснилось, что дальше всё сделалось само собой. До сих пор Господствующее Божество не задумывалось на эту тему – получилось – и хорошо, но теперь отсутствие механизма начало Его беспокоить. Сохранило ли Его Слово прежнее всемогущество?! Может ли, например, Оно новым Своим Словом вернуть Хаос на место?!

И невозможно было провести предварительное испытание, не в пример земным физикам, которые поставили множество опытов прежде чем взорвать атомную бомбу например. Правда, земные физики и рисковали больше: если бы, например, цепная реакция пошла бы дальше и дальше, разнеся в пыль всю планету, виновные физики погибли бы вместе со всеми, а Оно, уничтожив Космос, осталось бы целым и невредимым – ну просто прекратилась бы большая вселенская игра и пришлось бы начинать сначала. Если бы получилось во второй раз.

Вот именно: если бы получилось. Когда нет механизма, нет и уверенности, что новое Слово сработает так же победоносно, как прежнее.

Хорошо было прежде, пока Оно не задумалось. Спокойно. А завелся самоанализ – и прощай безмятежный покой.

Когда Денис не вернулся к вечеру, родители его заволновались.

– Это всё ты! – сразу нашла виновника Людмила Васильевна. – Мальчик раскрыл душу, а ты его оттолкнул.

– Но если мальчик несет дикую ересь, не могу же я поддакивать, – рассудительно возразил Игнатий Игнатьевич.

– Можно было поговорить спокойнее, обсудить. И больше любить. Нехристь – он нехристь и есть. Тебе не понять, что такое любовь.

Людмила Васильевна уверена, что уж она-то знает, что такое любовь – в высшем смысле, разумеется, а не в порнографическом.

– Объявлять себя Сыном Божиим – тоже не по-христиански.

Смирения не чувствуется. Да Сын Божий уже был, то есть был, есть, и будет – вакансия занята.

Свысока прозвучало «вакансия» – слово из прежней жизни, когда молодой Игнат относился ко всякой поповщине с обычной интеллигентской иронией. И Людмила Васильевна очень это почувствовала:

– Нехристь был, нехристем и остался. Занято, вишь! А Второе Пришествие?! Может и наступило прямо здесь у нас – Второе Пришествие. Вот уж истинно: нет пророка в своем доме!

– С пророками лучше бы подождать. Сейчас таких пророков развелось – как киллеров и дилеров: Виссарион, Дэви, Мун, Мормон… Действительно – свободный рынок.

– Сравнил! Сравнил родного сына, чистую душу с каким-то дешевыми шарлатанами!

– Почему – с дешевыми? С очень даже дорогими: вон они сколько загребают!

Как всегда, Людмила Васильевна не находила доводов против пошлой логики мужа. И слабые синапсы не могли задержать импульсы ярости:

– О ком ты говоришь?! О нашем сыночке или об этих богохульниках?! Пре-кра-ти-ии!

Ещё одно большое истерическое событие.

Денис действительно не вернулся домой – вот в чём правда. Надо было думать, где его искать. Но обсуждать с женой практический вопрос сейчас бесполезно: она не может выйти из монолога словно из лабиринта, в который сама же и зашла.

Пойти в храм, расспросить отца Леонтия? Со своими вещими снами и откровениями Денис мог пойти к отцу духовному. Хотя в прошлый раз отец Леонтий отнесся к таким откровениям скептически. Так что легко мог и не пойти. А куда он пошёл вместо храма? Город большой, много вертепов, много разнообразных сект. Или, не мудрствуя, звонить в милицию?

Но звонить в милицию категорически не хотелось. Там сразу спросят: «А какие у вас отношения в семье? Почему сын захотел уйти из дома?» Деликатности не дождешься. Да и не объяснишь. В милиции поймут, если дома вечная пьянь или, наоборот, сын стал наркоманом. Но не вещие же сны дежурному пересказывать.

Суетное свойство всех этих планетян – подвижность. Господствующее Божество пребывает в неподвижности, потому что Оно обнимает собой всю Вселенную, двинуться Ему просто некуда. И потому никогда Оно не узнает, что это значит – двигаться. Существа ползают по Нему, словно мелкие насекомые по сонному слону, а Оно покоится в Себе Самом – подобное воде в наполненной до краев ванне. Только ванная эта – без берегов.

Подвижность свойственна существам в смысле не только физиологическом – такая подвижность планетянам необходима, Оно Само так их и устроило. Но удивительна беспрестанная охота к перемене мест. Живут они, кормятся в одном месте – но им этого мало, им охота сбегать посмотреть, как живут и кормятся в других местах их сородичи. Всякий туризм – замаскированная зависть: проверить хочется, а не кормят ли по-соседству гораздо лучше?! Такие чувства Оно не одобряет. Господствующее Божество, Слава Ему Самому, двинуться никуда просто не может. Но что важнее – не хочет! Страшно было бы и подумать, если бы Ему нужно было бы куда-нибудь двинуться.

Если бы существовали, например, параллельные вселенные, куда нужно было бы периодически заглядывать с инспекциями – Оно бы их просто сократило, чтобы не рассеивалось внимание! Так удобно, что весь мир заключен в Нем и никуда не надо двигаться: вечное знание, вечное наблюдение соединились с вечным покоем. И если даже решится Оно когда-нибудь разделиться – помещаться Вдвоем Им придётся в одной и той же общей бесконечности – других нет и не нужно!

Клава услышала про большой взрыв на рынке во Владике, и сразу подумала почему-то, что там был Муса. Что-то в нем чувствовалось накануне – напряженное. И кругом – казалось, все всё знают, но не говорят с нею об этом. Между собой – наверное, обсуждают: стали ещё больше гомонить на своем диком наречии.

В пределах селения она ходила свободно, все знали ее, многие при встрече улыбались и приветствовали:

– Русский доктор – хорошо.

Дома ей никогда не говорили столько хороших слов. И помыслить она не могла – назваться доктором. А здесь и не называлась: доверчивые чеченцы сами возвели её из медбратьев – в доктора.

Столько про них говорят, а самое подходящее слово, которое находила Клава: доверчивые. Как дети.