Читаем без скачивания Ярость - Юрий Никитин

– Как работаем, – заявил он с набитым ртом, – так и питаемся.

Глава 12

Кречет сел за крайний угловой стол, к нему, как железные опилки к магниту устремились одинаково улыбающиеся официантки. Салатики тут же убрали, взамен появилось что-то вроде бараньего бока с кашей. Я услышал запах жареного мяса, невольно замедлил шаг. Кречет помахал рукой:

– Виктор Александрович!.. Давайте сюда. Я закажу для вас что-нибудь диетическое.

– Тогда я с вами поменяюсь, – сообщил я. – Это что у вас?.. А, гусь? Я думал, таких огромных не бывает.

Пузырьки вздувались и лопались на коричневой корочке, а когда она лопалась, оттуда вырывались такие пахучие струи, что мой желудок начал прыгать как зверь, кусать за ребра. Я сглотнул слюну, мои глаза не отрывались от гуся:

– Теперь вижу, что в президентстве что-то есть...

Кречет подозвал официантку:

– Вон на тот стол... левее... отнеси кусок сала. Да побольше. Наш министр культуры стесняется своего хохлячества. Даже дома, говорят, сало ест только под одеялом, чтобы не заподозрили в работе на украинскую разведку.

Сидение стула приняло меня умело и опытно, расположив мою задницу так, что сразу стало ясно, какие усилия и какая зарплата потребовалась, чтобы сконструировать такое чудо академической мысли. С белоснежной скатерти в глаза больно стреляли мириадами острых зайчиков хрустальные вазочки, фужеры, пирамиды салфеток стоят как сахарное пирожное, я сразу ощутил себя неуютно, привык есть прямо на кухне, там просто и уютно...

Когда я зажимаюсь, или, как говорят юзеры, зазиповываюсь, то делаю все наоборот: мои руки нагло отодрали толстую, истекающую соком, ногу президентского гуся, мол, у Кречета харя треснет, а страна лишится решительного президента. За дальним столом Коломийцу подали сало, он удивлялся и отпихивал, на него с веселым злорадством указывали пальцами: выдал себя, украинский шпион!

В трех шагах на стене светился экран гигантского телевизора, звук приглушен, и хорошо, иначе гусь в моем желудке превратился бы в камень от злости: один телеведущий брал интервью... у другого телекомментатора. Тот, красиво откинувшись в кресле, долго и пространно рассказывал, как он умеет работать, как готовится к началу дня, какая у него кошка и как он отдыхал... такой смешной случай приключился... нет, давай расскажу вот этот...

Оба называли друг друга уменьшительными именами, не понимая, что тем самым позорят свои телеканалы, ибо как в постели называют друг друга – их личное дело, но перед экраном у них должны быть полные имена.

Кречет перехватил мой взгляд:

– Что, не понимаете, почему говорят не о Билле Гейтсе, а... черт, даже слово не подберу, чтобы назвать этих!.. Увы, о нем тоже на днях слышал. Мол, самый богатый человек Америки!.. Вот что хотят слышать, что запоминают.

Коломиец наконец выяснил, чей заказ ему принесли, вскочил, бросился к нам. Кречет указал ему на свободный стул напротив:

– Садитесь. Сейчас принесут. Степан Бандерович, вы телевизор хоть иногда смотрите?.. Нет? Тогда поглядите. Пора бы убрать этих самовлюбленных идиотов!

– Каких? – спросил Коломиец. – У меня они все скорее энергичные, чем что-то еще. В массмедия самое важное – энергия, напор, нахальство!

– Черт, я думал, что это называется другим словом, а оказывается – журнализм! Для начала убери хотя бы этих, которые решили, что самые главные люди на свете – это они сами. Показывают себя, делают передачи о себе, на заставках уже их поганые рыла, а не президента, скажем, премьера, или еще более важных людей – ученых, изобретателей, музыкантов...

– А-а-а, – понял Коломиец. – Ну, я с этой болезнью бьюсь уже долго. Но как только в руки попадает телекамера, всяк норовит сам втиснуться в поле съемки. Вчера я одного сам... хотя как журналист был хорош. Брал интервью у военного министра, так за пятнадцать минут министра показал в течении... минуты! А все остальное время – себя, любимого, умного, вальяжного, красивого...

Кречет невесело усмехнулся:

– Тогда указ какой-нибудь издай. Не знаю, как сформулируешь, но чтоб знали свое место. А то мне это напоминает время, когда важнее всех были швейцары на входе да бабки-уборщицы.

Я слушал, удивляясь, что этот человек с такой легкостью переходит от важнейших проблем к таким мелочам, которые для страны ничего не значат, а лишь задевают чувства особо совестливой интеллигенции. А Кречет, словно прочитав мои мысли, бросил угрюмо:

– Мы заставим народ узнавать Билла Гейтса по портретам, и наслаждаться жизнью и вкусом академика Петковского, а не какой-нибудь сопливой певички, что сегодня утром запела, а к вечеру ее уже и со сцены согнали. А пока что телевизор хоть не включай...

Я заметил:

– С этим надо быть осторожнее.

– Почему?

– Люди?

– Все мы люди.

– Но одни сморкаются в скатерть, а другие нет. Которые сморкаются, их больше. И всем им интереснее, кто с кем спит из великих, чем их идеи.

Он махнул рукой:

– Да пусть интересуются, раз уж мы еще не совсем люди, но хотя бы действительно о великих! А то сочинителя шлягера, который завтра забудут, знают, а кто изобрел компьютер, кто создал программы к нему, кто перевернул в самом деле мир... не знают, скоты.

– Но других нет, – повторил я с набитым ртом. – Вся планета из этих скотов. А на Венере и Марсе вроде бы нет. Или скоты еще хуже. Так что в рай идти с этими!

– В рай?

– Каждый президент обещает построить рай, – напомнил я.

Коломиец, стремясь показать, что в его хозяйстве не все так жутко, велел принести ему пультик ДУ, прошелся по каналам, но как назло, везде шли игры, игры, игры... Взрослые люди с мозгами младенцев азартно угадывали буквы в слове «мама», состязались у кого длиннее уши, кто больше забыл школьных учителей...

– А что я могу? – огрызнулся Коломиец. – Это когда-то у министра культуры была здесь власть! А теперь массмедики сами власть, да еще какая!.. Они ведь тоже выражают чаяния народа, только посмотрите, сколько идиотов в зале! Я не попустительствую, просто отношусь к этим... ну, как к сексуальным меньшинствам. Все знают, что относиться к ним надо терпимо, это же не преступники, а просто больные люди, но все же каждый брезгливо сторонится таких людей... Так и эти бесчисленные игроки в лотереи, игры в слова, угадай песню, вспомни как звали Александра Пушкина... а что, не всякий вспомнит даже с подсказкой!.. все эти люди – просто слабые больные никчемы. На успех уже не рассчитывают, для этого надо иметь мозги, или хотя бы работать, вот и уповают на удачу. Но хоть играют, а не воруют с ларьков.

Он разгорячился, маска стареющего аристократа растаяла, из-под нее выступило лицо очень неглупого человека. Говорил быстро, двигал руками, помогая речи, совсем как простолюдин, и я подумал, что Кречет не совсем дурак, если сумел как-то выделить этих людей и пригласить именно их на первое знакомство.