Читаем без скачивания Обратная сторона космонавтики - Мэри Роуч

При возвращении на Землю первого американского космического корабля перегрузка составила на 3 д больше, чем планировали ученые. Капсула взлетела на 68 километров выше предполагаемого и приземлилась на 711 километров дальше запланированной точки. Когда через два с половиной часа до места приводнения добрались спасатели, капсула уже наполовину погрузилась в воду (внутри было уже около 360 литров воды). Спасатели открывали люк с большим волнением. Астронавт все же оказался жив! По дороге на базу он не отпускал руку старшего сержанта Эда Дитмера.

Этим астронавтом был трехлетний шимпанзе Хэм (а Дитмер – его дрессировщик). Конечно же, Хэм был не просто пассажиром при первом неудачном приземлении. Он был первым американцем, побывавшим в космосе и вернувшимся оттуда живым. Кроме того, Хэм бросил немного тени на светлый ореол славы астронавтов «Меркурия». Ведь теперь всем стало понятно, что не астронавты управляют кораблем, а корабль астронавтами. Вместе с другим шимпанзе Энос, который вышел на орбиту за три месяца до Джона Гленна, Хэм стал поводом для споров, которые длятся по сегодняшний день, о том, нужны ли астронавты вообще.

8. Один мохнатый шаг для человечества

Малоизвестные факты из жизни Хэма и Эноса

В аэрокосмическом парке им. Джона П. Стэппа можно пораниться обо что угодно. Одиннадцать исторических ракет расположены тут прямо между зарослями колючих пустынных суккулентов. Здесь можно пройтись по усыпанным гравием дорожкам и прочитать на маленьких табличках: «Опунция», «Маленький Джо», «Малиновый Еж». По названиям иногда сложно понять, кто есть кто. Вот, например, «Турецкая головка» – что это: вид кактуса или взрывоопасное оружие? Подобное замешательство можно испытать и в двухстах метрах ниже по склону, у флагштока, который обозначает вход в парк и одновременно в находящийся рядом Музей истории освоения космоса и Зал Славы штата Нью-Мексико. Там рядом с тротуаром есть бронзовая надгробная табличка, на которой написано: «Хэм, первый в мире шимпанзе-астронавт»[42].

Шимпанзе-астронавты долгое время оставались некоей химерой. Люди никак не могли определиться, кто же они в первую очередь – обезьяны или астронавты, подопытные животные или герои нации? Единого мнения не существует до сих пор. Даже на могилку Хэма один поставил корзинку с цветами, а кто-то другой положил пластиковый банан.

И людей нельзя винить в отсутствии единодушия. Заслуги Хэма и Эноса – шимпанзе, который в 1961 году совершил первые в истории Америки пробные суборбитальный (в январе) и орбитальный (в ноябре) полеты, – были не менее славными, чем карьеры Алана Шепарда и Джона Гленна. Шимпанзе и двое астронавтов, которые отправились в космос сразу после них, никогда не тренировались вместе, хотя это было вполне возможно. Ведь они проводили время в одних и тех же барокамерах, испытывали невесомость на борту того же самолета во время параболического полета, тренировались в одной и той же центрифуге и вибростендах, чтобы привыкнуть к шуму, тряске и силе гравитации при запуске ракеты, а в славный день своей жизни прощались с Землей на той же пусковой платформе.

Обязанности по управлению ракетой были одинаково минимальны как для человека, так и для обезьяны. Капсулы «Меркурий», как выразился ветеринар Хэма Бил Бритц, «были не летательными аппаратами, а пулями»: запусти их вверх, дай знак открыть парашюты и проследи, чтобы они спокойно опустились[43]. И о человеке, и о шимпанзе Бритц говорил как об «организме, помещенном на борт». Вся программа «Меркурий» была естественным продолжением исследований на ракетах V-2, «Аэробе» и баллистических полетов. К этому времени ученые уже установили, что в течение пары секунд человек может выжить и без гравитации. Но как насчет часа, дня или недели? «Люди то и дело спрашивают: почему да как? – говорит Бритц о программе с шимпанзе. – Поверьте, мы правда ничего не знали».

Какими могли быть последствия, связанные с полетами в космос? Речь идет не только о невесомости, но и о космическом излучении. (С момента образования Вселенной в ней с огромной скоростью летают высокоэнергичные атомные частицы. Магнитное поле Земли защищает нас от космических лучей, но на орбите эти невидимые частицы могут беспрепятственно проникать в клетки человеческого организма, вызывая их мутацию. Все это настолько серьезно, что астронавтов даже сравнивают с работниками АЭС.)

Точно так же, как Альберты подготовили почву для плодотворной работы астронавтов «Меркурия», Хэм и Шепард сыграли свою незаменимую роль для программы «Джемини». И так было всегда: «Джемини» проложила дорогу для «Аполлона», а шестимесячная работа на космической станции – для невероятно долгого путешествия на Марс. Каждая космическая программа так или иначе вносила свой вклад в развитие науки, но с каждым новым, еще более грандиозным планом освоения космического пространства предыдущие полеты рассматривались главным образом как подготовка к следующему, более долгому и сложному путешествию.

Невесомость, однако, все еще не давала НАСА спокойно спать по ночам. «Это был наш собственный кошмар, – говорил Джон Гленн в 1967 году в интервью «Ассошиэйтед Пресс». – Офтальмологи боялись, что в невесомости глазные яблоки могут изменить свою форму, а это скажется на нашем зрении. Были даже предположения, что мы вообще не сможем ничего видеть». Поэтому в капсуле Гленна на панели управления всегда можно было увидеть уменьшенную копию таблицы для проверки остроты зрения. Гленна заставляли читать строчки с буквами каждые двадцать минут. Кроме таблицы Снелла, на борту имелись также приборы для определения развития астигматизма и способности различать цвета. Раньше, когда я слышала об историческом полете Гленна, я думала: «Интересно, на что был похож первый выход астронавта на орбиту Земли?» Теперь я знаю. На прием у офтальмолога.

Еще одной заботой НАСА было большое ускорение при старте ракеты и при ее возвращении. Если что-то пойдет не так, астронавты должны быть в состоянии дотянуться до панели управления. Но если из-за возросшей в несколько раз тяжести рука весит 30 килограммов вместо обычных 4, сможет ли астронавт просто поднять ее? Именно поэтому Хэм (а позднее и Энос) неделями учились дотягиваться до рычагов управления и нажимать на них в случае надобности. Эта способность также давала ученым возможность проследить динамику когнитивных способностей шимпанзе во время полета. Исследователи хотели убедиться, что отсутствие тяжести и уже открытое радиационное излучение космоса не окажут негативного влияния на время реакции астронавтов.

Но если учесть, что астронавтами «Меркурия» были лучшие военные пилоты, которые уже привыкли к колебаниям и воздушной тряске, то такие опасения не совсем понятны. Конечно, эти мужчины никогда прежде не были в космосе, но они провели достаточно времени у его порога, чтобы мы могли быть спокойны за них. Будучи летчиками-испытателями, они уже не понаслышке знали, какой силы может достигать перегрузка при резком подъеме (во время некоторых полетов они испытывали куда большие перегрузки, чем те, что возникали при запуске «Меркурия»). НАСА было уверено в людях, но не в том, что весь полет пройдет гладко. За два месяца до запуска «Меркурия» система управления ракеты «Редстоун», которая должна была запустить капсулу Шепарда в космос, вдруг начала давать сбои. В последние минуты в аппаратное устройство внесли семь изменений, которые на практике проверить, естественно, не успели. (Впоследствии НАСА, видимо, очень сожалело обо всех этих предосторожностях, ведь в итоге русским удалось опередить американцев и отправить Юрия Гагарина в космос на три недели раньше Алана Шепарда.)

Тот факт, что Хэм первым вышел в космос и вернулся оттуда целым и невредимым, дало повод для сравнения астронавтов, героев нации, с прославленными шимпанзе. «Да, быть вторым после обезьяны – сильный удар по эго», – говорил Бил Бритц. Астронавты наверняка предпочли бы иметь какого-нибудь другого предшественника. Еще до полета Хэма, чтобы проверить сенсоры кабины, в космос была запущена ракета с «манекеном члена экипажа[44]», который мог «дышать», поглощая кислород и выдыхая углекислый газ. Так что те же оскорбительные намеки могли быть сделаны и относительно чучела, макета настоящего человека, который тоже «вышел в космос». Но прессу эта история не интересовала, они предпочитали сравнение с шимпанзе. Когда летали Шепард и Гленн, на корабле уже не висел дозатор с банановыми шариками, но видно было, где он находился раньше. Как сказал Чак Эгер, спортсмен-культурист, «я бы не хотел лететь в ракете, где, прежде чем сесть на стул, нужно смести обезьяньи какашки».

Хотя астронавты жили и тренировались бок о бок с Хэмом, Эносом и их дублерами в знаменитом Ангаре S космического центра им. Кеннеди, Бритц может вспомнить только один-два случая, когда ему удалось переброситься несколькими словами с Шепардом. «Мы не часто пересекались, – говорит и ветеринар Эноса Джерри Файнег. – Они как могли отрицали факт нашего присутствия». Шутки об обезьянах тоже особой популярностью там не пользовались. Бритц рассказал мне историю о том, как возле здания показался фургон с изображением астронавта и шимпанзе, направляющихся к готовой к запуску ракете: «На фургоне были нарисованы траектории полета Алана Шепарда и Хэма. Траектория полета шимпанзе – выше и длиннее». (Из-за сбоев в управлении Хэм действительно взлетел на 68 километров выше положенной траектории.) «Поверьте, многих это действительно взбесило. Через минуту фургон как сквозь землю провалился», – вспоминает Бритц. А директор пусковой платформы «Меркурия» Гвентер Уэндт однажды даже угрожал Шепарду заменить его одним из тех парней, которые готовы работать за бананы. Шепард, как гласит история, бросил за это в Уэндта пепельницей.