Читаем без скачивания Папа, я проснулась! (сборник) - Марианна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне никто не сказал
Ну вот. Когда Антон был маленький, Света искала для него детский сад. То есть детское дошкольное учреждение, как называет детский сад наша соседка, строгая Анталия Владимировна, бывшая сотрудница облоно, которую турнули с работы за то, что она воровала тетрадки в клеточку (она очень любила именно в клеточку), простыни, наволочки и пододеяльники из школьного общежития для спортсменов, посуду из столовых, ах да – еще много денег из бюджета. Чуть не забыла про деньги.
Короче, Света искала своему сыну приличное детское дошкольное учреждение. А там, куда Антон пытался ходить, в одном – его дети покусают, в другом – побьют, а в третьем месте – вообще воспитательница рычит и дергает детей за руку, как Баба-яга, а когда тихий час, сама заваливается среди детей в спальне и храпит, а дети боятся и писаются. И вот Свете посоветовали: сходи к психологу, у ребенка есть проблемы с речью – картавость там или что (собственно, я лично это проблемами и не считаю!), и устрой его в сад для детей с особыми потребностями, или как там – с некоторыми особенностями развития.
И Света устроила своего мальчика туда, в этот сад. С добрыми терпеливыми воспитателями, маленькими группами детей и размеренным ритмом жизни. Антону сад понравился сразу, он там стал посредником в переговорах между воспитателями и детьми, которые или не хотели с воспитателями разговаривать, или не могли.
У Антона там появился Витя-друг. Мальчики всегда были вместе, не разлей вода, много играли, общались, были довольны обществом друг друга, и с воспитателями Витя-друг тоже говорил через Антона.
Потом Антон пошел в первый класс хорошей математической школы, и дороги мальчишек разошлись. Однажды, когда Антону было лет десять, в каком-то вечернем разговоре Антон вдруг посетовал, мол, вот каникулы, а друзья все разъехались, и вспомнил, что лучше друга, чем Витя-друг, в его детстве не было. Света, помня, что Витя-друг был нездоров – у него были начальные признаки олигофрении, – спросила:
– Антош, а как вы общались?
– Нормально, – Антон на полу возился с конструктором, собирал паровоз и не поднял головы.
– А он тебя понимал? – осторожно продолжила Света, оторвавшись от компьютера.
– Да, – буркнул сын.
– А ты его?
– Ну конечно. А как бы мы с ним играли, ну, мам!
– А как вы друг друга понимали?
– Нормально, мам, мы ведь были друзья.
– Антон! – Света резко прокрутилась в кресле и развернулась к сыну всем корпусом. – Но он ведь не слышал и не говорил! Он был глу-хо-не-мой!
– Да? – Антон поднял на маму глаза: – Да? Я не знал. Мне не сказали. – Антон пожал плечами и опять принялся складывать свой паровоз.
Вообще, таких как Антон называют детьми-индиго. Молчаливые, в себе, понимающие, умные, загадочные и совершенно непонятные обычным гражданам, в частности учителям.
Ну вот как понять такой случай?
У Светы дома жила кошка. Прекрасная пушистая ленивая горжетка, любвеобильная как я не знаю. И каждый год в марте, отбегав свое, через какое-то время приносила котят. Котятки были красивые, тоже пушистые. Света помещала в Интернете объявление, котят разбирали. И вот однажды к Свете в дом за котенком пришли двое – папа с семилетней дочкой. Пришли выбирать котенка, предупредили, что хотят кота, то есть мальчика. А Света с Антоном как делали: выносили гроздь котят, спускали их на пол, и тот котенок, который побежит к гостю, тот, получается, и выбрал себе будущую семью.
Папа с девочкой сели в кресла, Антон ушел на балкон за котятами и принес одного, белого, причем кошечку.
– Ну, Антон, ну ты что? – смутилась Света и стала объяснять мужчине, что это бракованный котенок, альбинос, кошечка, причем она не слышит.
А котенок поковылял к девочке, забрался к ней на колени, затем по ее рукам к ней на плечо, свернулся там, прижался мордочкой к девочкиной щеке и затрещал от удовольствия. Девочка разулыбалась и как будто тоже замурлыкала.
А мужчина, к Светиному удивлению, страшно обрадовался:
– Отлично! Очень хорошо! Это очень и очень хорошо!
Мужчина и девочка, счастливые, под одобрительным взглядом Антона уносили бракованного котенка-альбиноса.
– Ничего не понимаю… – Света растерянно глядела им вслед, – котенка взяли. Глухого.
– А что тут непонятного, – ответил Антон, – девочка ведь тоже глухая.
– К-как ты понял?! – спохватилась Света. – Тебе кто-то сказал?
– Мне никто не сказал. Понял, и все.
Такой вот мальчик у Светы.
Я вот думаю, может, необязательно говорить им все, разъяснять, разжевывать, вдалбливать. Может быть, им легче все рассмотреть и понять самим. И не сомневаюсь, что поймут они правильно.
Правда, сетует Света, Антон летать не хочет. Ну это пока. Еще полетит. Полетит!..
Давиду, с сочувствием
После выступления гости подходили ко мне с моими книжками, я благодарно подписывала их, как правило «На счастье» или еще как-нибудь весело и простенько. И подпись у меня корявая, червяком, и смущаюсь я очень, не могу привыкнуть и, дай Бог, долго не привыкну.
И вот я подписывала, подписывала, подписывала, передо мной выкладывали раскрытую книжку, я смотрела в лицо своему читателю, спрашивала имя, потом отдавала книгу. Благодарила, брала следующую книгу. И вдруг поняла, что кто-то давно стоит, книгу придерживает на столе твердым пальцем. И вообще – что-то происходит не так, и повисло странное молчание. Оказалось, уже почти все ушли. Перед столом стояла большая очень красивая дама с недовольным лицом «где я, там скандал», со скривленными капризно губами. Я похолодела и поняла, что, наверное, она из тех, кто пишет на меня пасквили в Сети, ругательные рецензии, прочтя книгу до семнадцатой страницы, и вообще, лучше бы ей жить на планете, где меня нет. Или лучше, наоборот, отправить меня куда подальше.
– Я ващета, – глубоким сочным голосом сквозь зубы начала она, – вэшэ дэвнее пэклэнницэ. (Что означало «Я – ваша давняя поклонница».) И этэ я еще вэших книг не читэлэ (что означало «И это еще я ваших книг не читала»). Тэк, чудь-чудь, в Интэрнэте, – водя ладошками, как морской котик ластами, сказала недовольным тоном дама.
Я сидела и смотрела на нее снизу, как курица, которая не понимает, то ли голову сейчас оторвут, и надо удирать, то ли зерна насыплют в плошку.
– Купила вэшу книгу. Дороговато… Ну все равнэ пэдпишитэ! – командным тоном приказала дама.
– А как вас зовут, кому подписать?
– Подпишите «Давиду».
– Ко-му?
– Это мой муж! Его зовут Давид. Я возьму у него почитэть.
С облегчением я подписала книгу:
«Дорогому Давиду. С глубочайшим уважением».
Хотела написать еще «И с сочувствием», но побоялась. Не посмела.
И опять меня спросил кто-то на бегу, кушала ли я. И хорошо ли мне.
И я остановилась и даже не знала, что ответить, чтобы мне поверили, что мне очень хорошо и я ку-ша-ла!
Света Борта, стоящая рядом, решила меня выручить, указала на меня своей крепкой, закаленной в полетах рукой и подтвердила:
– Она мне говорила! Правда, ей здесь очень хорошо. И она точно кушала. Ей-ей! Она даже перекреститься может.
– Пэрэкрэститься?! Здэсь?! В шаббат?! – подала свой сочный внушительный голос подоспевшая красивая большая дама, моя «дэвняя» поклонница с книжкой для Давида, покачала осуждающе головой и поплыла по направлению к кафе. Кушать…
Вероника
Не знаю, стоит ли мне писать дальше о том, что происходило за эти три дня в Кишиневе. Со знанием дела написать не получится. Потому что я практически ничего не успела, разве только бросила все и пошла слушать Веронику Долину.
Вероника читала свои стихи. И пела свои стихи. И так честно читала и пела, как будто каждого, кто слушал, целовала сухими теплыми губами в макушку. Когда она заканчивала, мне хотелось молчать и чтоб была тишина. Но раздавались аплодисменты, а Вероника поднимала руку с вытянутым указательным пальцем, качая им осудительно:
– Не надо. Не надо аплодировать.
И когда какой-то дяденька из зала, прижав руки к груди, хотел что-то сказать – о своих впечатлениях там, о настроении – словом, поблагодарить, с надрывом и слезой в голосе призвал всех других слушателей присоединиться и стал шептать, мол, присоединяйтесь, присоединяйтесь ко мне, вставайте, Вероника сурово поглядела в зал над сползшими с переносицы круглыми, как у Гарри Поттера, очками и приказала:
– Нееее надо! совещаться! над моим! телом…
Что сказать. Настоящая. Классная. Красивая. Как говорит учитель мой: «Не глупого десятка».
Платье с пуговицами
А еще, еще… Времени не было абсолютно, а вот все равно очень хотелось мне познакомиться с одной таинственной девочкой. С ясным лицом и славной мальчишечьей челкой. Эта молодая женщина пришла ко мне на авторскую конференцию в изумительном платье с огромными, как совиные глаза, пуговицами. И так она меня пленила этими вот пуговицами и своим милым чистым лицом и подростковой этой совсем родной челкой и своим платьем, которое красиво и на приеме, и на пляже, и, как писала Анна Андреевна, на ветру, что я еще подумала – ой, не пропустить бы, потому что из всех моих знакомых только я люблю ходить с такими вот пуговицами, с такой челкой, а другие женщины строят из себя светских дам в локонах и фукают на такие платья и на такие прически.