Читаем без скачивания Карпо Соленик: «Решительно комический талант» - Юрий Владимирович Манн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самым ценным из свидетельств такого рода является отзыв Тараса Шевченко.
20 июля 1857 года Шевченко сделал в своем дневнике следующую запись: «Ильин день. Ильинская ярмарка в Ромни – теперь, кажется, в Полтаве. В 1845 году я случайно видел это знаменитое торжище… Тогда же я в первый раз видел гениального артиста Соленика в роли Чупруна („Москаль-Чаривник“), он показался мне естественнее и изящнее неподражаемого Щепкина»[126].
Память не изменяла Шевченко: в июле 1845 года в составе харьковской труппы Соленик действительно выступал в Ромнах. Благодаря театральному дневнику Андрея Данилова мы можем установить некоторые конкретные подробности того спектакля, на котором присутствовал Шевченко.
В первый раз «Москаль-Чаривник» был дан на роменской ярмарке 12 июля. Вот что записал А. Данилов об этом спектакле: «Роль Тетяны занимала г-жа Ленская. Жаль, что она плохо знает малороссийский язык, но зато наивности и манер крестьянского быта ей не занимать-стать. В этой пьесе все были на своих местах: г. Соленик в роли Чупруна мог бы угодить и на более взыскательную публику; а г. Домбровский писцом полиции (то есть Финтиком. – Ю.М.) и Крабанов лихим солдатом были в полном смысле слова в своей тарелке. Г. Соленик и г-жа Ленская были вызваны»[127].
Через двенадцать дней, 24 июля, состоялось еще одно, последнее представление «Москаля-Чаривника», причем с тем же составом исполнителей, так как в случае каких-либо изменений Данилов делал в своем дневнике дополнительные замечания.
На одном из этих спектаклей и присутствовал Шевченко, которой, странствуя в тот год по Украине, забрел на роменскую ярмарку. Возможно, Шевченко был на обоих спектаклях; во всяком случае, из его дневника совершенно ясно, что он видел Соленика, о котором у него составилось представление как о «гениальном артисте», не один раз.
Благодаря Соленику «Москаль-Чаривник» давался на харьковской сцене по нескольку раз в сезон (что способствовало выработке в этой пьесе, как и в «Льве Гурыче Синичкине», более или менее слаженной игры всего ансамбля), а нередко требовала показа отдельных, наиболее понравившихся ей мест из спектакля. Так, в бенефис Соленика и его жены, состоявшийся 7 января 1844 года, они пропели в дивертисменте две песни из «Москаля-Чаривника»: «Ой чук Тетяна» и «Хоть у мене мужичок з кулачок». «Кто не знает, как неимоверно хорош г. Соленик в роли Чупруна, как мило и забавно поет он эту песню»[128], – писал Рымов.
Один только Андрей Данилов при свойственном ему чрезвычайно строгом отношении к харьковским актерам иронически отозвался о тех «знатоках, которые Соленика поставят выше Щепкина в этой забавной роли». Эта запись была сделана в связи с представлением «Москаля-Чаривника» 2 мая 1845 года, но меньше чем через месяц, 29 мая, тот же А. Данилов об игре Соленика в роли Чупруна отозвался так: «Многие безусловно превозносят Соленика за каждую его роль, хорошо ли, нет ли он ее выполнил. Мы, не разделяя этого слепого пристрастия, скажем, что роль Чупруна им выполняется прекрасно»[129]. Подчеркнутое беспристрастие Данилова повышает значение его похвалы.
И наконец, еще одно сопоставление Соленика и Щепкина в роли Чупруна и даже шире – украинских ролях вообще. В своих воспоминаниях о М.С. Щепкине невестка великого артиста А.В. Щепкина пишет: «Он знаком был с Малороссией, потому что долго был на сцене в Полтаве и в Харькове, и неподражаемо играл малороссов в „Наталке-Полтавке“ и в „Москале-Чаривнике“. В то время никто не мог сравняться с ним в этих пьесах, исключая разве известного тогда в Харькове актера Соленика, который приводил в восхищение самого М.С. Щепкина»[130]. Свидетельство тем более ценное, что оно восходит, несомненно, к отзыву самого Щепкина. Так в споре о творческом соперничестве двух исполнителей роли Чупруна прозвучал голос великого артиста.
Возможно, не лишен значения в этом споре и следующий небольшой штрих. В отчете о представлениях «Москаля-Чаривника» осенью 1844 года на александринской сцене А. Вольф писал: «Щепкин, долго живший в Малороссии, великолепно выдержал тип простодушно хитрого казака»[131]. В трактовке Щепкиным образа Чупруна отмечен новый оттенок. Не повлияла ли на Щепкина в данном случае солениковская манера исполнения роли? Утверждать это, за недостатком других фактов, мы не можем, но такое предположение не лишено оснований.
Однако различия в исполнении обоими артистами роли Чупруна были, конечно, различиями индивидуальной трактовки образа, но никак не творческого метода, принципиального подхода к «украинской теме». Поэтому глубоко неправ Н. Мизко, который называл Соленика единственным «идеалом малоросского актера» – создателем типа «истинного украинца». Пусть щепкинский Чупрун был проще, «прямее» солениковского, но и ему нельзя было отказать в жизненной убедительности, естественности. Он «точно сейчас прилетел на ковре-самолете из Украины», от него веяло «степью, свежим, здоровым воздухом, с благоуханием полевых цветов и трав»[132], – так воспринимал Щепкина – Чупруна московский, да и не только московский зритель.
Вообще же в ряде других украинских ролей Щепкин давал более сложный психологический рисунок образа и, в частности, умел показать «внутреннюю жизнь», «ум» под «маскою простоты», что Мизко как раз и считал достоинством идеального «малороссийского актера». «Какое удивительное и вместе натуральное разнообразие (которого в других ролях недостает иногда г. Щепкину), – писал рецензент о Щепкине – Пельменко, – как он говорил с помещиком, офицером, с служанкою, один! …А этот дьявольский ум, которому недостает только поприща пошире, – бесподобно! Бесподобно! Слава артисту!»[133]
Соленик и Щепкин были вместе в решении украинской темы, при всех индивидуальных отличиях в трактовке ими того или иного образа[134].
Глава VI. Щепкин и Соленик
Тот, кто может словом обрисовать свой план, считается уже человеком незаурядным. Этой способностью обладают все художники и писатели. Но создать; но родить на свет; но старательно выходить ребенка, всякий вечер укладывать его, напоив молоком, всякое утро обнимать его с неистощимой материнской любовью, обмывать его, грязненького, по сту раз переодевать его в самые красивые платьица, которые он непрестанно рвет; но не отвращаться от судорог этой шальной жизни, а уметь претворить ее