Читаем без скачивания Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Заголи.
Любят они здесь изъясняться недоделанными фразами. Что заголить-то? Ксюшины вкусы я знаю — она любит, когда заголяют, особенно в 6 часов, сверху. Постеснявшись на большее, заголил колено и понял, почему нас одели в безразмерные штаны: чтобы легче было заголяться и сверху и снизу. Пока осеняло, Ангелина вцепилась выше колена холодными и чистыми, как смерть, пальчиками, жёсткими, как клещи, спрашивает строго:
— Что чувствуешь?
Ясно, что! Зачем спрашивать попусту?
— Щёкотно.
Она даже отпрянула, отдёрнув руку, лицо снова стянулось, как рука под резиновой перчаткой. Резко встала со стула, бросила через плечо равнодушной ко всему от недосыпания и мелькания задниц Ксюше — убеждён, что если бы нас выложить в коридоре с голыми задами, она каждого назвала бы по фамилии — :
— На перевязку, — и прямой жердью двинула на Петьку, нацелившего на неё гипсовое орудие.
Мне до них дела нет, — своя даже маленькая болячка всегда дороже любой чужой — только слышу, радует Петьку — может, значит!
— Будем снимать, — и, не подойдя к ёрзавшему в той же надежде Алёшке, чёткими шажками не ушла, а удалилась.
— Не больно-то она нас любит, — делюсь осторожно сугубо личным мнением, чтобы не задеть чужого, противоположного моему. Я вообще ужасно не люблю оказываться на стороне тех, кого меньше. Всё равно, что почувствовать себя с расстёгнутой ширинкой. Раз меньше — значит неправы! Застёгивайся и помалкивай.
— Злющая, стерва! — мягко согласился облагодетельствованный Петька. — Мы для неё всё едино, что враги, заставляем заниматься грязным делом.
— Ушла бы, — осенило меня мгновенно.
— Какой шустрый! — подначил счастливец. — Её и так выперли из районного Управления — всем мозги проела! Да им дай халяву, больше половины шмыганёт.
— Мы им мешаем здесь, — встрял раздражённый Алёшка. — Духа нашего не было бы, если б не платили за койко-место.
И опять меня, умницу, осенило:
— Так можно положить по двое.
Петька захохотал, поддержав рацпредложение:
— Только чтоб не мужика.
— Лопухов, — заглянула Ксюша, прекратив унылый больничный трёп залежавшихся без дела мужиков, — сказано же: на перевязку!
А я и не слышал, чтобы именно мне говорили и когда. Однако с Ксюшей спорить неинтересно и бесполезно: она всё равно на ходу спит.
В знакомой до потемнения в глазах перевязочной всё повторилось, как и прежде, за исключением одного: я не корчился, не гримасничал, мужественно выражая тем полнейшее безразличие к болезненной процедуре и давая понять проце-дурам, что прекрасно обошёлся бы и без них, т. е., без Ангелины. Ксюшу я сразу простил. За что, правда, пока не придумал. Отвернулся к окну и, сжав зубы, молчал, как наш разведчик в ихнем логове, а когда они кончили, сухо поблагодарил коротким гордым наклоном головы, как благодарят киношные гвардейские офицеры дуэльных противников. У меня их двое: Ангелина и колено.
— К тебе чувиха подгребала, — безразлично сообщил Петька, ожидая вызова, — пакет притаранила.
На кровати и впрямь лежал большой бумажный прямоугольник с чем-то твёрдым. «Коробка конфет», — сразу догадался я, — «вместо торта прислали».
— Что за чувиха? — спрашиваю у нервничающего соседа.
— Так, — отвечает сердито, не желая отвлекаться от ожидания, — мошкара в очках. — Подумав, я вспомнил, что самой маленькой, самой затурканной и самой безобидной у нас в партии была чертёжница. Она и вправду носила очки. Скорее всего, её и делегировали добрые товарищи. Посмотрим, что за конфеты. Хорошо бы с ромом. С понятным нетерпением я развернул упакованную в бумагу и заклеенную посылку и обнаружил массивный фолиант машинописных статей по геологии и месторождениям района и региона. Значит, это обязательный Трапер прислал «торт»? Петька, посмотрев, сразу определил назначение фолианта:
— В сортир, на подтирку. Надолго хватит.
Лениво полистав внушительный том, я нисколечко не воодушевился им и небрежно засунул под чахлую плоскую подушку, решив, что так от него будет больше пользы. Боль в колене заметно попритихла, и можно добирать потери ночного сна. Засыпая, решил, что, когда Трапер сломает что-нибудь, я пришлю ему в больницу собрание сочинений Маркса.
Проснулся к обеду и порадовался, что привыкаю к здешнему режиму. Заявился выписывающийся с освобождённой от гипсового ярма рукой, подвешенной по-пиратски на чёрной ленте.
— Выперли, — сообщил радостно и стал лихорадочно засовывать барахло в сетку, опасаясь, наверное, что злючка Ангелина передумает. Собравшись, попрощался с каждым за руку, скафандра шлёпнул по башке и заспешил убраться до обеда. — Будьте! — В дверях приостановился и пообещал поскучневшему Алёшке: — С аванса нарисуюсь, — и счастливого Петьки не стало.
После скучного обеда я снова залёг и, ощутив под подушкой что-то твёрдое, вытащил забытый общественный труд. Зевая, просмотрел все картинки, сделанные на блёклых синьках и кое-где раскрашенные карандашом и тушью. Отвыкший от умственных упражнений мозг сопротивлялся, манил ко сну. И я не стал перечить, и вообще стараюсь всегда чутко прислушиваться к потребностям драгоценного организма и всячески потакать ему, памятуя о том, что и малое препятствие ведёт к нервному срыву. Не зря же придумали, что здоровый дух — в здоровом теле. Скажем, хочется спать — спи, хочется есть — ешь, днём, ночью, когда хочется, не хочешь работать — не работай, не насилуй тело, а с ним и дух, не хочется читать местную галиматью — не читай. Я так и сделал. Упокоив с тем бренное тело и успокоив эфирный дух, я, освобождённый от всего, провалялся до вечерних процедур, а когда стало невмоготу даже мне, закалённому засоне, и тело запросило разминки, выгреб в коридор и помаялся там, заглядывая в чужие отлёжники, где в духоте и вони прозябали такие же бледно-серые обломки как я. Но и эта экскурсия, вследствие однообразных достопримечательностей, скоро надоела, а новых развлечений не предвиделось. Всё одно и то же: втыкания, вливания, завтраки, перевязки, врачи, обеды, послеобеденные дремоты, опять втыкания, опять перевязки, измерения температуры и давления, ужины, бесцельная трепотня, запрещённые карты и не пользующиеся спросом шахматы и шашки и болезненные ночные сны, — всё, способствующее умственному отупению и мозговому параличу. Отчаявшиеся в бессилии хватались за книгу. Схватился и я.
У меня детально разработаны три рациональных способа чтения. Первый — интенсивный, без отрыва от корки до корки. Так я обычно читаю детективы. Второй — ленивый, с перерывами от отвращения или равнодушия к чтиву, без сосредоточенного внимания, когда смотришь в книгу, а видишь фигу. Так я читал учебную литературу в институте. И, наконец, третий способ — самый вредный, самый медленный и самый эффективный, когда продолжаешь читать от злости, что ни черта не петришь, злишься и не можешь оторваться до тех пор, пока не дотумкаешь, о чём наворочено. Так я читал политэкономию. А ещё лекции в последнюю ночь перед экзаменами.
Вообще, чтение — заразная болезнь. Сначала заражение проявляется первым способом, усиливается вторым и принимает хронический характер третьим. Больных легко узнать по исшарканным локтям и задницам и по очкам на сопливом носу. В народе их, жалея, зовут «очкариками» и «очки одел, так и умный» и, обобщённо — «вшивыми интеллигентами», а у интеллигентов — книжными червями. Какая мерзость! Так и представляется: затаился такой где-нибудь в тёмной кладовке, прикрылся очками и жуёт страницу за страницей. Брр! В последний год я, оберегаясь, читаю только столовские меню и «Советский спорт» и то только про футбол. Любимый клуб, естественно, «Спартак», игру которого ни разу не видел. Читая, как их то и дело подковывают противники, у меня здесь, в больнице, родилось на свежую голову смелое рацпредложение: закрыть ноги любимцев, как у Алёшки, гипсом до колен. Попробуй, ударь! Самому дороже.
Первый способ к траперовскому талмуду явно не применим — крыша съедет. Попробовал осваивать не торопясь, статью за статьёй, с перерывами на осмысление, не особенно увлекаясь и не вдаваясь в мелкие занудные подробности. Прочёл одну, взялся за вторую и остановился. Посмотрел на заголовки — каждая об одном и том же месторождении, но по-разному. Кто-то из авторов заливает. Сразу охватил азарт: сейчас, думаю встрёпываясь, выведу на чистую воду и ищу третью статью о том же. Нашёл. Читаю. И ничего не понимаю: о том же, да опять не так, как будто и нет рядом, в одной сшивке двух первых статей. Да и авторов в подлоге не заподозришь — все главные геологи партий. Перечитал с относительным пониманием все три статьи заново и призадумался. То ли я абсолютный дипломированный тупица, в чём признаваться не хочется, то ли уважаемые главные геологи сознательно пудрят чужие мозги. Зло начало разбирать, перехожу к третьему способу чтения и въедаюсь в статьи о других месторождениях. Опять рассказывают об одном и том же, а получается как будто о разном. Одна и та же фактура, а объяснения не похожие. Выпендриваются специалисты! В лидеры метят. Мне от их заумности одна головная боль. Я привык, когда у определённого месторождения один понятный генезис и одни закреплённые характеристики. Мне, геофизику, разнообразие ни к чему. Весь пышу злобой, аж кончики ушей покраснели, раздражение по макушку от неопределённости. А тут ещё, как назло, свет вырубили — 10 часов, пора и на покой ханурикам загипсованным. Больше спишь — меньше ешь, быстрее время идёт.