Читаем без скачивания Трое суток норд-оста - Владимир Рыбин

Где теперь учат мужественности? В школе одни учительницы. В вузах вся цель жизни - отметка в зачетке. В спортивных клубах? Но там сплошь рекордомания, поиски исключительности, что-то вроде выставочных залов для будущих чемпионов... Вот и получается, что едва ли не единственный, поистине массовый институт морального и физического оздоровления армейская служба. Особенно заметно это по санчасти. В первые месяцы молодые солдаты бегают туда чуть ли не ежедневно. На втором году в санчасть не ходят. Куда же деваются болезни, хилость, трепет за свое здоровье?..

В дверь постучали.

- "Тритон" заявил срочный отход, - доложил дежурный, не переступая порога.

- Опасно.

- Разъясняли. Настаивает.

Демин пожал плечами:

- Оформляйте.

Он встал, походил по кабинету, занятый своими мыслями. Потом вышел в коридор и толкнул дверь в соседнюю комнату. Здесь за широким столом, заваленным газетами и журналами, сидел заместитель начальника КПП по политической части подполковник Андреев, торопливо писал. Увидев Демина, привстал, не откладывая ручку: не раз бывало, что начальник заглядывал и выходил, занятый своими думами.

- Что домой не идете? - спросил Андреев.

- Не идется. - Демин стоял, покачиваясь с пяток на носки, высокий, угловатый. - Скажи, комиссар, как думаешь, при коммунизме армия будет?

- Зачем? - засмеялся Андреев, выходя из-за стола.

- Лишние расходы?

- Конечно.

- А сколько сейчас государство тратит на спорт?

- Вот вы о чем, - догадался замполит. - Может, что и будет, но не армия же.

- Ну... почти. Только без школы мужества не обойтись. Захиреют мужики в теплом гнездышке из благ, которые принесет научно-техническая революция.

- Почему они должны захиреть?

- Уже теперь хиреют. У моего соседа лоботряс жениться собрался. Как есть Митрофанушка. Так и заявляет: не хочу в институт, жениться хочу. А ведь рубля в свой жизни не заработал. В колхоз осенью поехал, через два дня вернулся - простыл, видите ли. Глава семьи. Тьфу! Привык, все даром дается, думает, так всю жизнь будет...

- Н-да, больной вопрос.

- Уже теперь больной. Вспомни, и у нас появлялись Митрофанушки. А какими они увольнялись?

- Н-да, любопытно, - улыбнулся Андреев. Его все больше занимал этот разговор.

- А сколько их будет при коммунизме, когда каждому по потребностям?

- Но от каждого по способностям.

- А кто определит эти способности? Он сам? А если он искренне убежден, что не может? Кто-то ведь должен помочь ему поверить в себя, в свои силы?

- Школа, наверное.

- Может, и школа. Только не такая, как теперь. Или какая-либо вторая ступень школы, где будут одни подростки, или юноши, или уже парни. Школа мужества. И будет всеобщая повинность, как сейчас воинская. И непременно должна быть дисциплина, чтобы каждый осознал ее необходимость в жизни. Заставить человека поверить в себя, это и при коммунизме часто будет связано с ломкой характера...

- Любопытно.

- Все атрибуты армии. Только что вместо автоматов, может, пуки со стрелами да гантели, эспандеры всякие...

На столе глухо загудел телефон. Андреев взял трубку, послушал в задумчивости и зажал микрофон рукой.

- Прапорщика Соловьева просят. Из милиции.

- Так позовите.

- Он три часа, как уехал. В милицию...

- Вот тебе и "домой", - сказал Демин.

- Найдется. Не иголка.

- Рабочий в порту на час опоздает - по всему городу ищут, а тут пограничник целых три часа неизвестно где.

Демин повернулся и крикнул в полураскрытую дверь дежурного по КПП.

- Где прапорщик Соловьев?

- В милиции, товарищ полковник. С разрешения товарища подполковника я ему машину давал. - Дежурный аккуратно отогнул рукав, посмотрел на часы. Три часа и семнадцать минут назад.

- Шофера сюда!

Шофер дежурного "газика" рядовой Евстигнеев, важно-медлительный, как все шоферы, смотрел на офицеров наивно-удивленными глазами и вертел в руках какую-то мелкую деталь.

- Вы ездили с прапорщиком Соловьевым?

- Так точно.

- Куда вы его отвезли?

- В милицию, товарищ полковник.

- До самых дверей?

- Никак нет. Он на углу сошел, велел обратно ехать.

Офицеры переглянулись.

- Не верю. Кто другой, только не Соловьев.

- А ну поехали, - сказал Демин и решительно пошел к двери.

Они мчались по ночным улицам, не слыша шума мотора: ветер выл и скрипел во всех щелях, как сотня тормозящих поездов. На набережной, там, где к ней спускался тенистый бульвар, машина остановилась.

- Вот здесь. Он туда пошел, вверх, по правой стороне.

Демин прошел несколько вдоль темных спящих окон и остановился, поняв бесцельность такого поиска. Вернулся в машину, посидел в задумчивости.

- У него тут девушка живет, - сказал Евстигнеев.

- Где?

- На этом бульваре.

- Откуда ты знаешь?

Шофер пожал плечами.

- Может, у Головкина спросить?..

Таможенного инспектора Головкина Демин нашел на "Тритоне" - оформлял отход судна.

- Ясно - у нее, - сказал он, узнав, в чем дело. - От такой девушки я бы тоже не ушел.

Демин покачал головой.

- Ему надо быть на службе.

- Сейчас?

- На этом же "Тритоне". Пришлось других посылать.

- Я с вами, - решительно сказал Головкин.

Через полчаса они гуськом входили в тихий и темный подъезд. Светя фонариком, поднялись по лестнице, позвонили у дверей. Никто не отозвался. Под ногами хрустели осколки стекол. Пахло чистыми половиками и залежалой пылью.

- Фантастика, - сказал Головкин. - Чтобы и Верунчика не было?..

- Кого?

- Веру так зовут, девушку эту. Чтобы она дома не ночевала? Хоть дверь ломай.

- Милицию надо, понятых - длинная история.

- Давайте позвоним директору музея?

- Зачем?

- Может, скажет что? Она там работает...

Разбуженный звонком, директор музея долго кашлял в трубку.

- Это на нее непохоже, - сказал он хрипло. - Может, Корниенко знает? Вчера они весь вечер вдвоем крутились.

Цепочка грозила растянуться до бесконечности. Но пока она не замкнулась в кольцо, по ней следовало идти, ибо другого пути не было.

- Где живет этот Корниенко?

- Не "этот", а "эта", женщина, стало быть. - В трубке снова прерывисто захрипело, и непонятно было, кашляет директор или смеется. Она рядом со мной живет. Приезжайте, я покажу.

Машина проползла по улицам, гудящим как органные трубы, на окраину города, где в голых, еще не загороженных тополями новостройках у моря ветер был особенно силен. Директор вышел сразу, видимо, ждал у окна. Молча втиснулся на заднее сиденье, прижав Головкина грузным телом, по-хозяйски махнул рукой, показывая вдоль улицы. И уже через два квартала похлопал шофера по плечу.

- Погодите, я один, - предложил он, вылезая из машины. - Переполошите людей в фуражках-то.