Читаем без скачивания Воскреснуть и любить - Констанс Йорк

— Вы выглядели бы целомудренно только в том случае, если бы на вас было пальто, застегнутое сверху донизу, и сапоги до колена.

— Но мне ведь не надо выходить на улицу, чтобы попасть в церковь. Стоит только спуститься вниз, и готово! — Она закружилась на месте, и подол платья раздулся, обнажив бедра. Пальцы девушки собрали гриву волос в одну толстую прядь и приподняли ее над шеей.

Он увидел, что Кэрол почти справилась с «молнией». Однако оставалась еще приличная щель, в которой виднелась часть спины. Энтони пересек комнату и взялся за застежку. Кожа девушки была смуглой, гладкой и сверкающей. На ней не осталось и следа синяков. За шесть дней, прошедших после переезда, все видимые повреждения почти исчезли.

Застежка медленно поползла вверх. Ему хотелось прикоснуться к Кэрол, ощутить упругость ее тела, шелковистость кожи. Но он прекрасно знал, чем может кончиться такая вольность. Их договор окажется успешным только в том случае, если близость будет мечтой, а дружба — реальностью.

— Серьезно, Энтони. Я не хочу подводить вас. — Она обернулась к нему лицом. — Я знаю, вы пытаетесь сделать так, чтобы в церковь ходило побольше народу. А люди придут и подумают, чего это ради вам пришло в голову жениться именно на мне.

— Вы действительно верите этому?

Девушка смотрела на Энтони до тех пор, пока легкая улыбка не коснулась ее губ, а глаза не стали цвета синайской бирюзы.

— Ну что ж, большое спасибо.

— Я объявлю о нашем бракосочетании с кафедры.

— Они удивятся, почему это произошло так быстро… Несмотря на мои чары.

— Каждому хочется верить в волшебные сказки и любовь с первого взгляда.

— А вам хочется?

— Чего хочется? — недоуменно переспросил Энтони.

— Хочется верить? Мне нет. Временами я даже не знаю, верю ли в любовь вообще. — Она на мгновение задумалась. — Беру свои слова назад. Я не верю. Но вы уже были женаты. Может быть, ваш брак был одним из миллиона. Любовь с первого взгляда и на всю жизнь.

— Мне нужно кое-что сделать внизу до того, как начнут приходить люди. — Он шагнул к двери.

Кэрол глядела ему вслед. Новоявленный супруг был слишком обеспокоен нарушением молчаливого уговора, в который они вступили, обменявшись брачными клятвами.

— Энтони, — тихонько окликнула она. — Знаете, у вас была своя жизнь, а у меня своя. Если мы собираемся жить вместе, рано или поздно нам придется рассказать друг другу о своем прошлом. Неужели вас ни капли не интересует, кто я такая и откуда взялась?

— Вы не обязаны мне ничего объяснять.

— Иными словами, не задавай лишних вопросов, которые могут нарушить наше дурацкое соглашение? Может, вместо фиктивного брака проще было нанять мне телохранителя или купить рыцарские доспехи? Наверно, эта ноша была бы куда легче.

Он обернулся.

— А вы надеялись, что это будет легко?

— Кажется, я вообще ни о чем не думала. У меня не было на это времени, да и с головой было не все в порядке.

— Мне жаль, что вы раскаиваетесь. Тогда это казалось лучшим выходом из положения. И сейчас кажется.

Она вздохнула.

— Вы можете не отвечать на мои вопросы, преподобный. Кое-какие ответы я знаю и сама. Вы вовсе не такая бездушная кукла, которой изо всех сил хотите казаться. Может, как-нибудь вы все-таки согласитесь немного рассказать о том, кто вы такой? Я знаю, вам это трудно. Но — Бог свидетель — жить со мной тоже не сахар. Вы не считаете, что нам будет легче, если мы получше узнаем друг друга? Тогда наш брак не был бы пустой тратой времени.

Но Энтони вовсе не считал их брак пустой тратой времени. После того как девушка переехала к нему, время понеслось стрелой. Секунды оборачивались минутами прежде, чем он успевал спохватиться. Цвет, вкус и звук вошли в его жизнь, которая раньше казалась серой вереницей дней. Он не хотел думать ни о том, к каким изменениям привел этот фиктивный брак, ни о своей странной реакции на них. Он не был бездушной куклой, изображавшей священника. Все обстояло куда хуже. Намного хуже.

— Кто я такой? — задумчиво спросил он. — Я сам этого не знаю. И даже не знаю, что вам ответить.

— Вы могли бы начать с чего-нибудь попроще. Например, с того, почему приехали сюда. И кем были до приезда.

— Я приехал сюда, потому что тут были люди, которые нуждались в том, что я мог им дать. Те самые люди, которые ждут внизу, пока я открою им дверь.

— Тогда идите. — Кэрол тряхнула волосами. Она собиралась заплести косу, чтобы придать себе более покорный вид, но теперь решила распустить их по плечам. Разгадка шарады, которую представлял собой их брак, не стоила таких жертв. Похоже, и сам Энтони придерживался того же мнения.

Хэкворт не вздыхал, не пожимал плечами, но Кэрол показалось, что в глазах его светится просьба о прощении.

— Спасибо, что вы согласились сегодня пойти со мной, — сказал он.

— Я думаю, это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за помощь.

Приготовления были закончены. Гидеон сыграл бравурную прелюдию, спел хор, прочитали молитву и наконец святой отец сделал важное сообщение. Тут же примерно двадцать пять человек обернулись к новобрачной и одарили ее таким же количеством добрых улыбок.

Когда небольшой переполох закончился, Кэрол села в заднем ряду и посмотрела на человека, стоявшего у алтаря.

Интересно, была ли на свете женщина, которой надоело бы смотреть на Энтони? В нем была загадка, составлявшая львиную долю его обаяния. Женщина могла представить его кем и чем угодно. Наверно, даже его покойная жена терялась в догадках, ибо знала о нем ничуть не больше, чем кто-нибудь другой.

Но за аурой тайны скрывался поразительно притягательный мужчина. Кэрол могла сказать это совершенно беспристрастно. На ее мужа — возможно, первого и последнего — было легко смотреть, но трудно отвести взгляд. В нем не было ничего простого или гладкого. Он был остер и точен. Он был нестерпимо ярким, немигающим пламенем, а его прихожане — бабочками, летевшими на свет его величия и силы. Он говорил, и паства немедленно умолкала. Глаза всех присутствующих смотрели только на него.

Но его обаяние объяснялось не внешней привлекательностью. Может быть, некоторые поначалу и обращали внимание на его мужественно-красивое лицо, широкие плечи и длинные мускулистые ноги, но это впечатление быстро проходило. В Энтони было нечто стихийное, пробивавшееся наружу, несмотря на вежливость и хорошие манеры, и бравшее за душу каждого.

Она не знала, как это назвать. Магнетизм? Харизма? Были слова, смысл которых она понимала — или думала, что понимает. Но сейчас она знала, что эти слова никуда не годятся. Они не говорили главного: этот человек горел в пламени, которое сам же и разжигал, и выходил из него преобразившимся, становясь лучше, чище, благороднее, чем прежде.