Читаем без скачивания День Десантника - Антон Текшин

«Хорошо, хоть ветошью не назвал», — подумал Давыдов и высокомерно заявил:

— Я был просителем во дворце Императора! Мне разрешён пожизненный спуск на эту планету и беспрепятственный подъём с неё. Поэтому повторяю вопрос: кто вы такой? Имперскую канцелярию наверняка заинтересует имя человека, который имеет наглость отменять высочайшие приказы.

Мужчина хлопнул паспортом по ладони. К нему немедленно подтянулись двое бойцов с лучемётами. Эти были значительно моложе, в общевойсковой форме, но без знаков отличий.

— Комиссар Аббани, — представился мужчина, — уполномочен Комитетом Возрождения официально сообщить о нежелательности вашего пребывания на Бар-аххе. Настоятельно рекомендую вернуться на борт своего звездолёта.

— Официально? — поднял бровь Давыдов. — Чтобы ваше сообщение стало официальным, рекомендации Комитета Возрождения должны учитываться при выдаче виз. Но поскольку виза у меня есть, мнение вашего Комитета никого не интересует. Я даже не уверен в его существовании. Пока что я вижу только группу подозрительных мужчин с опасным оружием. Кстати, об оружии. У вас, молодые люди, есть разрешение на ношение лучемётов в общественных местах?

У бойцов разом отвердели лица. Ситуация из разряда «досадное недоразумение» стремительно переходила в категорию «враг у ворот». Давыдов оценил положение противника, как держат оружие, где руки, куда смотрят, как стоят, и перевёл взгляд на пиджак комиссара (застёгнут на все пуговицы, полы ровные, не отвисают). А ещё ремень лучемёта одного из бойцов прихвачен скотчем. «Вот олух! Наряд вне очереди и сто парсек от кухни!»

За спиной слышалось мирное бормотание штатских, пытающихся запихнуть досмотренные таможенником вещи обратно в баул.

— Давыдов Семён, — прочитал Аббани в паспорте. Сверился со своим списком в планшете и продолжил: — Майор КДВ, химбатальон. В отставке. Так это вы во время инцидента применяли химическое оружие против мирного населения?

— Мирное население от вооружённых бандитов различало командование, — ответил Семён. — Я выполнял приказ.

— А мне, представьте, даже приказ не нужен, — с угрозой сказал комиссар.

«Атакую слева, — решил Давыдов. — Оружие у сопровождения под правую руку, как у солдатиков на параде. Развернуть стволы не успеют… Потом скажу, что принял эту гоп-компанию за террористов, защищал гражданских…»

Наверное, что-то изменилось в его лице, потому что Аббани неожиданно протянул паспорт:

— Насколько я понял, вы не изменили своего решения? Мы вызовем вам такси. Полетите к Зелёному Мысу за счёт Комитета. Может, хоть так убедитесь в нашем существовании.

Но Давыдов не поддержал примирительного тона комиссара: вырвал у него из рук документы и решительно оттеснил от стойки пожилую чету. Очередь, качнувшись назад, возмущённо загудела, но Давыдова меньше всего занимало недовольство туристов. Перегнувшись через стойку, он дотянулся до штемпеля таможенника и ударил отметку о въезде на нужной странице паспорта.

— Такси? А то вы не знаете, что к Зелёному Мысу мы бегаем… все наши бегут. Традиция.

— Только не сегодня. — Аббани тяжело вздохнул. Было видно, что он сдерживается из последних сил. — Сегодня никто не бежит. Наш космодром закрыт.

Давыдов выразительно оглянулся на очередь к таможенной стойке.

— Пилот прогулочной яхты сообщил о неисправности, — невозмутимо пояснил Аббани. — Мы не могли им отказать. Круизные лайнеры с ветеранами сели двумя сотнями километров восточнее. Сейчас ваши однополчане едут в комфортабельных автобусах. И если бы вы исполнили приказ сесть в Коморине, ехали бы с ними.

— Это была рекомендация, — уточнил Давыдов. — Если бы я получил приказ садиться в Коморине, я бы приземлился в километре от Зелёного Мыса. Кстати, с отметкой таможни я могу вернуться на катер и перелететь туда на законных основаниях. Зачем мне такси?

Давыдова поразил огонёк удовлетворения в глазах Аббани. «Комиссар действительно хочет, чтобы я летел через пустыню, а не бежал через неё. Что-то новенькое. С каких пор бандиты начали заботиться о здоровье десанта?»

— Может, так и сделаете? — спросил Аббани.

Давыдов бросил ему штемпель:

— Я буду делать то, что сочту нужным.

Комиссар ловко поймал таможенную печать и хотел что-то сказать, но Давыдов уже подхватил вещмешок и прошёл мимо, ощутимо задев плечом правого бойца. Он широко шагал по пустому залу космопорта, каждую секунду ожидая ослепительной вспышки и тени на полу: длинной от самых ног до далёкого выхода. И чтобы боль, а потом забвение. «Ну же! — молил Давыдов. — Сейчас! Прекрасная возможность со всем этим разом покончить. Почему не стреляют? Сколько нужно времени, чтобы снять оружие с предохранителя и вдавить пусковую кнопку в рукоять?»

Автомат услужливо раздвинул створки стеклянных дверей, и Давыдов оказался под бесцветным, придушенным солнцем и пылью небом. Теплом ударило, как из поршневого гнезда при выбросе отработанной гильзы: на лбу сразу выступила испарина.

Давыдов чувствовал сожаление. «Сколько народу полегло, чтобы я выжил. И зачем? Чтобы я зарабатывал, оказывая сомнительные услуги всякому сброду? Прав был комбат, когда, умирая, жалел нас, выживших…»

Он надел чёрные очки и кепку с длинным козырьком, водрузил за спину вещмешок и походным шагом пересёк площадь. Знакомая тропинка пряталась между частыми валунами. Но лабиринт Давыдову был хорошо знаком. Он не мог здесь заблудиться.

Пеший переход к посёлку, который в последние дни войны служил основным эвакопунктом, входил в список традиций ежегодных встреч ветеранов Бар-ахханской компании. В конце концов: что такое сорок километров пересечённой местности под палящим солнцем? — лёгкая разминка перед ужином и отбоем. Причём от ужина следует отказаться, а спать на солдатской подушке «ни пуха ни пера». Ибо ничто так не способствует выполнению боевой задачи, как пустой желудок и предкоматозное остервенение недосыпающего человека…

…Вот только бежать он не собирался.

За ближайшим холмом прятался двухместный флаер-кабриолет с утомлённым ожиданием водителем.

— Вы не спешили, мистер Давыдов, — с упрёком сказал водитель.

— Таможня, мистер Джонсон, — в тон ему ответил Семён. — Таможня всегда непредсказуема, как море в сезон штормов.

Джонсон понимающе кивнул, запустил двигатель и, стремительно набрав скорость, принялся ловко лавировать между холмами. Давыдов от неожиданности крякнул и ухватился рукой за поручень:

— Вы хотели меня напугать?

— Это возможно?

Но Давыдов уже успокоился:

— Может, подниметесь выше?

— Тогда нас увидят на радарах космопорта. Никто не должен сомневаться, что в эти минуты вы потеете от бега. И будете потеть ещё три часа.

— Стартовая легенда устарела. Космопорт отказал в приёме нашим кораблям. Ветеранов везут из Коморина на автобусах.

— И всё-таки я бы предпочёл не отступать от принятого плана.

— Нас всё равно видят с орбиты, — пожал плечами Давыдов.

— Мы не столь богаты, как ваша планета, — сухо сказал Джонсон. — У нас нет спутников слежения за территорией…

Семён поднял руку, останавливая обычные сетования провинциалов на незаслуженное богатство метрополии:

— Давайте просто перейдём к делу.

Джонсон с минуту обиженно сопел, потом неохотно кивнул и бросил десантнику на колени плотный конверт:

— Половина оплаты. Как договаривались. Кредитки первого галактического.

Несколько минут они молчали. Давыдов изучал содержимое пакета, а Джонсон сосредоточился на управлении. Изрезанный причудливым камнем рельеф действительно требовал большого внимания.

Они влетели в огромный каньон, в долине которого по руслу давно пересохшей реки вилась асфальтовая дорога.

Джонсон старательно «прицелился» и приземлился на дорогу. Теперь флаер ехал на колёсах, как обыкновенный автомобиль. Давыдов глянул вперёд, потом обернулся. Его насторожило, что прекрасное четырёхрядное шоссе, тянувшееся по дну извилистого каньона, оказалось совершенно пустым.

— Здесь в основном большегрузный транспорт, — будто прочитав его мысли, пояснил Джонсон. — Легковушки не так берегут топливо и предпочитают воздух.

— Грузовиков я тоже не вижу.

— Воскресенье. Профсоюзы запрещают водителям работать по праздничным и выходным дням. Дорогу запоминать не обязательно, за вас это сделает автопилот. Он высадит вас в двух километрах от Зелёного Мыса. Набросите на машину хамелеон и свободны. Отправлять флаер обратно не нужно. Я потом сам за ним приеду…

— Вы обо мне заботитесь?

— Нет. Я забочусь о себе. Мне важно, чтобы вы сделали работу и через три часа счастливо пребывали в обществе себе подобных, а я в семейном кругу буду наслаждаться ужином и отсутствием долгов… Никто не должен заподозрить, что вы побывали в городе. В багажнике — канистра с водой, опрокинете на себя, и не забудьте хорошенько вываляться в пыли. Чтобы ваши… гхм!.. «коллеги» не сомневались, что у вас за плечами сорок километров пустыни…